Подгоряне

верхний этаж был отличным наблюдательным пунктом. Я стою там, осматриваю

окрестности, и куда б ни глянул - везде ровные ряды совхозных виноградников.

Ряды, ряды, ряды. Голова кружится от них, в глазах пестрит. Бегут в

бесконечную даль белые столбики с подвязанной к ним лозой. Бегут,

раскинувшись шпалерами от края и до края. Бегут, бегут, как строчки

раскрытой перед тобой огромной книги, которую надо еще прочесть. Бегут...

3

В дни моего вынужденного безделья и бесцельного прохаживания по селу я

сравнительно быстро пригляделся ко всему, глаз свыкся с новшествами и как бы

уж и не замечал их. Однако новость за новостью приходили отовсюду. Так,

тетка Аника, супружница тишайшего бади Василе, заглянувши к нам, обратилась

к моему отцу с неожиданным вопросом:

– Вы, бадица Костя, уж, наверное, знаете, почему захотели отравить

Сулака? [Николае С у л а к - популярный молдавский эстрадный певец.]

– Кто хотел его отравить?
– вытаращил глаза отец.

– Как кто?.. Известное дело - артистка!

– Откуда ты это взяла?

– Аль не замечаешь, что он уже давно не выступает по телевизору?

– Таким образом, мой ночной кросс нагишом по Москве дополнился другой

столь же "достоверной" новостью - отравлением Сулака. Но что поделаешь?

Иногда не хотел бы верить, да поверишь, поскольку выдуманные истории нередко

соседствуют или тесно переплетаются с невыдуманными. Мог бы, к примеру, я

поверить в то, что Илие Унгуряну В каждый простенок своего нового дома

"вмазал" по огромному зеркалу, что изба его напоминала теперь городскую

парикмахерскую? Было б еще ничего, если б эти зеркала украшали дом изнутри,

а то ведь поставил их Илие Унгуряну с наружной стороны, и шоферы проклинали

выдумщика, поскольку зеркала эти ослепляли их, затрудняя видеть дорогу и

вести машину. А Унгуряяу не сам придумал такую обшивку для нового своего

жилища. Он подглядел ее в одном селе где-то аж на берегу Прута. В странном

том селении все избы были с зеркалами снаружи, и жили в них цыгане, которые

не хотели быть похожими на молдаван, рисовать на стенах оленей, ставить на

подоконниках горшки с цветами. Чем-то же надо было отличиться - вот и

отличились...

Но то цыгане. Зачем бы Илие Унгуряну вводить такую моду?! Теперь его

поносили на чем свет стоит не только шоферы и трактористы, тыкавшиеся

сослепу в чужие заборы и ворота, но и прохожие, по глазам которых бил яркий

свет, отраженный унгуря-новскими зеркалами.

Но село остается селом. Без фантастических выдумок и сплетен оно бы не

прожило и дня. Но куда ж все-таки оно идет, движется, куда держит путь свой

нынешнее село? Ведь помимо знакомых мне придумок и чудачеств происходили

какие-то глубинные изменения, не во всем и не всегда понятные мне. Мельница

для конопли и льна, домашняя маслобойка, мотовило и ткацкий станок,

вязальные спицы - все это умирало на моих глазах вместе со старухами.

Коноплю и лен никто уже не сеял. Веретена исчезли вовсе или пылились где-то

на чердаках или в заброшенных кладовках и сараях. Пропали начисто семена

душистого рыпака вместе с ароматным маслом, добываемым из этого растения, то

есть из его семян. В постные дни, когда по религиозным соображениям люди не

ели скоромного, для детишек было самым вкусным "бычье молоко". Оно

изготовлялось из смешанных семян рыпака, конопли и льна. Истолченная в ступе

и смоченная кипятком, смесь эта становилась белой, как молоко, и таким же,

если не более вкусным и питательным. Кому хоть раз довелось отведать этого

"блюда", тот до конца дней не забудет его! А теперь если б какому-то

пытливому ученому вздумалось выяснить, какими же витаминами было богато

"молоко быка", откуда брался его вкус, он бы не смог этого сделать, как

нельзя воскресить редкие виды растений и животных, которых вовремя не

занесли в Красную книгу. А ведь не исключено, что в той придуманной народом

истолченной смеси семян рыпака, льна и конопли таились как раз именно те

ценные вещества, которые непременно должны входить в рацион человека -

А серп, который вместе с молотом стал символом нашей державной власти,

символом революции?! Он постоянно находится на красных наших знаменах и

гербах всех советских республик. Но выросло целое поколение, которое не

держало его в руках и не знает, как им пользоваться. Добрый, незаменимый

друг и помощник землепашца на протяжении веков, серп исчез во всех

хозяйствах, его не продают ни в каких магазинах, потому что не изготовляют

ни на каких фабриках и заводах. Возможно, последний цыган-кузнец отстукивает

молоточком свой век в шатре - один только он мог мастерить серп, сыны и

внуки его уже не будут этого делать...

Серп!... Казалось, какое мне дело до него?.. Но почему же я все-таки

думаю о нем? Думаю и удивляюсь тому, с какою легкостью современное село

забывает про свои древние обычаи, привычки, про утварь, без которой было не

обойтись, про еду, вкуснее которой, думается, и не найти ни в каких самых

изысканных ресторанах и гастрономах, и про многое другое, освященное долгими

годами крестьянского житья-бытья. В нашем совхозе-заводе исчезла даже

кукуруза (это в молдавском-то селе!). Она ютится на жалких сотках

приусадебных участков некоторых моих односельчан. Исчезли тыквы, росшие

прежде в кукурузном междурядье: срежут кукурузные стебли - на поле останутся

одни созревающие и радующие глаз своей пестротой, своими нарядами тыквы. До

глубокой осени крестьянин по очереди свозил с поля урожай одного, другого,

третьего. Земля использовалась сполна. Кукуруза росла вместе с тыквами,

ячмень сеялся вместе с семенами чеснока, а когда созревал и убирался с поля,