Подменыши

— Да, — согласился Эльф, — пока всё очень смахивает на крестовый поход детей.

На следующий день трое друзей, вместе с Руги и его штабом отправились осматривать приобретения. Табун пасся в саванне на краю джунглей под охраной пяти пастухов. Лошади были просто на загляденье. С тонкими ногами, огромными, всё понимающими глазами, аккуратно подстриженными хвостами и гривами.

— Их, скорее всего, у президента Восточно-Африканской Республики угнали, — сказал Руги. — Он любитель скачек. У него целый ипподром и конюшни при дворце. Больше им взяться неоткуда.

Сатир восхищённо ухнул и медленно, чтобы не напугать, подошёл к табуну. Осторожно погладил по шее ближайшего к нему рослого гнедого жеребца. Тот потянулся к его руке, понюхал её. Сатир провёл рукой по его блестящей спине, прижался щекой к округлому боку. Смеясь обернулся к друзьям, призывно махнул рукой и исчез меж высоких крупов. Белка и Эльф углубились следом за ним и тут же потерялись среди лошадей, словно в подвижном, пахнущем пылью и потом, и неимоверно красивом лабиринте. С полчаса они медленно бродили, осторожно гладили мягкие конские губы, любовались атласными шкурами, под которыми бугрились упругие мускулы, разговаривали с табуном, словно с какой-то новой, неведомой стихией.

— Яркое солнце, небо и лошади, что может быть лучше? — думал Сатир, глядя вокруг себя.

Вскоре в повстанческом войске была сформирована бригада кавалеристов. Поскольку хорошо держаться в седле могли только Сатир, да Белка, то им и было поручено обучать чёрных соратников верховой езде.

Поначалу многие бойцы боялись лошадей. Они опасливо поглядывали на них издали и на предложение подойти поближе лишь улыбались, смущаясь собственной робости, и махали руками. Йону, который был назначен начальником кавалерии, пришлось употребить весь свой авторитет, чтобы заставить их забраться в сёдла. Постепенно боязнь исчезла, а многим верховая езда даже настолько понравилась, что их приходилось едва ли не силком стаскивать с уставших лошадей.

Сатир исполнял свои обязанности терпеливо и аккуратно, Белка же время от времени не могла отказать себе в удовольствии бросить всё, сорваться в галоп и понестись куда-нибудь сломя голову, так что пыль столбом уносилась в небо. Пронёсшись по саванне, она возвращалась назад, к ожидавшему её Сатиру и ученикам-неграм, хохотала в небо взахлёб, поднимала коня на дыбы, обнимала его за гордо выгнутую шею и была совершенно счастлива.

Вскоре русская троица взяла на себя обязанности пастухов и почти перестала появляться в лагере. Белка прихватила с собой английские справочники по медицине и по вечерам у костра продолжала самообразование. Временами она просила, чтобы кто-нибудь проверил её знания.

— Да мы и английский-то почти забыли, как мы тебя проверять будем? — вопрошали Эльф с Сатиром.

— Ну, как слова читаются, вы ещё помните? Я буду по-английски отвечать, а вы смотрите, чтобы хоть примерно похоже было.

Когда ей надоедало читать, она заставляла друзей прикидываться ранеными и училась делать перевязки.

— Туго заматываешь, — жаловался Эльф.

Белка сверялась с книгой.

— Всё правильно, здесь так и написано — давящая повязка. Так что, терпи.

В травах саванны трещали цикады. Всхрапывали спутанные лошади. Шумели под ветром акации, роняли листья Белке на плечи. Пела, сгорая в костре, веточка. Доносился издали дьявольский хохот гиен. Перекликались негры-пастухи. Чёрная, густая, как патока и беспамятство, африканская ночь затопила саванну.

Сатир откинулся на спину.

— Звёзды здесь какие огромные… — сказал он, покусывая сухую травинку. — Как норы…

Белка смотала бинты, сложила в сумку. Улеглась рядом с Сатиром, отняла у него травинку и, сунув её в уголок рта, прочитала:

В Африке звезды очень яркие, Как глаза Долгожданной любимой Нежданной смерти. В Африке звезды острые, Как пролетающие навылет Пули и меткие слова, Несовершённые великие дела. В Африке звезды цепкие, Как последняя надежда, Бесполезная любовь, Наивные желания…

До столицы повстанческая армия добиралась двое суток. Двигались в основном по ночам, днём же отсиживались в небольших лесах, что встречались по пути. Асфальтовых дорог избегали, чтобы не привлекать лишнего внимания. Конное подразделение зачастую вообще шло вдали от любых дорог, поскольку лошадь для Африки — животное необычное, а слухи, там, как и везде, распространяются необычайно быстро.

Русской троице это путешествие было по душе. И если б их не тревожило то, чем оно должно закончиться, они бы чувствовали себя совсем хорошо. Чтобы не давать разрастаться своим страхам и волнениям, старались побольше разговаривать, пытались представить себе, что ждёт их впереди, подбадривали друг друга.

— Война, если уж ты пошёл на неё, если ты веришь в её справедливость, должна быть праздником. Таким отчаянно опасным, может быть, последним в твоей жизни, но праздником. Торжеством жизни, — рассуждала Белка. — Всякие гуманисты любят потрепаться о бессмысленности войн, о святости жизни, но это же чушь собачья! Всё зависит от того, за что ты воюешь. За что ты отдаёшь свою жизнь и за что отнимаешь чужую.

— Белка, у нас в отряде комиссара нет, — улыбаясь, обратился к ней Сатир, — не хочешь попробоваться? Мы бы с Эльфом тебя поддержали, если б до голосования дошло.

— А что, у вас проблемы с боевым духом? — поинтересовалась она. — Хорошо, я подумаю.

Она пришпорила своего рослого вороного жеребца и лёгким галопом понеслась вперёд. Эльф невольно залюбовался ею: спина прямая, словно клинок шпаги, голова гордо и чуть нахально откинута назад, на губах играет еле заметная, как у Джоконды, улыбка. Одной рукой она небрежно держала повод, другой придерживала АКМ. Конь раздувал чёрные, будто закопчённые, ноздри, выгибал крутой дугой шею, выпячивал бугристую грудь.

— Жанна д'Арк, — сказал Сатир, глядя ей вслед. — Только, её не канонизируют. Зато, легко могут сжечь.

— Да… То ли Жанна д’Арк, то ли всадник Апокалипсиса. Поди её, разбери. Красавица… Святая… — пробормотал Эльф.

Рассвет играл красноватыми бликами на стали автоматов, белые лица русских становились похожими на лица индейцев. Подходила пора искать дневное убежище в лесах.

Последняя стоянка была километрах в пяти от Томе — столицы Дого. Там Сатир впервые увидел купленный Йоном автобус. Тот не ехал, а скорее ковылял, громыхая плохо проклёпанной жестью и грозя развалиться в любую минуту.

— Йон, ты уверен, что эта рухлядь сможет двигаться дальше? — спросил Сатир, завидев транспорт.

— Сюда же доехали… — неуверенно возразил тот.

— Ага… — сказал Сатир. — Будь я бизнесменом, никогда бы не взял тебя в партнёры. — Потом подумал и добавил. — И это лишнее доказательство того, что бизнес и человеческие взаимоотношения несовместимы.

— Точно. Когда люди занимаются бизнесом, они перестают быть людьми.

— И всё-таки, хорошо, что мы на лошадях! — с удовольствием сказал Сатир, приподнимаясь в стременах и оглядывая окрестности.