Подонок. Я тебе объявляю войну!
Шрифт:
Хочу ей хотя бы написать что-нибудь примирительное, но понимаю, что телефона с собой нет. Забыл дома, слишком уж торопился свалить.
Ну и ладно. Может, оно и к лучшему, а то Сонька бы названивала, не переставая.
Можно, конечно, рвануть к Милошу, отвлечься, но ловлю себя на том, что вообще не хочу никого сейчас видеть. Хочу побыть один.
Еду опять на старую квартиру. Только, наверное, зря. Хотел ведь успокоиться, а захожу и, наоборот, накрывает. Как будто еще чувствую здесь ее присутствие. Такой вот бред.
Иду в ванную, а там на стиралке лежит
Но тут же одергиваю себя. Совсем я уже тронулся! До такого идиотизма скатился, что нюхаю какую-то тряпку после нее. Позорище! Со злостью швыряю рубашку в стиралку и запускаю стирку. Затем включаю холодную воду и пригоршнями плескаю в свою горящую физиономию. Ледяные струи стекают по шее за воротник. Неприятно, но отрезвляет.
Нет, лучше бы я к Милошу все же поехал…
А потом бросаю случайный взгляд вбок и замечаю в углу на бортике ванной кольцо. Верчу его в пальцах, рассматриваю. Это явно не Милоша. Видать, Гордеева забыла. Принимала вчера душ, сняла и оставила. Кажется, я его на ней и видел, правда не разглядывал особо.
Оно совсем простенькое, дешевое. Серебряное с золотым напылением, которое уже изрядно подстерлось и потемнело. С камнем, точнее, с какой-то стекляшкой. Но у меня сердце аж заколотилось, будто я клад с сокровищем внезапно нашел.
Сую его в карман. Надо будет отдать завтра… Блин, какой завтра? Выходные же. Теперь только в понедельник. Два дня, значит, не увидимся…
Помаявшись, иду в спальню. Ложусь спать. Ночью же не спал почти. Валюсь на кровать поверх покрывала прямо в одежде. Чувствую себя почему-то настолько измотанным и выпотрошенным, что лень улечься по-человечески. А кольцо ее перекладываю на прикроватный столик, чтобы не потерялось.
Пока лежу на спине — еще ничего. Хотя сердце все равно бухает как молот, и уснуть не получается. А потом переворачиваюсь и утыкаюсь носом в подушку. Блиииин. И тут она… Запах ее…
Скидываю рывком подушку с кровати, но через минуту поднимаю. Слабак.
Дышу этим дурманом, аж внутри всё сладко сводит, а в голову так и лезут мысли, как мы тут вчера лежали… Вспоминаю, как она улыбалась. У нее классная улыбка, красивая. Ей идет. В сто раз лучше, чем когда она ходит и смотрит волком. И губы у нее красивые… Представляю, какие они мягкие, как смял бы их поцелуем.
Ну и допредставлялся до того, что… промолчу лучше. Уткнувшись физиономией в собственный локоть, так и лежу, пока не успокаиваюсь. Выдыхаю. Слегка попустило, но в груди и печет, и ноет. Невмоготу уже. Да, блин, что это за дичь? Не хочу так. Пожалуйста, ну пожалуйста, пусть это пройдет скорее, пусть закончится… Как же увидеть ее хочу…
А спустя пару минут подскакиваю с кровати, беру ее кольцо, прячу в карман. Накидываю куртку и выхожу.
Иду к машине и терзаюсь. Мозг все-таки еще не до конца отключился. На улице уже темно. Времени — почти девять. И ехать до нее не меньше получаса. В общем, поздновато для визитов. Она
меня совсем не ждет, и я такой заявлюсь — колечко вернуть. До понедельника же никак не подождать. Блин, это так тупо! Я просто идиот, говорю себе. Надо вернуться домой и не сходить с ума. Но, закончив мысленный монолог, сажусь в машину, завожу двигатель и еду. К ней.50. Стас
Дороги вечером свободны, и я мчу, словно боюсь опоздать. Хотя, на самом деле, скорее боюсь передумать. Голову просто разрывает. Ловлю себя на том, что чуть ли не спорю сам с собой. Совсем, по ходу, у меня шизо.
Ещё кольцо это ее жжет карман. Будто гранату везу.
Предлог, конечно, наитупейший. И она это сразу поймет. А я буду выглядеть полным идиотом.
Черт… не дай бог она еще будет по этому поводу потом прикалываться. А ведь будет же. Ей как будто в кайф меня дразнить и вгонять в ступор.
А еще поймет, что запал на нее. Запал… Какое же тупое слово!
Хорошо, поймет, что она мне, типа, нравится. И вот это совсем плохо. Ладно Сонька догадалась. Она сегодня на эмоциях поистерит, а завтра-послезавтра успокоится. И никому об этом не скажет. И уж точно глумиться не будет. А эта… Она и без того меня изводит своими шуточками и подколами, а тут… я даже думать не хочу о том, что тогда будет.
Нет, нельзя чтобы она даже заподозрила, что у меня там что-то к ней есть. Не могу я так унизиться.
Ну и нафига тогда я к ней еду?
В итоге, я как-то совсем скис, и был бы на полпути, наверное, развернулся бы обратно. Но я уже заезжаю в знакомый двор.
С минуту или чуть дольше ещё сижу в сомнениях. А потом меня осеняет: я ей скажу, что ехал мимо и, типа, было просто по пути. Вот и заскочил. А еще лучше — скажу, что вообще ехал от Янки. Тогда уж точно никаких сомнительных моментов не останется. Гордеева же не в курсе, что мы расстались… или в курсе? Да пофиг.
Янка, конечно, живет совсем в другом конце города, но этого она уж точно не знает.
Выхожу, иду к ее подъезду и уже на месте вижу, что он закрыт. Есть домофон, но я не знаю номер ее квартиры. Вообще-то я думал сунуться наобум к кому-нибудь и спросить, где живет Женя Гордеева. Это же не новостройка на пятьсот квартир. В таких старых домах соседи обычно друг друга знают.
В принципе, можно так же и по домофону позвонить в любую квартиру и спросить Гордееву. Плохо только то, что уже поздно.
Пока я вычисляю по светящимся окнам, кто не спит и кому позвонить, как подъездная дверь, пиликнув, открывается сама.
Но не успеваю я обрадоваться удаче, как вижу, что передо мной тот самый быдловатый дружбан Гордеевой. Дэн, кажется.
Блин, я откуда-то даже имя его помню.
Значит, он сейчас был у Гордеевой… Очевидно, от нее, сука, и идет. Меня тут же внутри обжигает, словно глотнул едкое и горькое. Как-то я совсем его со счетов скинул, а он — вот, нарисовался, не сотрешь.
Однако он выходит из подъезда не один, а с пацанами. Теми же или другими, не знаю. Кроме него, я никого не помню.
Он меня тоже сразу узнает.