Подменыши

Выступать решили утром. Исходили из того, что пока повстанцы доберутся до дворца, наступит жара, охрана разомлеет от зноя и попрячется, а значит, захватить здание будет намного легче. Про недобросовестность охраны было известно из надёжных источников, которые до сих пор сохранились у Руги среди чиновников правительства и обслуги дворца.

Перед началом операции бывший президент произнёс перед повстанцами речь, из которой русские ничего не поняли, и наступление на столицу началось.

Город быстро приближался. Президентский дворец находился в самом центре. Автобус, отчаянно сигналя, понесся по узким улочкам. За ним следом неслась конница. Из-под колёс и копыт разбегались в стороны куры, дети, велосипедисты, редкие машины. Один грузовичок, гружёный по самые борта живой рыбой, не успел свернуть к обочине и автобус вышвырнул его с дороги. От удара грузовичок перевернулся. Груз разлетелся огромным трепещущим веером. Улица мгновенно превратилась в русло реки из которой в одну секунду ушла вода. Всюду прыгали и извивались мокрые рыбины, открывали рты, задыхались, обнажали розовые нежные жабры, которые тут же забивались горячей пылью. Чёрная детвора в линялых лохмотьях гомоня, как стая птиц, бросилась собирать добычу. Из кабины вылез, держась за разбитую голову, старый водитель и сел, опёршись о грязное днище опрокинутого грузовичка. Седой негр равнодушно смотрел на радостно лопочущих детей и зажимал рану на голове. Сквозь пальцы его медленно ползла, словно выдавливалась, тёмная кровь.

Президентский дворец, который сейчас занимали полковники, был обнесён мощной кирпичной стеной. Главные въездные ворота охрана всегда держала запертыми и прошибить их автобусом тоже было нереально, поэтому решили прорываться сквозь задние ворота, которые были не такими мощными. Их протаранили на полной скорости, весело и дребезжаще вопя сигналом. Повстанцев в автобусе здорово тряхнуло. Охрану ворот расстреляли на ходу из автоматов. Автобус по инерции прокатился еще два десятка метров и остановился. Мотор заглох, и из-под капота повалил то ли дым, то ли пар. Конница, словно речной поток, обтекла умершую машину и понеслась к президентскому дворцу, до которого было метров триста.

Дворец, построенный ещё при колониальном режиме, очень напоминал американский Капитолий: такой же безупречно белый, те же два крыла, тот же купол с флагом, только всё это было уменьшено раза в три по сравнению с оригиналом. В амбразурах подвала и на крыше были установлены крупнокалиберные пулемёты. При необходимости на пулемёты можно было поставить прицелы ночного видения для стрельбы в темноте.

Повстанцы рассчитывали молниеносным броском достигнуть левого крыла Капитолия, взорвать дверь или окна и прорваться внутрь. Поначалу всё шло гладко и ничто не нарушало тишины кроме топота сотен копыт по стриженой лужайке. Взмыленная конская лава неслась к ослепительно-белому, словно выстроенному из мела, зданию, под горячими лучами гордого и жестокого африканского солнца. Эльф оглянулся на друзей. Белка, сидела на коне, немного наклонясь вперёд и, не мигая, смотрела перед собой. Лицо её заострилось, на открытый лоб легли тонкие, как лезвия, морщины. Локтем она прижимала к себе автомат. Во всём теле чувствовалось напряжение сжатой пружины. Сатир, был как всегда спокоен и даже немного расслаблен, словно выехал на полуденную прогулку, а не на штурм президентского дворца.

Неожиданно из одной подвальной амбразуры жёстко и упруго заколотил пулемёт. На его призыв откликнулся другой и вскоре навстречу коннице железной саранчой уже неслись сотни пуль. Лошади, падали наземь, как подбитые на лету птицы, кувыркались, ломая себя и всадников. Воздух наполнился криками, треском и предсмертными хрипами. Полетели в небо багровые брызги, на землю потекли красные ручейки, ухоженная трава лужайки умылась пурпурными каплями.

Атака захлебнулась. Остатки конницы повернули назад и бросились под прикрытие трёх небольших домов, стоявших метрах в ста позади Капитолия. В них находились кухня, прачечная и другие вспомогательные службы дворца. Повстанцы загнали обслугу в подвалы и быстро разместились на новом месте. Вскоре туда же подтянулись ехавшие в автобусе.

Эльф сидел у стены и никак не мог придти в себя. У него тряслись руки, а сердце колотилось так, что груди было больно. Ему хотелось смеяться, словно он сошёл с ума, но это было не сумасшествие и не истерика. Просто ещё никогда в жизни он не испытывал такой бешеной, рвущей радости. Всего несколько минут назад он летел на коне навстречу рою пуль, каждая из которых легко могла убить его и, тем не менее, он остался жив. Смерть — кривая старуха в тысячелетних лохмотьях, ушла ни с чем, значит снова можно было дышать, смотреть на небо и смеяться. Вскоре Эльф немного успокоился и лишь тогда почувствовал, что щеке его извиваясь ползут тонкие ручейки крови. На виске он обнаружил глубокую царапину, оставленную пулей. Он снял фуражку и, чувствуя, как по телу разбегается неуютный, трезвящий холодок, стал стирать кровь.

Пулемёты заливали домики потоками свинца, не давая повстанцам высунуть носа. Руги три раза пытался поднять своих людей в атаку и оба раза наступление проваливалось. Плотность огня была невыносимой. Потеряв в этих трёх попытках ещё около сорока человек, повстанцы поняли, что дела их плохи. И это даже при том, что с армейским руководством Дого была достигнута договорённость, что армия не будет вмешиваться. Вооружённые силы проводили большие учения на севере страны и радиосвязь с ними была затруднена. Повстанцы могли не беспокоиться за свои тылы, но задача от этого легче не стала.

Сатир сидел возле окна, мрачно качал на коленях автомат и слушал как бьют по стенам пулемётные очереди. Рядом рослый негр в армейской кепке, сдвинутой козырьком назад, спокойно и деловито зарядил гранатомёт. Сидя на корточках, положил его на плечо, поводил головой, устраивая оружие поудобнее, потом резко выпрямился и выстрелил в сторону дворца. Граната ещё не успела сорваться с места, а под глазом бойца уже кровавилась уродливая дырка, словно прогрызенная в одно мгновение большим молниеносным червём. Стена здания на уровне второго этажа окуталась пыльным облаком. В чудовищном грохоте, корёжившим воздух, Сатир услышал, как негр всхлипнул и осел на бетонный пол. Бессильно и жалобно звякнул о бетон пола пустой гранатомёт. Сатира передёрнуло. Он бросился помочь упавшему, но увидев на его затылке дыру величиной с детский кулак, отошел в сторону. Негр ещё с минуту сучил ногами, лёжа на спине, ботинки его задевали лежащий рядом автомат и тот противно скрежетал по полу. Потом глаза бойца остекленели и замерли. Где-то неподалёку через равные промежутки времени громко и высоко вскрикивал раненый. От поднятой пыли было трудно дышать. Кисло пахло порохом.

Гвардейцы, расположившиеся на крыше дворца, забрасывали повстанцев гранатами из подствольных гранатомётов. Большая часть гранат не причиняла никакого вреда, но те, что попадали в окна, выбивали всех, находящихся поблизости. Лазарет быстро пополнялся. Положение ухудшалось с каждой минутой.

Белка и её помощник не успевали делать перевязки. Отовсюду слышались непрекращающиеся стоны, непонятная речь, в каждом звуке которой сквозили боль и страх смерти. Со всех сторон на неё умоляюще глядели глаза раненых. Белка металась от одного бойца к другому, вводя обезболивающее, наспех накладывая жгуты и повязки. Одежда её напиталась кровью и, подсыхая, походила на наждачную бумагу. Иногда она неосторожно поворачивала какого-нибудь тяжело раненого и он кричал так, что она сама готова была забиться в судорогах от боли. Чужие страдания, рухнули на неё невыносимой тяжестью. Потоки чужой боли стегали, как электрические разряды. От запаха крови и нечистот к горлу подкатывала тошнота, голова кружилась, хотелось потерять сознание. В глазах рябило от застывающих кровяных сгустков, костяных крошек в открытых переломах, похожих на кокосовую стружку или выбитые зубы. Белка никогда бы не подумала, что можно по своей воле упасть в обморок, но сейчас чувствовала, что стоит ей на секунду расслабиться и она рухнет меж ранеными.

— Сейчас, сейчас, мальчики, — как в бреду повторяла она, переходя от одного к другому. — Потерпите, мои хорошие. Надо терпеть, вы сильные, вы солдаты. Потерпите, мальчики…

Эльф, с трудом ступая подрагивающими ногами, отправился на поиски Сатира. Нашёл его беседующим с Йоном и Ассаи Руги.

— Мне кажется, я знаю, что нужно делать, — сказал Эльф, дрожащим от волнения голосом. Получив согласие, начал рассказ. Чем больше он говорил, чем больше вживался в изложение плана, тем спокойнее становился, словно переплавлял страх в уверенность.

План состоял в следующем. Повстанцы, швыряют в сторону дворца дымовые гранаты, ставя своей целью поднять создать как можно более непроницаемую завесу. Это на время ослепит пулемётчиков и огонь станет не таким плотным. Потом в одном месте собираются все гранатомётчики, какие есть и под прикрытием дымовой завесы стреляют по дворцу, стараясь бить в одну точку. В итоге несколько решёток на окнах будут взорваны, а если повезёт, даже обрушится часть стены, куда должна ринуться группа наиболее подготовленных бойцов и постараться закрепиться во дворце. Остальные тем временем будут усиленно обстреливать огневые точки противника, и, если дело пойдёт успешно, последуют за штурмовой группой. Перебьют, конечно, многих, но другого выхода нет. Под таким сумасшедшим огнём ничего другого всё равно предпринять было нельзя.