Подгоряне

полощется! Баней в основном он только и пользуется...

ГЛАВА ВТОРАЯ

1

Занятый постоянными своими заботами, народ находит время и на то, чтобы

позабавиться причудами самого древнего жителя Кукоары. Дедушка между тем был

несокрушимо убежден, что это вовсе не причуды, что просто так, зазря, он

ничего не делает и никаких пустых слов не говорит, то есть не болтает

попусту. Будто строгий ревизор или инспектор, останавливается он чуть ли не

у каждого двора и начинает по-своему оценивать обнаруженные им перемены: "Ну

вот... Этот беш-майор построил себе4 не дом, а новую школу... Коровья

образина!"

"Новой школой" дедушка называл большой просторный дом, каких теперь

немало понастроено в Кукоаре, равно как и по всей Молдавии. И все-таки

старик добавлял с досадой: ни у кого, мол, такого дома нет!.. Ишь,

расхвастался! Иногда его страшно злили не новые дома, а железные ажурные

ворота и высокие каменные погребицы посреди двора, и тогда старый придира

ворчал: "Прежде люди учились на доктора, чтобы иметь кусок хлеба, а

нынешние.- как их там?., мех... мехзаторы, моторщики разные, катаются в свое

удовольствие на трескучих машинах и лопают кусок хлеба, намазанный толстым

слоем масла!"

Когда он говорит про себя ли, вслух ли такие слова, то так и знай: дед

остановился перед домом молодоженов. Новые семьи теперь по большей части

составляются так: она учительница - он шофер; она врач - он тракторист, или

комбайнер, или электрик, или высококвалифицированный рабочий с какого-нибудь

ближайшего завода; этот последний ночует в селе, а днем сидит в кабине

высоченного башенного крана, орудует там рычагами либо стоит у заводского

станка.

Слов нет, село разительно изменилось, похорошело, как написал бы

газетчик. Но почему же холодком, чем-то едва уловимым, нерадостным веет от

его великолепия, внешней красоты? Почему при взгляде на красу эту в сердце

твое непрошено вкрадывается легкая грусть, даже печаль? Все вроде бы есть в

новом доме для человеческого благополучия: большая комната с модной,

"современной", как ее называют, спальной мебелью; просторная, тоже

"современная", гостиная. Газ. Вода. Электричество. Телевизор. Чего еще не

хватает?.. Но чего-то все-таки не хватает, ежели в сердце закрадывается

холодный сквознячок? А уж не отгородили ли эти красавцы дома людей друг от

друга непроницаемой крепостной стеной? Имея узкую специальность, рабочий

совхоза отрабатывает свои часы, возвращается домой, и до следующего утра его

никто не видит. Людей на селе много, а почему-то ты не можешь избавиться от

ощущения некоей пустоты. Без коровьего мыка, без овечьего и козьего блеяния,

без кочетиного крика на заре, стожка сена или соломы в закутке, нередко даже

без собачьего бреха во дворе - что же это за село такое? Не петух будит

человека, а будильник, заведенный с вечера на определенный утренний час,

чтоб человек этот не опоздал к автобусу и вовремя приехал к своему станку

или башенному крану, на строительную ли площадку, на укладку асфальта, к

печам, где калится кирпич или черепица, к автоматической линии на заводе или

фабрике...

С той поры как ликвидирован район, захирел как-то и наш городок. Его

жители продавали свои дома прямо-таки за мизерную цену, лишь бы только

поскорее избавиться от них и перебраться в другое место. Из старых моих

знакомых я повстречал возле парикмахерской только Фиму: он подкарауливал

редких клиентов у входа в парк, который тоже был запущен и подметался лишь

два раза в году: к Первому Мая и осенью, ко Дню урожая. Если кто-то и

заходил в парикмахерскую Фимы, то это случалось в воскресенье, в базарный

день. Вся культура в городке, покинутом соответствующими районными

учреждениями, вертелась теперь возле этой самой парикмахерской да еще у

кинотеатра. Тут можно наслушаться чего угодно: молодые обсуждали дела

футбольные, старики и старушки вели разговор о кадушках для солений, о

повидле из слив; иногда вспыхивали дискуссии вокруг -кроличьих ферм, клеток

с попугаями и аквариумов с золотыми рыбками. Каждый парикмахер или инженер с

консервного завода, с хлебопекарни, ликеро-водочного, строительного

предприятий, с завода по изготовлению железных заборов и ворот и других -

словом, все специалисты, оставшиеся еще в бывшем райцентре, обзавелись

теперь кроликами, клетками с канарейками и попугаями, аквариумами с

диковинными рыбками.

Дискуссии разгорались жарче, когда к парикмахерской или кинотеатру

приходили городские фотографы. Фотомастер Шура мог с успехом заменить

печатный орган, он был вроде живой газеты. Он запечатлевал на пленку все,

что попадало в его объектив: эти сам-ые клетки с кроликами, попугаями и

канарейками, аквариумы и прочее; бывал, разумеется, на всех свадьбах,

мотался по всей округе, все видел, все слышал и был похож на торбу,

наполненную до краев новостями. Его, как и волка, кормили ноги. Проникал

всюду.

Как всякий провинциальный фотограф, Шура был чрезвычайно нахален. Из

своих поездок никогда не возвращался с пустыми руками. Со свадебных и иных

праздничных столов к нему каким-то таинственным образом перекочевывали

преогромные бутыли с вином, покоившиеся в чуть заплесневелыд ивовых

плетенках, водочные и коньячные посудины и всякого рода и размера пакетики с

жареным и вареным мясом. И жил не тужил предприимчивый Шура, нимало не

страдая от того, что родной городок превратился в жалкое захолустье.

Как бы там, однако, ни было, но именно этот городок обслуживал

преобразившиеся и обновившиеся села и деревни, посылая в них своих мастеров

для исправления телевизоров, холодильников, стиральных машин и прочих