Подарок рыжей феи

— Что тут смешного? — возмутился таким бесчувствием Чёрный Тюльпан.

— Я о другом. Подумал, что, слава Богу, больше не ношу серьгу и забыл дома своё обручальное кольцо. Не то ты бы его "одолжил"… Вместе с пальцами.

Принц цокнул языком и мечтательно протянул:

— Забыл, да? Жаль… Половина руки или хотя бы кисть, смотрелась бы также впечатляюще…

Гиацинт сочувственно покачал головой:

— Господи, Неро! Ну откуда в тебе это призвание мясника, ты же испанский гранд.

— А ты — бродяга! Хоть и называешься графом и сыном герцога, — обиделся принц. — Явно твоя мать нашла какого-нибудь разбойника с большой дороги или пирата, раз ты такой любитель приключений!

Граф устало засмеялся:

— Здрасьте! Только об этом мы ещё не поговорили! Увы, ваше высочество, я слишком похож на обоих своих родителей, чтобы даже в угоду вам мог предположить что-либо подобное… Лучше скажи, как ты объяснишь, что я жив? Твой Тацетта точно сочтёт меня привидением и грохнется за` борт!

— С ним я как-нибудь разберусь, — мрачно сказал Тюльпан. — А с тобой… Давай поговорим серьёзно, с открытыми картами.

— Второй день тебя только об этом и прошу, — Гиацинт смотрел в окно. — Расскажи, наконец, чего ты от меня хочешь.

Чёрный Тюльпан сердито взглянул на эту наглую статую, сидящую в его кресле.

"Как каменный! Чёрт его возьми…"

И начал спокойно рассказывать.

7.

— Мы входим в Гибралтар. Через несколько часов будем в Атлантическом океане. Тебе наверняка интересно узнать дальнейший маршрут?

— Очень интересно, — совершенно без модуляций в голосе ответил Гиацинт, так же как сказал бы: "Совсем не интересно".

Это был единственный раз, когда ему не удалось обмануть принца своим равнодушием. Почувствовав ложь, Неро сладчайше улыбнулся и даже облизнул губы кончиком языка.

"Ну, по крайней мере, я знаю теперь, чего ты боишься!" — решил он и нежно мурлыкая, сказал:

— Не волнуйся, мой дорогой друг. Могу тебя успокоить, мы поворачиваем на север. Африка тебе не грозит, хотя, конечно…

И тут же получил щелчок по носу за свою самоуверенность, потому что Гиацинт вздохнул… Но отнюдь не радостно, а с лёгким разочарованием:

— На север… Что, на африканских рынках уже не нужны белые невольники?

— Хм, нет, отчего же, просто за последние двести лет цены слишком упали, сделка была бы невыгодной.

— Для кого? Для работорговцев, для меня или для тебя?

— В первую очередь для них, покупателей! — Неро ядовито ухмыльнулся: — Я готов уже заплатить кому угодно, лишь бы от тебя избавиться!

— Верю, — негромко, ровным голосом сказал Гиацинт. — А ко всему, ты боишься нарваться на Пассифлору. Она ведь сейчас где-то в районе Анголы-Конго, точно неизвестно…

Получив такой подлый удар в самый неожиданный момент, принц, естественно, взбесился. И минут пять высказывал на повышенных тонах, всё, что думает о великой мадемуазель Пассифлоре, её крестницах — принцессах Скарлет и Бьянке, и о её милом дружке, который развалился себе в кресле и любуется закатом, и не колышут его ни африканские невольничьи рынки, ни гнев самого принца Неро`.

Высказав в сильных выражениях всё, что накипело, он успокоился и заявил, что отныне действительно предпочитает вести свои дела в разных полушариях с Пассифлорой. Раз она — на юг, стало быть, им — на север.

— И как, до полюса или ближе? — осведомился Гиацинт.

Тюльпан снова стал серьёзным:

— Сначала в Испанию, в мой форт. Там я собираюсь организовать твой обмен на моих друзей.

— Нарцисс и Лютеция?

— Представь себе! Они в тюрьме, по твоей милости!

Не проявляя никаких эмоций, граф сказал, будто выписывая чек на неплатежеспособный счёт:

— Во-первых, в не меньшей степени — по твоей милости, а во-вторых, их двое, а я один. Это невозможно. Никто, ни принцессы, ни король не согласятся.

Принц кивнул:

— Я учёл этот момент. Ты написал бы письмо, я полагаю, жене или друзьям, как хочешь, с сообщением, что за тебя бандиты требуют выкуп. Они сразу кинутся тебя спасать… Попадутся в мои руки, и ты тут же станешь не один. Причём, я рассчитывал, что письмо для принцессы Скарлет — я её избрал для переговоров, — также должно быть написано твоей рукой.

Гиацинт усмехнулся, покосившись на свою правую руку, безжизненно висящую в кольце лиловой шёлковой ленты.

— Моей рукой ничего сейчас не может быть написано, в прямом смысле слова. Стараниями твоих головорезов, я не только не хочу, но ещё и не могу этого сделать. Лучше скажи, почему ты был уверен, что я соглашусь написать хоть слово, имей я такую возможность?

Неро замешкался с ответом. Ведь когда с Тацеттой планировался этот момент, они рассчитывали на "методы инквизиции", к которым граф оказался совершенно равнодушен. Голод, угрозы, карцер, плетка, раскалённое железо его не убедят.

— Нашли бы способ! — буркнул Неро.

— Любопытно, какой?

— Что об этом сейчас говорить, толку всё равно не будет, — раздражённо ответил принц.

— Не будет, — эхом отозвался пленник, считая оттенки золота в море догорающего заката.

— Скотина! Hijo di puta![1] — злобно процедил Неро.

Гиацинт чуть поднял бровь:

— Не ругайся. На дуэль вызову. Тебя никто не заставлял со мной связываться. Тем более в мой медовый месяц. За такие фокусы шею свернуть полагается, а я пока с тобой ласков и приветлив.

— Вот дрянь! Мерзавец высшей пробы! — восхитился принц.

— Ха! На родственную душу не рассчитывай! Все мои недостатки ничто, по сравнению с твоими… достоинствами.

— Это уж слишком, — покачал головой Чёрный Тюльпан. — Не будь я уверен, что ты за всё, за всё расплатишься в десять раз дороже, я бы тебя всё-таки повесил на нок-рее. Ужас до чего жалко, что сорвалась игра с рубашкой! Твоя Виола была бы у меня в руках и всё, кто рядом с ней, тоже.

(Гиацинт и ухом не повёл, слыша такие слова принца.)