Подземное время

Тибо согласился.

Он только что припарковался на стоянке возле здания, где его ждут. Он смотрит на свой телефон, отлично понимая, на что надеется. Он знает, что весь день будет поглядывать на экран мобильника, прислушиваться, не прозвучит ли сигнал SMS. Когда-то разнарядка выездов осуществлялась по радио. Теперь из соображений конфиденциальности служба скорой помощи снабдила своих сотрудников мобильными телефонами, подключенными к системе коротких номеров. И каждый раз, когда с базы придет новый адрес, он невольно будет надеяться увидеть на экране имя Лили. Ближайшие недели сигнал мобильника будет для него источником мучений.

А вдруг она все-таки затоскует по нему? Ощутит головокружительную пустоту, которую не сможет игнорировать? Тибо надеется, что пройдет какое-то время, и ее охватят сомнения, она постепенно осознает, что значит его отсутствие. Ведь должна же она понять, что никто ее не будет любить так, как он, несмотря на барьеры, которые она сама установила, несмотря на глухую стену, которой она отгородилась от окружающих, и о которой можно лишь догадываться по вырывающимся у нее изредка полусловам.

Смешно. Он просто смешон. Нелеп. Кем он себя считает? Что за исключительность, что за превосходство он себе приписывает?

Лиля не вернется. Она примет все как есть. Сейчас она, несомненно, поздравляет себя с таким исходом: легким, удобным, преподнесенным на блюде. Она-то знает, что те, кто в любви отдают больше, чем получают в ответ, в конце концов начинают тяготить.

Ему пора: первый на сегодня пациент уже ждет. Выйти из облака Лилиных духов, что висит в воздухе. Оставить окна приоткрытыми.

«Надо выдернуть капельницу», — заявил ему однажды Фразера, специалист по переломам – и не только запястья. Они зашли в бар пропустить по стаканчику после длинного уик-энда, который оба провели на дежурстве. Под влиянием выпитой водки, что бежала по венам теплой волной, Тибо рассказал ему о Лиле: это чувство, будто сжимаешь в руках нечто неуловимое, текучее. Будто пытаешься ухватить пустоту: безнадежный жест.

Фразера тогда посоветовал ему уходить немедленно. Стратегическое отступление, сказал он. И добавил, отрешенно глядя в свой стакан:

— В любви изначально заложена неисчерпаемая жестокость.

Тибо сидит в машине, припаркованной возле безликого многоэтажного дома. В последний раз смотрит на экран телефона – проверить, не пропустил ли он сигнал.

Он это сделал. Он все-таки сделал это: выдернул капельницу.

Он это сделал и теперь может гордиться собой.

Она улыбнулась. Будто ожидала этого. Будто давно была готова к этому.

Она сказала: «Спасибо». Спасибо за все.

Неужели можно быть настолько слепой, чтобы не разглядеть чужого отчаяния?

Глава 9

Едва закрыв за собой дверь, Матильда опускает руку в сумку. Пальцы ощущают прикосновение металла. Ее постоянно преследует страх что-то забыть: ключи, телефон, кошелек, проездной.

Прежде такого не было. Прежде она не боялась. Прежде, когда ее ничто не тяготило, ей не было нужды все перепроверять. Вещи не прятались от ее взгляда, наоборот, они были с нею заодно, и все выходило естественно и свободно. Прежде вещи не ускользали за мебель, не опрокидывались, не становились на пути.

Она так и не позвонила. С тех пор, как их терапевт ушел на пенсию, у нее больше нет семейного доктора. Она нашла было какого-то врача по интернету, но, уже набирая номер, подумала, что это бессмысленно. Она не больна – она просто устала. Как сотни других людей, с которыми она пересекается ежедневно. Тогда на каких основаниях? Под каким предлогом? Допустим, явится к ней незнакомый человек – и что она ему скажет? Просто скажет: я больше не могу. И закроет глаза.

По лестнице Матильда спускается пешком. На одном из этажей она встречает господина Делебара, соседа снизу, который не менее двух раз в неделю заявляется к ней с жалобой, что дети слишком шумят. Даже когда мальчиков нет дома. Господин Делебар принимает вид смертельной усталости; он слабым голосом приветствует Матильду. Она, не останавливаясь, проходит мимо, ее рука скользит по перилам, а ноги неслышно ступают по бархатистому ковру. Сегодня у нее нет ни малейшего желания задерживаться на несколько минут, чтобы перекинуться с ним парой слов, выслушивать его, казаться любезной. Ей совсем не хочется вспоминать о том, что господин Делебар – больной и одинокий вдовец, и все, что ему осталось – вслушиваться в шум сверху, преумножать его и попросту выдумывать, ей не хочется представлять себе, каково это – быть затерянным в тишине огромной квартиры.

Потому что она себя знает. Она знает, к чему это ее приведет. С ее склонностью искать чужим поступкам объяснения, смягчающие обстоятельства, оправдывать их. Чтобы в итоге прийти к выводу: у людей есть все основания быть такими, какие они есть. Но не сегодня. Нет. Сегодня она способна сказать себе, что господин Делебар – просто дурак. Потому что сегодня – 20 мая. И что-то непременно должно произойти. Потому что дальше так продолжаться не может, слишком неподъемная цена. Цена, которую она платит за возможность иметь служебное удостоверение, пропуск в столовую, страховой полис, проездной на три зоны метро. Цена, которую она платит, чтобы не выпасть из потока.

Матильда идет через сквер. Утро еще не утратило своей свежести; в этот час улицы кажутся вымытыми, обновленными; вдалеке слышен грохот мусоровоза. Матильда смотрит на часы и ускоряет шаг; каблуки стучат по тротуару.

Спустившись в метро, Матильда замечает, что на перроне необычно много народу. Люди стоят плотной толпой, не заходя, однако, за пластиковую ленту, обозначающую границу безопасной зоны. Сидячие места заняты, повсюду царит атмосфера угрюмого возбуждения. Матильда поднимает глаза на электронное панно, но вместо цифр, обозначающих время до прихода следующего поезда, на табло горят две полосы. На весь перрон раздается женский голос: «В связи с аварией на линии движение в направлении мэрии Монтрёй приостановлено».

Тем, кто каждодневно пользуется общественным транспортом, хорошо знаком этот особенный язык службы оповещений метро, его синтаксис, иносказания и многозначные обороты. Матильда уже успела выучить эти фигуры речи и может прикинуть, насколько опоздает поезд. «Техническая авария», «перевод стрелок», «координация трафика» означают, что задержка будет незначительной. А если сообщают о «проблемах со здоровьем у пассажира», то есть повод для беспокойства: это значит, что где-то, на другой станции, кто-то упал в обморок, или нажал на тревожную кнопку, или нуждается в эвакуации. «Проблемы со здоровьем у пассажира» могут надолго перекрыть движение. Но хуже всего «несчастный случай с пассажиром» – формула, под которой обычно подразумевается суицид. Эти слова парализуют трафик на несколько часов: надо убрать останки.

В Париже раз в четыре дня какой-нибудь человек бросается под поезд. Матильда читала об этом в газете. Транспортная информационная служба предпочитает не приводить точную статистику, зато известно, что уже много лет функционируют кабинеты психологической поддержки для машинистов, ставших причиной несчастного случая. И не всем удается оправиться. Их признают профессионально непригодными и списывают в кассиры или офисные работники. В среднем, каждый машинист хотя бы раз за свою жизнь сталкивался с попыткой суицида. А в больших городах люди, должно быть, кончают с собой еще чаще. Матильда не раз задавалась этим вопросом, но даже не старалась найти на него ответ.