Подарок охотника (рассказы)

Ходить с Трезором по глухим местам, забираться в непроходимые заросли я не боялся: он всегда выручит, выведет на дорогу. Обижать меня не давал никому...

Зимой я учился, а летом, чтобы не болтался без дела, отец устроил меня на работу ночным сторожем садового хозяйства.

Однажды на рассвете я со своим четвероногим помощником обходил яблоневый сад, расположенный не далеко от виноградника. Свежий предутренний ветерок мягко шевелил темно-зеленую листву деревьев; в кустах кизила веселой трелью заливался соловей, а в обширном клеверном поле звонко били перепела. С каждой секундой все заметнее приближалось среднеазиатское утро. Дышалось легко и свободно.

Закончив обход яблоневого участка, я направился к абрикосовому. Вдруг рыскавший впереди меня Трезор остановился, глубоко потянул носом воздух, обнюхал тропинку, змейкой извивающуюся около арыка, и злобно зарычал. Крепкие мускулы желваками заходили под кожей, шерсть на загривке встала дыбом, в глазах загорелся огонек злобы. Я подошел, хотел успокоить собаку, но она, не обращая внимания на ласку, рванулась в сторону виноградника. Меня удивило и взволновало поведение собаки: ласковый и веселый пес мгновенно преобразился в свирепого зверя.

Я подбежал к Трезору, когда тот замер, ожидая привычной для него команды: «Пиль!»

За широкими листьями виноградной лозы я увидел двух неизвестных. «Назад!.. Нельзя!..» Собака нехотя повиновалась, но в горящих глазах ярость не убавилась — пес лишь выполнил волю хозяина; он ни на шаг не отходил от меня, готовый в любую секунду броситься на незнакомцев. Подойдя ближе, я рассмотрел их.

Блуждающие взгляды из-под низко надвинутых кепи и перепачканные известью щегольские костюмы не внушали доверия.

Один был плотный, среднего роста, с круглым овалом лица и с рыжей небритой щетиной. Другой — высокий, худощавый, с длинными, как у гориллы, руками и с черными усиками на клинообразном лице.

Рядом с ними валялись набитые до отказа мешки. Когда я внимательней присмотрелся к их ноше, то заметил на ней пятна свежей крови.

Теперь мне стало ясно, почему так вел себя Трезор. Он своим собачьим носом почуял больше, чем предполагал я. Неизвестные о чем-то зашептались.

— Ваши документы! — прервал я их разговор.

— Ах, документы... Ты слышишь, кацо? Этот щенок требует документы! — с акцентом, издевательски произнес сутулый, обращаясь к рыжему.

— Ну и покажи ему паспорт, что тебе стоит? — с плохо скрытой фальшью ответил мордастый.

Сутулый, обжигая меня взглядом, полез в нагрудный карман, делая вид, что хочет достать что-то. А в это время рыжий, пройдя вразвалку несколько шагов вперед, очутился сзади меня и взмахнул рукой. Не успел бы я увернуться от неожиданного удара ножом в спину, если бы не мой друг. Он вовремя вцепился мертвой хваткой в руку бандита, из которой, со звоном ударившись о камень, выпала финка...

Сутулый, поняв, что их затея без шума избавиться от живого свидетеля провалилась, решил действовать открыто. Из нагрудного кармана вместо паспорта показалась рукоятка пистолета. Однако выстрелить не удалось: ударом тяжелой дубовой палки я лишил бандита сознания.

Бедному Трезору приходилось туго: рыжий хотя орал нечеловеческим голосом, но и колотил его свободной рукой и пинками, стараясь добраться до валявшейся финки. Я помог своему четвероногому другу избавиться от ударов и, сбив палкой бандита на землю, связал ему руки. В дальнейшем на следствии выяснилось, что эти головорезы в прошедшую ночь совершили ограбление и временно хотели спрятать вещи и ценности в густом винограднике.

С этого дня мы с Трезором друг без друга жить не могли. Где я — там Трезор. Где Трезор — там я. Два неразлучных друга, человек и собака, везде и всюду вместе. И если бы не фашисты — не расстались бы никогда!

Я не мог оставаться дома в те грозные для Отчизны дни. Вместе с друзьями подал заявление в военкомат о досрочном призыве в ряды Советской Армия Последний день перед отъездом я провел с близкими и со своим неразлучным другом. А хмурым осенним утром, распростившись с Трезором и заперев его в сарае чтобы не так тяжки были последние минуты разлуки я с родными прибыл на станцию Кауфманская. Маленький вокзал встретил нас оживленным шумом и толкотней пассажиров и провожающих.

Чтобы спокойно поговорить с родными, мы отошли от перрона и прижались к станционной изгороди. Как через мелкое сито, сыпал из черных туч холодный осенний дождь. Поблекшие цветы на клумбах за изгородью и желтые осыпающиеся листья акаций у водокачки на которой противно каркала серая ворона, — все говорило о приближающихся холодах, сырости и слякоти. Лица у всех серьезные, угрюмо сосредоточенные. Придется ли еще увидеть родных и знакомых и все тс что так мило и дорого сердцу?..

До прихода поезда оставались считанные минуты как вдруг на мои плечи легли тяжелые собачьи лапы Трезор разбил окно в сарае и умудрился среди такой массы народа разыскать своих. Мне было приятно, что Трезор прибежал на проводы, и одновременно стыдно перед ним, что не взял сразу. А верный пес чувствовал горькую разлуку и с такой человеческой тоской смотрел мне в лицо своими ласковыми, умными глазами, так жалобно скулил и взвизгивал, что многие обращали на нас внимание. Но я никого не замечал и ничего не видел, кроме тоскливого взгляда своего друга, у которого в глазах стояли настоящие человечьи слезы...

Через полтора месяца я получил первое письмо из дома. После теплых приветствий, поздравлений и вопросов родные осторожно сообщили о горькой утрате. Трезор, с которым были связаны мои самые лучшие дни юности, мой спаситель, преданный всем своим честным собачьим сердцем друг, погиб под колесами поезда, на котором я уехал. Когда последний свисток известил об отправке и захлопнулась дверь тамбура, Трезор неожиданно рванулся и выскользнул из рук брата.

Дальше я читать не мог...

Город Янгиюль, 1943

ЛЕСНАЯ МУЗЫКАНТША

Есть на северо-востоке Сахалина озеро, окрещенное местными охотниками «Круглым», Посмотришь на него с какой-нибудь возвышенности, и перед тобой откроется панорама убегающих вниз настороженных вершин пихт, елей, лиственниц, а за ними, у подножия сопок, словно зеркальная тарелочка, блестит на солнце таежное озеро.

Если спустишься вниз и пройдешь километра три по буйной молодой поросли и завалам бурелома, то очутишься на берегу естественного широкого водоема, окаймленного зеленым ворсом хвои и кустами сизовато-белесой голубики.

Летом, среди моря зелени, душистого карликового шиповника, черемши и бархатного мха, это место мне казалось земным раем.

Бывало, приду сюда в пору сбора ягод, когда спелая голубика так и просится в корзину, выберу полянку поуютнее и, забыв все на свете, переселяюсь в иной мир: часами наблюдаю за игрой юрких, как мышата, полосатых бурундучат, затаив дыхание, с волнение» слушаю нежную перекличку рябчиков.

Вот в этом живописном уголке однажды я услышал странные звуки.

Начинались они с высокого тона, затем, постепенно ослабевая, приобретали более низкий и, превратившись в глухое дребезжание, замирали.