Подруга по контракту

Блуждая между расфуфыренных манекенов, я периодически хватала с вешалок красивые платья и прикладывала к Виоле:

— Смотри, какое чудесное! Может, примеришь?

Она каждый раз шарахалась в сторону и бубнила, что ей ничего не нужно. Просто невероятно!

Немного погодя я решила поменять стратегию. Напялила на себя сарафан в полоску, а потом протянула точно такой же Виоле:

— Слушай, давай купим два одинаковых?

— Зачем?

— Будем как двойняшки! Забавно же.

— Не вижу ничего забавного, — заявила она, складывая руки на груди.

— А может, тогда юбки одинаковые купим? Вон те — синенькие.

— Но ведь это же глупо!

— Разве? — демонстративно удивилась я. — Хотя, ладно. Уговорила! Купим такую юбку только тебе.

Виола фыркнула:

— Да я вообще юбок не ношу! Тем более летом.

Спустя еще полчаса я почувствовала отчаяние. Плечи у меня опустились, а энтузиазм упал до нуля. Я шагала по коридору, как робот, у которого вот-вот сядут батареи. Неужели мне так и не удастся выполнить поручение Павла?

Мысль о том, какую взбучку он обязательно мне задаст, заставила меня вздохнуть.

— Устала? — понимающе спросила Виола. — Хочешь, выпьем чаю с пирожными?

Ее глаза лучились искренним сочувствием, и я опять поймала себя на недоумении. Как у такого хама, как Павел, могла получиться такая внимательная дочь? Может, она приемная? Хотя, стойте! Она, наверное, просто в мать пошла.

Само собой, от чаепития я отказываться не стала. В душе моей теплилась надежда, что после перекуса девчонка расслабится и станет сговорчивей. Виола снова взяла меня под руку и повела на фуд-корт.

Эх! Знала бы я, какой неприятный сюрприз поджидает меня там, — даже не взглянула бы в его сторону.

16

— Два чая с облепихой, венский эклер и пирожное «Арабская ночь», — неспешно отчиталась кассир маленькой кондитерской, передавая нам поднос с заказом.

Мы ее быстро-быстро поблагодарили и бросились к ближайшему столику.

— Ну и народищу! — почти искренне удивилась я, оглядывая соседей. — Кажется, тут пол-Сочи собра…

Мой взгляд уткнулся в знакомые девичьи фигуры — и язык прилип к небу.

— Чего пол-Сочи? — переспросила Виола, придвигая к себе тарелку с эклером.

Я невольно втянула голову в плечи и попыталась слиться с местностью. Справа от меня, всего через два стола, сидели три мои сокурсницы. Только их мне и не хватало!

По роковому стечению обстоятельств, это были именно те девчонки, с которыми я очень близко общалась. Их новой прической не проведешь.

Мой мозг лихорадочно заработал. Нельзя, чтобы меня заметили! Нельзя — и точка.

Я повернулась к Виоле и тихо забормотала:

— Виолчик, а давай пересядем? Тут как-то некомфортно. А еще, вон, у того дядьки такое лицо сердитое, что у меня даже аппетит пропадает, когда я на него смотрю.

Она с недоумением огляделась:

— А куда пересесть-то? Тут почти все занято.

— Вон там есть свободный столик, — начала, было, я, но на намеченное место тут же приземлилась пара с двумя маленькими детьми.

Бли-и-ин! Почему же мне так не везет?

Я передвинула стул так, чтобы оказаться к сокурсницам спиной, а потом низко-низко опустила голову и, частично прикрыла лицо ладонью. Есть пирожное в таком положении было жутко неудобно, но что делать? Если кто-то меня узнает — мне конец.

— Ты в порядке? — через минуту спросила Виола, косясь на мою ссутуленную спину.

— Почти, — соврала я. — Голова только чуток побаливает.

— А почему шепчешь?

— Я? Шепчу? Неправда. Это у меня просто в горле пересохло, — я сделала большой глоток чая и натянуто улыбнулась.

Виола сосредоточенно прожевала очередной кусочек эклера и снова уставилась на меня.

— Может, у тебя агорафобия?

— Чего?

— Ну, тебе не по себе, когда вокруг много людей. Мама говорила, что это называется агорафобия.

У меня даже настроение улучшилось. Отличная ведь идея! Удобная. Я отвела глаза в сторону и уныло призналась:

— Ты права. Я — агорафоб. У нас в деревне, знаешь ли, людей мало, потому к толпам я просто не привыкла. Только не говори папе, пожалуйста.

— Не скажу, — серьезным тоном пообещала она. — Не переживай.

Я тут же отодвинула в сторону недоеденное пирожное и поглядела на «племяшку» с мольбой:

— Пойдем отсюда, а? Мне что-то совсем не по себе.

Виола даже приосанилась:

— Ну уж нет. Я даже с места не сдвинусь, пока ты не доешь. Тебе надо учиться преодолевать свой страх.

Р-р-р! Все-таки есть в этой крошке папина кровушка, все-таки есть!

Фуд-корт гудел, как рассерженный улей. Нагруженные подносами люди сновали туда-сюда, и мне вдруг стало чертовски не по себе. До меня просто дошло, что, сокурсницы — это полбеды. Тут каждый крепыш с гамбургером может оказаться знакомым. А все моя проклятая общительность, все моя любовь к новым знакомствам! И почему я не родилась интровертом?

— Ешь! — скомандовала Виола, придвигая ближе мою тарелку.

Глаза ее наполняла искренняя забота.

Вздохнув, я нехотя взялась за ложку. Как назло, пирожное в меня решительно не лезло. Даже чай не помогал ускорить «утилизацию». Впрочем, Васины не сдаются — я с остервенением кромсала кусок бисквита и настойчиво пихала его в рот.

— Не торопись! — сказала Виола, с нескрываемым весельем поглядывая на мои старания. — Как говорит мой папа: едой надо наслаждаться.

— Я и наслаждаюсь, — заверила я, а потом не сдержалась и обернулась.

Мои сокурсницы уже встали из-за стола и обсуждали, куда двигаться дальше.

Молодцы! — мысленно похвалила я. — Давайте, топайте! Лучше сразу сжечь набранные за перекусом калории, чем потом любоваться на них в зеркало.

Одна из девчонок скользнула по мне рассеянным взглядом. А-а-а! Я быстро отвернулась и вся превратилась в сжатую пружину. Только бы она меня не узнала! Только бы не узнала!

У меня вспотели ладони, а сердце разогналось, точно болид. Виола заметила мое состояние и даже слегка испугалась: