Подлунное Княжество

— А сегодняшние? Наверняка, проболтаются… Сам говоришь — Доны на голову встанут, но револьверы получат. Следопытов наймут. Мы же по воздуху не полетим.

— Ты подковы наших коней видел? — улыбнулся Беовульф. — Старая уловка конокрадов — волчий след. Но ты прав — Донам ничего не стоит опытных сыскарей нанять. Они рано или поздно хитрость раскусят. Потому слушай вторую часть моего плана. Я сейчас допиваю пиво, забираю собаку (две девки сразу у тебя остатки мозгов изведут) и отправляюсь к месту сегодняшней заварушки. Там я подковы своего коня привожу в надлежащий вид и отправляюсь на запад. Неторопливо так, чтобы псы Донов не особо отставали… Мне главное до форпоста добраться, где Ставр обретается. Там мы наших приятелей известим. Соберёмся. Двинем на Новойарк. Майку мозги вправим, заодно бучу устроим, чтобы Доны о тебе на время забыли.

— Ты… Но… Я не… , — Ратибор был ошарашен тем, что северянин, шутки которого казались грубыми и неуместными, но который уже дважды вытаскивал его из сложных ситуаций, вот так вот за здорово живёшь, через некоторое время растворится в темноте. Друзья во всех Мирах приобретаются не так легко, чтобы с ними было просто расстаться. — Может…

— Не может! — отрезал Беовульф. — Ты думаешь, я сам с лёгким сердцем отпускаю пристукнутую девчонку и полоумного героя, которые к тому же и глаз друг с друга не сводят? Да я бы самолично водил бы вас за ручку по всему Межмирью и следил, чтобы бы не обидели, сложись бы всё иначе! Сейчас из двух зол выбираем меньшее. Молчи, парень! Времени, с гулькин нос. Не видишь, уже что-то со временем происходит? Я на вас наткнулся — солнце садилось. А сколько мы ещё провернуть дел успели? То-то! Как стемнело и трёх часов не прошло, а на востоке уже сереет. Некогда спорить. Давай-ка на посошок.

Пока Беовульф поглощал пиво, Ратибор глянул в ту сторону, откуда появлялось проснувшееся солнце. Действительно, мерцающие далёкие звёзды, нехотя затухали, уступая перед первым натиском дневного светила.

— Держи-ка! Потом ещё хвастаться буду, что с великим победителем злых чародеев из одной баклажки причащался.

— Я тоже буду тебя помнить, — Ратибор сделал глоток. — Спасибо за…

— Не надо соплей, парень! — Беовульф забрал опустевшую баклажку и одним прыжком оказался на спине не рассёдланного жеребца. — Валькирия, ты со мной?!

Собака нехотя поднялась с прогретой костром земли. Потянулась. Зевнула с подвыванием так, что в ближних кустах зашуршала какая-то перепуганная живность. Глянула на Беовульфа с укоризной — не мог, мол, до утра подождать.

— Оставайся, если хочешь! — северянин слегка дёрнул поводья, направляя коня в заросли.

— Удачи тебе! — крикнул вслед Ратибор.

— Удача — хозяйка ленивых дурней! — послышалось из темноты. — Я сам по себе. Хотя спасибо на добром слове.

Валькирия, убедившись, что хозяин возвращаться не собирается, торопливо лизнула ладонь Ратибора и засеменила вслед за конём, уткнувшись носом в землю.

* * *

Всадник долго смотрел в темноту. Расставание с товарищем заглушило даже чувство, что Беовульф определил как любовную дурь. Приобрести настоящего друга тяжело, а лишиться можно в одно мгновение. Зато на врагов всегда урожай хороший и во всех Мирах. Лишняя монетка в жаловании, похвала командира, высказанная вслух удачная мысль, нарядная одежда да просто хорошее настроение в пасмурный день мигом настроит против тебя окружающих. Одна за другим из раздражённой твоим пусть крошечным, но всё же успехом массы будет отделяться сутуловатая фигура с вымученной улыбкой на серых губах. Стараясь придать унылому голосу хотя бы тень любезности, начнёт расспрашивать о здоровье и о делах, в надежде услышать пусть о незначительной, но всё же неприятности, случившейся с тобой. Не получив желаемого, в отместку вывалит на тебя бочку своих бед и отступит за твою спину, злобным шёпотом обливая тебя грязью в кампании точно таких же бесцветных теней. На его месте уже следующий ходок, всматривается в твои глаза, надеясь увидеть там хотя бы отблеск страдания… Настоящий друг — исключение в обществе, где отнять легче, чем сделать самому, украсть выгоднее, чем обменяться, опорочить приятнее, чем утешить…

Просыпающееся солнце немного улучшил настроение. Всё-таки жив, здоров; друг, с которым больше может и не суждено увидиться, но всё же настоящий друг, разработал неплохой план; рядом девушка, которую… Своё отношение к Свете всадник не мог объяснить так просто, как это делал Беовульф. Любовь? Странная какая-то любовь… Любовь была к Злате. Разве же бойкая на язык дочь старосты позволяла себе насмешки над юным всадником? Разве он позволил бы себе ответить ей тем же? Они могли болтать часами и не раздражать друг друга. Они говорили о… Ратибор с ужасом понял, что не может вспомнить ни одного разговора с погибшей невестой. Образ её чётко сохранился в памяти. Она и сейчас, словно живая стояла перед глазами. Но слова, какая-то бессмысленная болтовня тут же вылетающая из головы. Да если признаться, Ратибор и не особо слушал, о чём говорила невеста, все её слова и признания он выдумал уже потом, когда она погибла. А привычки Златы? Красные или жёлтые яблоки она любила? Узоры из сказочных зверушек или из цветов? А цветы? Всадник дарил ей васильки, в память о первой встрече. Но какие цветы она любила на самом деле? Он даже этого не выяснил! Те давние свидания вдруг показались Ратибору детской игрой, с долгими влюблёнными взглядами, неумелыми поцелуями и бесконечными планами на будущее. Они ведь толком и не знали друг друга! Злата! Ты прекрасный бутон, так и не явивший миру своей красоты, сражённый внезапными заморозками!

* * *

Ратибора бросило в жар. Слезы, потёкшие из глаз, моментально высыхали на пылающих щеках.

«Ведьма! — почти с ненавистью подумал всадник. — Эта Света — ведьма! Она как-то проникла в мои мысли. Заставляет подмечать каждое своё движение. Навязывает мысли о себе! Даже побрился по её воле! Ведьма!»

Ратибор бросил в сторону спящей девушки взгляд, коим можно было бы испепелить скалу или даже убить василиска… Вся его злость улетучилась, словно тёплый воздух из проколотого бычьего пузыря.

— Почему ты плачешь? — девушка сидела на тюфяке, прикрыв колени плащом и не сводя с всадника испуганных глаз. — Что случилось?

— Дым в глаза попал, — буркнул он, чувствуя невообразимый стыд за недавние мысли.

— А где твой друг, где Карма?

— Прикрывают наш тыл. Дальше вдвоём пойдём.

— Всё ещё сплю, — вздохнула Света. — А ты выбритый таким настоящим кажешься.

— Послушай! Хватит… — Ратибор хотел быть предельно жёстким, но внутри словно вырос крепостной вал, удерживающий резкие слова и мешающий повысить голос. — Собирайся, если хочешь дома проснутся, — добавил всадник, отправляясь седлать лошадь.

— А умыться где? — услышал он за спиной.

— Зачем во сне-то? — удивился Ратибор. — Я в походах и наяву порой забываю.

— Сон — не повод в свинью превращаться, — строго произнесла девушка.

— Полощись в пруду, коли охота.

— А полотенце, зубная паста, щётка?

Ратибор бросил затягивать подпругу и с интересом посмотрел на девушку:

— Ты надо мной издеваешься или как?

— С чего ты решил?

— Ты говоришь, что видишь меня во сне.

— Ну…

— Так чего же ведёшь себя, как боярыня поутру. Во сне, между прочим, и боярынь, куда подальше послать могут.

— Но как же умываться?

— Рукавом утрёшься. Или я отвернусь, а ты рубаху снимешь, и вытирайся сколько влезет. Уж без щёток и паст придётся обойтись. Здесь такое не растёт.

— А зубы чистить? — вид у девушки был такой растерянный, что у Ратибора от жалости защемило сердце.

— Рот прополощешь, — принялся объяснять он тоном, коим обычно детям втолковывают, почему нельзя браться за провода с электричеством и есть пятнистые шляпки мухоморов. — Потом листочек мяты пожуёшь. По дороге прутик сломишь, и ковыряйся в зубах хоть целый день. Если мел по дороге попадётся, возьмём кусочек поменьше. Погрызёшь — зубы и крепче, и белее станут. Ясно?

— Дикость какая! — поморщилась Света. — Сам камни грызи.

Ратибор только пожал плечами — вот тебе и любовь! Ей как лучше советуешь, а она огрызается. Всадник вернулся к лошади. Кобыла, отдохнувшая за ночь, не спешила взвалить себе на спину седло. Как только Ратибор приседал, чтобы затянуть подпругу, животное делало глубокий вдох, надеясь, что человек не обратит внимания на маленькую хитрость, и сыромятные ремни не особо туго обхватят бока. Пару раз всадник распрямлялся и начинал стыдить нерадивую кобылу. Животное, мерно пережёвывая траву, выслушивало хозяина, невинно глядя на него огромными похожими на сливы глазами. Как только Ратибор наклонялся, всё повторялось по новой. На третий раз всадник, заорав диким голосом, ударил кулаком в живот лошади. Стреноженное животное, охваченное ужасом, выдохнуло. Ратибор быстро затянул ремни. Хоть на одну девку нашлась управа!