Под защитой высших сил

Он хотел еще что-то сказать, но словно поперхнулся. Шарахнул рукой по стене рядом с дверью и с ненавистью посмотрел поверх ее головы. Сейчас это был совсем незнакомый Боря, чужой и ожесточенный, но впервые за все последнее время Насте стало жаль и его, и себя, и всю их так плохо окончившуюся жизнь.

– Ты… ты еще пожалеешь об этом, – жалко пообещал он.

Потом она долго стояла у захлопнувшейся двери, ни о чем не думая и вытирая слезы обеими руками, пока слез не стало так много, что пришлось идти в ванную.

– Что?! – тихо переспросил Иван. Переспросил тихо, а показалось, что рявкнул.

Странно, но на этот раз тетка не испугалась. Она вообще как-то сразу изменилась, теперь ее и теткой-то назвать язык бы не повернулся. Сейчас перед Ларисой и Иваном стояла статная, очень решительная, очень озабоченная и уверенная в себе женщина средних лет. Она как будто стала выше ростом, и платок на плечах совсем не выглядел деревенским, а казался вполне уместным в прохладный осенний вечер. И, что уж совсем странно, кухня с русской печкой, только что казавшаяся Ларисе отличной декорацией к старому советскому фильму о колхозной жизни, тоже мгновенно изменилась и стала вполне современной, уютной, а старинный комод так просто замечательно выглядел, придавая помещению законченный и достойный вид. Лариса с удовольствием купила бы такой же себе на дачу, но подозревала, что это дорого даже при ее немаленькой зарплате.

В женщине отчетливо наблюдалось нечто, указывающее на устоявшуюся привычку к руководству, твердый взгляд, уверенная посадка головы. Мэрия или что-то вроде этого, решила Лариса. Посмотрела повнимательнее и отвела взгляд – ей увиделось в Топилькиной что-то очень похожее на нее саму.

– Боже мой, – взглянув на висящие над комодом часы, встревоженно произнесла хозяйка дачи и повернулась к Ивану: – Уже ночь скоро, куда же она запропастилась!

Потрясающе, не могла не отметить Лариса. Бывшая тетка Клавдия Ивановна Топилькина на Ивана смотрела требовательно и осуждающе, как будто вызвала его искать пропавшую внучку, а он почему-то не ищет, пустые разговоры ведет.

– Давайте по порядку, – зло усмехнулся Иван и покачал головой – преображение Клавдии Ивановны и его поразило, не только Ларису. – Где был ребенок, когда вы видели его в последний раз?

– Во дворе. Девочка бледненькая такая, я ее погулять выпустила. Господи, где же она?

– Когда это было? Во сколько?

– Не помню, – огрызнулась она, опять превращаясь в тетку. Запнулась и продолжила тоном любящей бабушки: – Я готовила ужин. Ребенок бледный, смотреть страшно. Я ее и выпустила погулять. Потом посмотрела в окно – нет ее. Я всю округу обегала. Что вы стоите? Искать надо, а вы…

– Где ужин?

– Что?

– Где ужин, который вы готовили? – показав на пустую плиту, спросил Иван.

– Мы сейчас ужин будем искать? – прищурив глаза, зло поинтересовалась несостоявшаяся бабушка. – Или все-таки ребенка? Посмотрите, темень какая! Ну что вы стоите, ее же найти надо!

Иван опять покачал головой, восхищаясь стоявшей перед ним лицедейкой.

– Где ваш сын?

– Что? Вам что, делать нечего?

– Где ваш сын?

– Уехал.

– Когда и куда?

– В Москву.

Странно, агрессивности в ее голосе прибавилось, но Лариса поняла, что женщина Ивана боится. Боится больше, чем когда была теткой.

– Когда он уехал?

– Днем еще. Когда… девочка была здесь.

Иван выскочил во двор, быстро обошел участок. Женщины за ним едва поспевали.

Участок был ухоженный. Грядки аккуратно вскопаны на зиму, кусты смородины и крыжовника ровно подрезаны. Цветов не было. Лариса представила себе маленькую девочку на голой ноябрьской земле, перепуганную, без игрушек, и впервые за все это время почувствовала страх за чужого ребенка.

– Телефон участкового есть? – Ивану было противно смотреть на Клавдию, и он не смотрел.

– Есть.

– Звоните. Надо обойти поселок, – объяснил он Ларисе, когда Клавдия скрылась в доме. – Нас к себе никто не пустит без участкового.

Находиться в этом дворе было тошно, и они вышли на улицу. Когда ехали сюда, Лариса не разглядела, что улица прекрасно освещена невысокими желтыми фонарями.

– Она не могла далеко уйти, – сказала Лариса, поглядев в обе стороны дороги. – Если только…

– Да, – зло согласился Иван. – Если только.

Много всяких «если» может встретиться пятилетнему ребенку. Например, машина с пьяным водителем.

Тихо скрипнув калиткой, рядом с ними появился мальчишка из соседнего особняка, который недавно наблюдал за ними с крыльца. Он вышел степенно, как взрослый, и вблизи казался очень серьезным в очках и удивительно похожим на Знайку из детской книжки. Следом так же степенно вышла огромная черная собака. Она лениво огляделась и остановилась чуть позади мальчишки. Лариса в породах собак не разбиралась, но почему-то сразу уверилась, что пес очень дорогой. Он впечатлял. Пес был чуть пониже мальчишки, а из-за его ленивых движений Лариса почти замерла от ужаса.

– Привет, – не обращая на собаку никакого внимания, повернулся к мальчишке Иван. – Ты видел здесь девочку? У твоих соседей?

Мальчишка набычился, закусил губу, и стало ясно, что девочку он видел.

– Лен, – открыв дверь в ванную, Игорь вымученно улыбнулся лежавшей в пене жене. – Я отъеду ненадолго. Мне сейчас мужик один позвонил, лекарство для матери достал, я его заберу и ей отвезу.

– Какое лекарство?

– Австрийское. – Игорь достал из кармана бумажку и прочитал название. – Никак запомнить не могу.

– Так, может… – Лена резко села и с надеждой посмотрела на мужа.

– Не может, – отрезал он. – Ей ничто не поможет, и она это знает. А лекарства все… так, для собственного успокоения. Ну ладно, Лен, поехал я.

Он наклонился и ласково погладил ее мокрые волосы.

Одеваясь в прихожей, он неожиданно подумал, в каких разных условиях живут они с Настей. Вся ее квартирка целиком поместилась бы в его гостиной, которой они с Леной почти не пользовались. Только гостей принимали, а гости к ним приходили редко, разве что родственники по большим праздникам. Со всеми остальными они, как это теперь принято, встречались в ресторанах.

Впрочем, сейчас ему не до Насти. Он понимал, что чуда не произойдет, никакие пилюли мать не спасут, и гнал от себя все надежды, но все-таки в глубине души надеялся и злился на себя за это.

К дому, где он жил с тех пор, как мать разъехалась с отчимом, Игорь подъехал, когда совсем стемнело, и снова почему-то вспомнил о Насте, о том, что из всех его родственников у нее, пожалуй, самая плохонькая квартирка.

Поднимаясь на третий этаж пешком, как делал это всегда, когда еще жил с матерью, он думал не о ней, а о Льве. Когда-то, впервые войдя в эту квартиру, Игорь был поражен, никак не ожидал, что она окажется ничуть не хуже той, в которой они жили втроем с отчимом. Пожалуй, даже лучше. По расположению – почти самый центр, толстые стены и высокие потолки. А самое главное – здесь сохранился дух старой Москвы, дореволюционной. С чаепитиями, чтением стихов и фортепьянными вечерами. Этого никак не могло быть, поскольку дом был построен перед самой войной, когда о старой Москве запретили не только говорить, но и думать, и все-таки что-то в этом доме если не примирило его с разводом матери, то, во всяком случае, сгладило неприятную перемену жизни.