Поединок в пяти переменах блюд

– А что значит – сын? – пренебрежительно сказал Андре. – Сначала приемные родители, потом недолго с ней, просто кошмар, затем закрытая школа для детей из благородных семейств, но ничего не вышло, меня оттуда сразу же вышвырнули, потом много лет ни слуху ни духу, и вот пару месяцев назад она меня снова нашла. Так ведь, Джина?

Все посмотрели на Регину, которая, тяжело дыша, стояла перед Андре, руки на поясе, поза как у торговки на рынке. Было видно, что больше всего она хочет его поколотить.

– Зай-чик… – прошипела она.

– И вот тут в ней проснулась материнская любовь! Она решила сделать из меня художника, ну а вдруг получится, подумал я. – Андре улыбнулся Регине, которая опустилась на стул и взирала на него в полной растерянности. – Она всегда говорит: it' a crazy game, [122] выучи правила – и твое дело в шляпе!

– Вот тут госпожа Крессвиц, для разнообразия, совершенно права, молодой человек, – сказал Герман.

122

Безумная игра (англ.).

– Андре, прекрати! – В голосе Регины прозвучала угроза.

– Ну почему же? Это ведь была твоя идея! Поэтому мне и пришлось учить всю эту муть! – Андре вызывающе посмотрел на остальных. – Она пригласила из университета одного типа, такого невзрачного, по лицу сразу видно, что между ног у него ничего нет, так он целую неделю грузил меня этой чушью – «концепция», «топография сознания», вся эта заумь – «кибергнозис» и «Мнемозина», до сих пор не знаю, что это означает, Джина тоже не знает, она даже не знает, что такое ПМС, [123] хотя он у нее длится неделями… Ладно, ладно, шутка, Джина, ну вот, меня это доставало, но чего не сделаешь ради материнской любви…

123

Предменструальный синдром.

– Андре, shut up, и немедленно, я тебя вышвырну вон, если еще скажешь хоть слово, маленькое мерзкое чудовище… – С этими словами она вскочила и ринулась к нему, высоко держа в руке веер, словно намереваясь отшлепать.

Штефани ее перехватила.

– Регина, успокойся, это заходит слишком далеко!

– Что? Далеко? Еще полчаса, и вы бы с ним неизвестно чем занялись, ты уже вся сгорала от нетерпения…

Она с отвращением смотрела на Штефани.

– Госпож-ж-жа ф-ф-фон Кресссвиц, Штефани… я прощу вас, я оч-ч-ень вас прошу, мы ведь стоим на ступени эв-в-волюций, когда все можно обсудить под-д-добающим образом…

– Но не в том случае, когда у некоторых вместо головы то, что должно быть между ног, – парировала Регина.

– А ты чем думала, когда делала меня? – спросил Андре. – Уж мозгов в твоей башке точно не было!

– Андре… – воскликнула пораженная Регина. И зашаталась. Штефани подхватила ее, чуть не потеряв равновесия. Затем они осторожно сели. Регина начала плакать.

– Я этого не заслужила, Андре, не заслужила… – прохрипела она.

– Воды! – заорал Себастьян, но никто не двинулся с места.

Андре протянул Регине бутылку с шампанским.

– Ну ладно, вот, выпей, «пантер рэй» или как ты там говоришь…

Регина взяла салфетку и вытерла пару черных слезинок в уголках глаз.

– Да, я понимаю ваше горе, – мягко сказал Герман. – Я сам являюсь почетным председателем общества поклонников Ирода, юридический адрес – Вифлеем, дом родной для детоненавистников, и здесь, по вам и вашему… э-э-э… сыну, видно, куда может завести людей пагубная страсть к продолжению рода…

– Общество поклонников Ирода? – пораженно спросил Себастьян.

– Ну да, это избранное и очень уважаемое общество, целью которого является популяризация постнатального контроля за рождаемостью, в известном смысле. И если я не ошибаюсь, милейшая госпожа Крессвиц сейчас могла бы пополнить наши ряды… – Герман поклонился в сторону Регины, – но, к сожалению, дам туда не допускают из-за реальной опасности, что они вновь возьмутся за старое…

– Какой кошмар, о Боже, какой кошмар, – всхлипывала Регина.

– И кто же отец? – спросила Сибилла, совершенно не впечатленная состоянием Регины.

– Отец, ах… – фыркнула Регина. Она положила на стол салфетку, украшенную разноцветными пятнами, и поглубже воткнула в волосы перо.

Благодарно взяла бутылку с шампанским и налила себе в бокал, где еще плескались остатки пива.

– Пер-р-рестаньте! Я с-с-сейчас принесу приличные бокалы! – крикнул Себастьян и удалился из столовой с видимым облегчением, радуясь поводу сбежать на несколько минут.

– Тогда я как раз была худой, – продолжала Регина тихо. – Я то толстела, то худела, то опять толстела… Всегда, стоило мне только похудеть, происходило что-то невообразимое: мужчины не сводили с меня глаз. И я, я не могла этого понять, ведь для себя я оставалась Региной-толстушкой. Мать всегда говорила мне: «В нашей семье у всех толстые руки», и поэтому я думала, что у меня тоже толстые руки, даже когда худела. Ну так вот, я была худой, диета Аткинса или что-то еще, и вот тут-то он мне и попался, вы понимаете, вот как здесь, – она рассеянно указала на стол, – пусто, скучно, эротики годами ноль, и вдруг – crazy, круто, потрясно!

Себастьян со звоном водрузил на стол фужеры для шампанского.

– Я нашел их в шкафу для посуды, очень просто! – гордо сказал он, но на него никто не обратил внимания. – И ваша… мамзель… кажется, хочет уйти, дорогая Штефани, – добавил он.

Штефани не услышала.

Регина горько улыбнулась, переводя взгляд с одного лица на другое. По-прежнему стояла тишина. Все ждали.

– Был какой-то вернисаж, и подружка мне еще сказала: ты видела? Этот, ну Ты-знаешь-кто тоже здесь, от «Мэгэзин». И вот он ко мне подходит, такой невысокий, представляется и говорит: «Я хотел бы выпить с вами пива».

– Ну, такое завязывание знакомства не самое лучшее подтверждение блестящего ума, который ему приписывают, мы слышали примеры и пооригинальнее… – заметил Герман со злорадной улыбкой.

Регина вяло махнула рукой.

– Не важно, не важно. Все равно, что он тогда сказал. Ну вот. Классный мужик. Умный до ужаса. Говорит так, что просто… всего одна фраза – и ты пропал. С форматом. Высший сорт. И мы провели вместе ночь.

– Регина, дорогая моя… – вставила Штефани. Она изучающе посмотрела на Андре, пытаясь определить, есть ли какое-нибудь сходство.