Подарок охотника (рассказы)
Шрифт:
Слабенький ветерок слегка прошелся над головой, раскачал камышовые шишки, тронул острую светло-зеленую листву и шурша побежал по зарослям. В лицо пахнуло прохладным дыханием реки. Еще несколько десятков шагов, и сзади останутся труднопроходимые заросли и невыносимая духота, впереди — купанье и отдых!
Вдруг дядя Шура остановился и поднял руку. Это значило — «Стой! Не шевелись!».
Через некоторое время он жестом подозвал меня к себе.
Я, осторожно ступая, чтобы не чавкать болотной жижей, подошел и... чуть не вскрикнул: в нескольких метрах от нас кончался высокий камыш, дальше, через редкие камышовые просветы, виднелся широкий прогал, похожий на большую лесную
Разбрызгивая далеко в стороны коричневое месиво, кабанята гонялись за своим шустрым собратом, державшим во рту какую-то разодранную птицу. Он, видно, не думал без боя отдавать захваченную добычу. Он недовольно взвизгивал и на бегу успевал поддевать упругим черным пятачком наседавших с боков братцев. Остальные, воинственно повизгивая и беспрерывно вращая своими маленькими хвостиками, преследовали его по пятам.
«Как дети с футбольным мячом», — подумал я. Увлекшиеся борьбой за лакомую добычу, кабанята удалились от бодрствующей мамаши, Она беспокойно заворочалась в своем ложе, передернула ушами и недовольно, громко хрюкнула. Моментально, точно по команде «кругом», кабанята, бросив изодранную птицу, повернули назад. Подбежав к матери, резко остановились.
«Ну и ну! Вот это дисциплина!» — удивился я. И в этот момент грохнул выстрел. Вначале мне показалось, что я ослышался, так это не вязалось с тихой, мирной, почти домашней обстановкой... Я заметил, как вздрогнул дядя Шура. Темное, загорелое лицо его стало совсем черным, широкий шрам на щеке набух, спокойные темно-карие глаза сузились и стали острыми, колючими. Свинью точно подбросила стальная пружина. Она вскочила с кровавой пеной у рта. Жесткая щетина на хребте поднялась дыбом. Длинное рыло уставилось в том направлении, откуда прозвучал выстрел. По грозному виду животного чувствовалось, что оно готово биться с любым врагом насмерть, защищая свое беспомощное потомство. Еще секунда, и раненый зверь ринется в смертельную схватку. Но опять, точно плетью, стегануло подряд два выстрела. Громадное животное, медленно оседая на задние ноги и подминая под себя камыш, вдруг грузно завалилось на бок и рухнуло в коричневую жижу.
Дядя Шура ничего не сказал, только скрипнул зубами. Из камышей, метрах в пятидесяти левее нас, как вор, озираясь по сторонам, вышел невысокий человек. На его плечи был наброшен мешок, из-под которого выглядывал сизоватый вороненый ствол.
— Ты смотри, Филька Корявый! Опять с винтовочным обрезом промышляет, — узнал браконьера дядя Шура и, наклонившись ко мне, тихо прошептал: — На время будешь заблудившимся приезжим. Обойдешь прогал справа и любым способом отвлеки Корявого на себя. Я постараюсь подобраться к нему сзади. Понял?!
Я кивнул головой.
Вдруг опять хлестнул выстрел. Волоча окровавленную заднюю ногу, душераздирающе завизжал поросенок. Корявый, передергивая на ходу затвор, побежал за ним.
— Мало мать загубил, до сирот добрался, — с перекошенным от гнева лицом тихо ругнулся дядя Шура, а потом легонько подтолкнул меня.
— Быстрее поворачивайся. Иначе всех кабанят угробит. Только будь осторожен, этот человек на всякие каверзы способен...
Я все сделал так, как было условлено. Подозрительно посматривая на меня издали, Корявый нехотя стал отвечать на расспросы, а дядя Шура в это время вплотную подполз к нему сзади. И в тот момент, когда Корявый, убедившись, что с моей стороны ему не грозит
опасность, прицелился было в третьего по счету поросенка, дядя Шура вскочил и ладонью снизу вверх стукнул по стволу. Пуля, предназначенная кабаненку, высоко пропела над камышами. Дядя Шура сжал ладонь, рывок — и обрез очутился у него в руках.Корявый вначале опешил от неожиданности, но, узнав дядю Шуру, понял, что попался с поличным. Зашипев змеей и отскочив в сторону, Корявый выхватил из-за голенища широкий охотничий нож...
Я, увязая по колено в грязи, бросился на помощь к дяде Шуре. Но все же опоздал — короткая схватка кончилась...
Около убитой свиньи, понуря голову и тяжело дыша, сидел Корявый. Неподалеку от него из коричневой жижи торчал брошенный во время схватки обрез и окровавленный нож, Дядя Шура, зажав один конец носового платка зубами, правой рукой старался перетянуть себе кисть левой руки.
— Ранены?! — запыхавшись от быстрого бега, тревожно спросил я.
— Да вот этот негодяй чуть ножом не проткнул, — кивнул он в сторону Корявого, — связать пришлось, чтоб не вздумал еще баловать. — И, повернувшись к нему, сказал: — А я-то, старый дурень, человеком тебя считал. Кому поверил на слово! Помнишь, как ты клялся прошлый раз, когда я прихватил тебя с кабанчиком?!
— Не было такого случая, — буркнул Корявый и, с наглой ухмылкой взглянув на дядю Шуру, добавил: — Попробуй докажи!
Я видел, как у дяди Шуры передернулся шрам на щеке и заиграли желваки на скулах, такое, сколько я его помню, было с ним впервые, но он сдержался и только тяжело выдохнул:
— Совсем, видать, ты совесть потерял. Доказал бы я тебе, да руки пачкать не хочется о твою бессовестную подлую душу. Вставай! Пошли, злодей, перед народом будешь отвечать за свои пакости...
Город Мирзачуль, 1939
ИСПОРЧЕННОЕ НАСТРОЕНИЕ
Передо мной выжженная солнцем Голодная степь... Полдень... Невыносимая жара...
Пыльной дорогой плетусь с охоты в затерянный среди громадной степи маленький узбекский кишлак. Около сухих кустарников верблюжьей колючки мертвыми ежами застыли круглые шарики перекати-поля... Рубаха от пота — хоть выжми...
У самого кишлака мне преградила путь отара овец, погоняемая высоким, одетым в полосатый чапан пастухом-узбеком. Я подождал, пока пройдет разморенное жарой стадо, и хотел повернуть к первой же кибитке, как вдруг услышал неистовый крик.
Смотрю, пастух кому-то грозит кулаком и гневно ругается.
— Кого ты так распекаешь?! — удивился я.
Он, путая русские и узбекские слова, торопливо объяснил:
— Небо смотри! Бешь кичкина кой (пять маленьких ягнят) таскал. Стреляй, пожалста!
Прикрыв глаза от яркого солнца ладонью, я увидел в ясно-голубом небе громадного орла.
Распластав могучие крылья, хищник спокойно парил на высоте ста тридцати — ста пятидесяти метров над жалобно блеющими овцами. Все это выглядело не совсем обычно.
Такие сильные крылатые хищники, как орлы, редко нападают на домашний скот, им хватает пищи и в степи. Что же этого заставляет летать около кишлаков?
Пока я стоял и думал, набежала целая толпа вездесущих босоногих ребятишек. Мне очень хотелось помочь пастуху, но на такое расстояние стрелять из ружья?!
А многочисленные юные зрители, глядя в мою сторону, посмеивались, подзадоривали, галдели, как весенние грачи. Стали подходить и взрослые. В конце концов, махнув на все рукой, я решил попробовать.