Под защитой высших сил

Подул легкий ветерок, шурша последними осенними листьями. Володя поправится, и будем за город выбираться каждые выходные, пообещала себе Лариса, вдыхая прохладный воздух.

– Уже не надо, – процедил Иван, не глядя на Клавдию.

– Она что, у Вани? – догадалась несостоявшаяся бабушка. – Невероятно! Они мне за это ответят!

– Хватит! Не испытывайте мое терпение! Если для вас все обойдется без суда, молитесь на Полину до конца своих дней. – Он повернулся к ней и проговорил совсем тихо: – Сыночек поехал квартиру выторговывать, да?

– Да, – за тетку ответила Лариса. – Не пропадать же жилью. А больше с нее взять нечего, с Полины-то.

– Вы… Вы что, с ума сошли? Вы об этом можете о-очень пожалеть… – процедила сквозь зубы Клавдия.

Иван махнул рукой, чтобы она отвязалась, а Лариса хотела ответить, но промолчала – на крыльце появились Иван и маленькая девочка в красной куртке. Девочка сжимала в руках вязаную шапку и держалась чуть позади мальчика.

Парочка была похожа на детишек из сказок братьев Гримм. Грэтхен и… Как звали мальчика, Лариса не помнила. Лубочная картинка, да и только.

Лубочные картинки ее всегда раздражали.

Вернуть ребенка, и забыть обо всем этом.

Лариса хотела отвернуться, но продолжала смотреть на детей, которые вполне могли быть ее собственными.

Если бы не Ракитин.

– Я тебя узнала. Я узнала твою руку и рукав куртки. – До этой минуты Настя не помнила, что видела руку нападавшего в свете уличного фонаря. Наверное, она и сейчас его не узнала бы, если б не полумрак улицы и страх, который накатывал на нее, когда Анатолий оказывался за ее спиной.

«Нужно отвести ее подальше от ярко освещенного входа в супермаркет. Здесь наверняка висят камеры видеонаблюдения и слишком много случайных прохожих», – подумал он.

– Я очень жалею, Настя, – признался Анатолий. – Ты не бойся, больше я тебя не трону. Сейчас все расскажу, и будем решать, что нам делать.

Она смотрела на него в упор и молчала. Какая-то тетка задела его сумкой на колесиках, и он немного отступил.

Молчать было нельзя, но он словно онемел.

– Я работаю в фирме «Сотус».

– Я знаю, – перебила она. – Это фирма моего дяди. Ни за что не поверю, что он меня… заказал.

– Нет, конечно, – поморщился Анатолий. – Мы зовем его старым хозяином. Там есть еще молодой…

– Ну и что? Это его сын. Ты рассказывай, рассказывай, только быстро.

– Короче… – Он оглянулся, никого рядом не было. – Я убил человека.

Она опять замолчала, и ему стало страшно под ее взглядом, и он постарался отогнать страх.

– Я случайно убил человека. Понимаешь, к нам на фирму, во двор бомжи повадились по ночам пробираться… В общем, я был там однажды ночью, а на меня какой-то бомж пьяный с ножом полез. Я его толкнул… неудачно. Он головой о кирпич шмякнулся. Насмерть. Я с перепугу убежал. Как до утра дожил, не знаю. Я вообще там случайно оказался, у меня машина днем барахлила, хотел посмотреть, в чем дело. У нас тогда охраны не было.

Страх отступил, говорить ему стало легче. Он сделал небольшой шаг назад, и Настя машинально к нему придвинулась.

На самом деле все было не так, конечно. Бомж забрел на территорию, это верно, но так перепугался, увидев Толю, что ему до сих пор было смешно.

Он ударил бомжа просто так, от скуки, от безнаказанности. Бомж вонял, и бить его было противно. И потом, когда он понял, что бомж не дышит, ему стало противно находиться рядом с ним, и позднее, когда Анатолий холодел от страха, боясь, что кто-то мог его видеть, он помнил вонь, исходящую от бомжа.

А вот про то, что едва дожил до утра, сказал чистую правду. Ничего в его жизни не было страшнее той ночи, когда ему все чудилось, что сейчас придут его арестовывать. Бог даст, и не будет.

Тогда к матери пришла подружка. Они пили водку, тихо смеялись за стеной, выходили курить. Ему очень хотелось заснуть, а они мешали. Старались не шуметь и говорить тихо, просто он прислушивался к каждому шороху и мечтал, чтобы подружка эта провалилась сквозь землю, потихоньку матерился и постоянно включал бра, разглядывая костяшки пальцев. Ни синяков, ни ссадин не осталось, невозможно было доказать, что он кого-то ударил, и он успокаивался ненадолго. Он даже начинал дремать, но за стенкой вновь слышался тихий смех, он просыпался, матерился вполголоса и снова рассматривал свои руки.

Потом, когда подружка ушла, а мать наконец выключила свет в своей комнате, он сидел до утра на кухне, изредка выходя курить на лестницу, как недавно мать с подружкой. Даже не сидел – стоял у окна, рассматривая вход в подъезд и замирая, когда издалека доносился шум моторов проезжающих мимо дома машин.

– Короче, тогда все обошлось. Менты поспрашивали, кто из наших ночью на территории был, никого не было, они и отстали. А две недели назад мне позвонил… Заказчик. Там, видишь ли, камера висела, только Заказчик запись уничтожил. То есть не уничтожил, конечно, просто ментам не отдал. И он велел, чтобы я тебя убил. Вот такие дела, Настя. – Анатолий опять чуть отступил, и она придвинулась к нему.

– Кто Заказчик?

– Это я тебе потом скажу. Обязательно его назову, только… чуть позже. Сейчас давай думать, что нам делать.

– И ты готов опять убивать из-за того, что у кого-то есть запись? Ты что, агент КГБ, спецподготовку прошел? Да тебя же поймают обязательно. Если ты тогда защищался, тебе ничего не будет.

– Да-а? – удивился он. – Много ты знаешь случаев, когда за самооборону оправдывают? Нет, я в тюрьму не хочу.

– Так ты туда быстрее попадешь.

– Нет, – покачал он головой и неожиданно улыбнулся. – Не попаду.

Они находились уже у его машины.

Настя не успела заметить, как дернулась его рука. Она ничего не успела понять, согнувшись от дикой, неправдоподобной боли. Она не знала, что бывает такая чудовищная боль.

Он не дал ей согнуться совсем, подхватив под руку. Впихнул ее на заднее сиденье, посмотрел, как она ловит ртом воздух, огляделся – все спокойно. Никто не обращал на него внимания, да и обращать было почти некому, все давно дома, у телевизора.

– Отдыхай пока, – бросил Анатолий скрючившейся Насте. Обошел машину, насвистывая какой-то мотивчик, и уселся на водительское место. – Отдыхай. И без фокусов. Сделаешь все как надо, останешься живой и здоровой.

Боль медленно отпускала. Настя смогла вздохнуть, вытерла левой рукой выступившие слезы и поняла, что правой рукой судорожно сжимает в кармане сердоликового слоника.

Ракитин пришел в себя сразу и вспомнил, как шел вдоль многоподъездного дома со стороны двора. Он только не понял, что находится в собственной машине, один, и по крыше еле слышно барабанит легкий осенний дождь. Голова была налита вязкой тяжестью, рук он совсем не чувствовал, они были связаны за спиной. Он попробовал пошевелиться, с трудом повернулся, пытаясь сесть на сиденье. Понимал, что времени в обрез, но спасительные мысли не спешили прийти в голову, и он словно со стороны наблюдал, как истекают последние минуты его одиночества.