Поджигатели (Книга 2)

Некоторое время царило молчание, потом дверь осторожно приотворилась и в сторожку заглянул старый Ян Купка - механик силовой станции.

– Здравствуй, сынок, - сказал он, обращаясь к Ярошу.
– Пришел узнать, уже не надумал ли и ты улетать?

– Что вы, отец?!
– И Ярош обиженно пожал плечами.

– То-то!

Взволнованно шагавший по сторожке Кропачек остановился как вкопанный.

– Может быть, ты, старый приятель, - с оттенком неприязни сказал он механику, - думаешь, что и мне не следует покидать Чехию?

Старик усмехнулся.

– Чтобы узнать мой ответ, пан директор, вам достаточно было бы посчитать чемоданы, с которыми я сюда пришел.

– И он широко расставил пустые руки.

Кропачек невольно покосился на груду своего багажа, наваленного в углу сторожки. Механик поймал его взгляд и рассмеялся.

– Не смущайтесь: не вы первый, не вы последний.

– Ты говоришь это так, словно... укоряешь нас.

– Укоряю?..
– Старик пожал плечами.
– Стоит ли, директор? Чему это поможет, что поправит? Разве от моих укоров что-нибудь стало бы на место? Если я кого-нибудь и стану укорять, так только самого себя.

– Уж ты-то ни в чем не виноват, старина!

– В том-то и беда, директор, что виноват, крепко виноват! Пойми я несколько лет тому назад, где настоящая правда, не бывать бы тому, что происходит.

– Ишь ты!
– насмешливо проговорил Кропачек.
– Достаточно было бы одному такому орлу, как Ян Купка, взяться за дело и...

– Не смейтесь, пан директор, - с укоризною проговорил механик.
– Вы, небось, понимаете, что я говорю не об одном себе. Таких старых ослов, как я, оказалось, к сожалению, очень много. Но вам не к лицу смеяться. Всю жизнь вы провели среди рабочего люда и ничего не поняли в происходящем. Это простительно мне, простому механику, а не такому образованному человеку, как вы, пан директор.

– Куда ты клонишь, старина?
– настороженно спросил Кропачек.

– Оба мы не углядели настоящей дороги, по которой следовало итти, чтобы не стать дермом, которое Хенлейн теперь топчет ногами. Вспомните-ка, директор, время, когда мы с вами покидали социал-демократическую партию. Что говорил тогда нам обоим он?
– При этих словах механик кивком указал на молча сидевшего Яроша.
– Эх, сынок, сынок, стыдно тебе, небось, за своего старика!

– Перестань, Ян!
– Кропачек сердито топнул ногой.
– Не хочешь же ты сказать, будто раскаиваешься, что не пошел с коммунистами?

– Да, директор, именно это-то я и считаю своей виной. Вам-то, конечно, было бы со мною не по пути...

– Что ж, старина, - Кропачек обиженно надулся, - значит, теперь наши дороги разошлись. А ведь когда-то... когда-то мы с тобою были социал-демократами...

Механик прервал его протяжным свистом:

– Фью-ю! О тех временах я и думать не могу, не краснея. Да и немудрено покраснеть, вспоминая, что всю жизнь ты, как баран, на веревочке ходил по указке жуликов, уводивших тебя от настоящего дела.

– Кажется, ты не можешь пожаловаться на то, что плохо поработал в своей жизни.

– Поработал-то я не хуже других, но все в чужую пользу.

– Мы с тобою трудились на одного хозяина!
– не без гордости произнес Кропачек.

– Этого-то мне и стыдно. Вот этими руками всю жизнь подкидывал кроны в карман каких-то акционеров, которых даже в глаза не видел.

– Ну, в этом-то отношении мы с тобою в одинаковом положении.

– Не совсем, уважаемый пан директор, не совсем. Вы-то, по крайней мере, были участником в деле.

Кропачек насторожился.

– Что ты имеешь в виду?

– Только то, что вы за свою службу получили от хозяев хорошую пачку акций, а я вот что, - и старик состроил комбинацию из трех пальцев.
– Да я тужу не об этом. Мне многого и не нужно. Ярош в наследстве не нуждается, у него своя голова. А вот плохо, что, работая на толстосумов, я забыл о своем настоящем рабочем деле, о том, что я не единственный рабочий на свете. Вот что, директор!

Кропачек с усмешкою положил руку на плечо Яроша:

– Вижу - твоя работа! Хорошо, что я в своем доме запретил тебе говорить о партийных делах. А то бы ты и меня распропагандировал так, что, чего доброго, и я стал бы коммунистом.

– Может быть, и плохо, что этого де случилось, директор!
– сказал старый Купка.
– Не бежали бы вы теперь из своей страны, как крыса с тонущего корабля.

– Но, но, ты, старина, полегче! Тебе-то на меня грех жаловаться.

– Если не считать того, что вы всех нас крепко обманывали.

– Ты в уме?
– Кропачек побагровел от негодования.

– Всю жизнь вы толковали нам, что мы работаем на нашу республику, а вот теперь мы вдруг узнали, что дело не столько в нашей Чешской республике, сколько в американских биржевиках, которые сцапали контрольный пакет Вацлавских заводов.

– Кто сказал тебе такую чепуху?!
– крикнул Кропачек, но в голосе его звучало больше смущения, чем решительности.

– Уж кто бы ни сказал...

– Тоже, может быть, господа коммунисты?

– Может быть, и коммунисты, - с улыбкою ответил механик.

– А если бы это и было правдой, так что тут плохого?
– подбоченясь, спросил Кропачек.

– А что хорошего, ежели чешскими заводами распоряжаются янки?.. Сегодня заводы, завтра банки, послезавтра парочка-другая министров, а там, глядишь, и вся Чехословакия окажется в кармане иностранных торгашей. Может быть, так оно уже и вышло. Оттого и очутились мы теперь в таком положении, что сами себе не принадлежим, а?

Кропачек сумрачно молчал, отведя взгляд от собеседника.

Тут впервые подал голос Ярош. Он говорил негромко, сосредоточенно глядя себе под ноги.

– Нет, отец, тут ты не прав. Сколько бы усилий ни прилагали иностранцы к тому, чтобы захватить нашу страну, она никогда не будет им принадлежать. Ее единственным законным хозяином всегда был, остается и будет во веки веков чешский народ.

Старый Купка лукаво покосился в сторону Кропачека.

– И те, кто бросает родину в эти дни, они тоже будут хозяевами? спросил он.

Ярош молча покачал головой.

– Я тоже так думаю, сынок, - сказал механик.
– И убей меня бог, ежели я поверю, что праздник будет на их улице. Никакие американцы, ни кто бы то ни было другой, кто заинтересован в наших нынешних делах своим карманом, не поможет им спасти свои шкуры. Уж это как пить дать. Верно, сынок?