Поэтика
Шрифт:
Книга и статья должны читаться в единстве. Основой такого единства является прежде всего тезис о "двух замкнутых конструктивных рядах стиховом и прозаическом" (ПСЯ, стр. 72), структурное различие между которыми сводится не к наличию ритмико-фонической организации в одном случае и отсутствию в другом, а к ее различному в каждом из этих рядов отношению к семантическому фактору. Отправной пункт работы об "Онегине" - невозможность найти границу поэзии и прозы в отношении к звучанию. Для Тынянова противопоставление поэтического и практического языка, исходное в деятельности Опояза (статьи Л. Якубинского, О. Брика, Б. Кушнера в первых выпусках "Сборников по теории поэтического языка"), недостаточно - он осложняет его другим: "стих - художественная проза", где второй член может усваивать существенные признаки первого (иначе развивал первоначальное противопоставление Якубинский). В ПСЯ Тынянов подчеркивал как подвижность границы между стихом и прозой, так и устойчивость, неразрушаемость двух типов художественной речи (и соответствующего противопоставления, присутствующего в литературном сознании), причем его интересовал феномен внесения элементов одного ряда в другой. В ПСЯ этот эффект рассматривался в его предельном выражении - на примере верлибра (ср.:
– "Вопросы языкознания", 1970, № 2, стр. 68, 73-74), в статье же о "Евгении Онегине" на сложном и отягченном историко-литературными и ценностными ассоциациями тексте. Следует назвать еще одну раннюю работу, затрагивающую тот же вопрос, - "Стиховые формы Некрасова" (см. в наст. изд.), из которой, в частности, явствует, что понимание генерального различия стиха и прозы (в сходных с ПСЯ и особенно со статьей о "Евгении Онегине" формулировках) сложилось у Тынянова не позже 1921 г. (Проблема ритма прозы занимала его еще в университете. Как видно из протокола заседания Пушкинского семинария С. А. Венгерова 12 февраля 1915 г., Тынянов поднял эту тему на обсуждении доклада М. О. Лопатто о прозе Пушкина - ИРЛИ, ф. С. А. Венгерова.) В той же статье 1921 г. сформулировано положение, согласно которому текст идентифицируется как стихи или проза не по заключенным в нем самом признакам, а с помощью ключа, заданного в некоторой литературной системе и регулирующего отношения двух типов художественной речи, в том числе разного рода нарушения границы между ними. Было намечено, таким образом, различение функции и формы, в конце 20-х годов ставшее для Тынянова определяющим (ср. пункт 6 статьи "О литературной эволюции", добавление 1928 г. к "Стиховым формам Некрасова").
Особо следует сказать о теме, которой Тынянов только коснулся в конце первого раздела статьи о "Евгении Онегине" и которая должна была быть специально рассмотрена в 3-й главе предположенной большой работы (см. приведенный выше план). В одном из набросков (шестом) "Ленского" Тынянов ставит вопрос следующим образом: "На вопросе о "герое" яснее всего сказывается деформирующая сила художественного произведения - и необычайная податливость деформируемого материала. В динамике произведения герой оказывается столь устойчивой движущейся точкой, что возможно бесконечное разнообразие (вплоть до противоречий) как черт, обведенных кружком его имени, так и действий и речевых обнаружений, приуроченных к нему. Здесь с необычайною силою сказывается закон мотивировки литературных явлений жизненными навыками; наивно-реалистическое отношение к героям литературных произведений как к живым людям далеко не изжито даже в литературной критике.
Особую силу деформации имеет установка на словесный план произведения [...]".
Термин "деформация" употребляется в работе в том же смысле, что и в ПСЯ. Интересно, что позднее по поводу ПСЯ Тынянов писал о предпочтительности термина "трансформация", - см. прим. 18 к "Литературному факту". Однако на практике он придерживался первоначального словоупотребления, связанного с такими опорными понятиями, как "доминанта", "смещение" и др. См. примеры использования термина "деформация" Тыняновым в словаре некоторых основных понятий формальной школы в кн.: Хрестоматия по теоретическому литературоведению, I. Издание подготовил И. Чернов. Тарту, 1976, по указателю на стр. 294.
В конспективной форме идея Тынянова о герое как динамическом целом и "знаке единства" была изложена на двух страницах ПСЯ (стр. 25- 27) и тогда же поддержана Л. С. Выготским в его книге "Психология искусства" (1925). Процитировав замечания Тынянова о категории героя и, очевидно, не зная, что они обобщают наблюдения и над пушкинским романом, Выготский писал: "Ни на чем это положение не оправдывается с такой силой, как на романе Пушкина "Евгений Онегин". Здесь именно легко показать, насколько имя Онегина есть только знак героя и насколько герои здесь динамические, то есть изменяющиеся в зависимости от конструктивного фактора романа. Все исследователи этого романа исходили до сих пор из ложного предположения, что герой произведения статичен, и при этом указывали черты характера Онегина, которые присущи его житейскому прототипу, но упускали из виду специфические явления искусства" (Л. С. Выготский. Психология искусства. М., 1968, стр. 283-284; ср. его определение героя как шахматной фигуры - там же, стр. 140; ср. несколько ранее в "Развертывании сюжета" В. В. Шкловского о типе Дон-Кихота "как результате действия построения романа".
– В. Шкловский. О теории прозы. М., 1929, стр. 100-101; о понимании персонажа как точки пересечения функций, представленном в статье Шкловского "Новелла тайн", см.: А. К. Жолковский, Ю. К. Щеглов. Из предыстории советских работ по структурной поэтике.
– Труды по знаковым системам, III. Тарту, 1967, стр. 371- 372). В конце 20-х годов Тынянов вернулся, опять-таки очень кратко, к вопросу о герое романа Пушкина: "Герои, которые в критике были названы типами, были свободными двупланными амплуа для развертывания разнородного материала" (ПиЕС, стр. 156). Так, в "круг Ленского" Пушкиным был включен злободневный "вопрос об элегиях", а в "абрис" Онегина вносились автобиографические черты (там же). Крайнее выражение этого принципа - изложение двух вариантов судьбы Ленского как равновозможных. Герой, будучи подвержен "закону эмоционального колебания", может нести в себе любой "переменный психологический материал" (там же, стр. 159; ср. также стр. 139, Откуда можно предположить, что идеи Тынянова были спровоцированы в процессе изучения литературы пушкинской эпохи высказыванием А. И. Галича о герое эпопеи как "мнимом средоточии", ср. ссылку на это определение в статье "Сокращение штатов"). Однако Тынянов предостерегал от "чисто аналитической точки зрения, раздробляющей мир героя на слабо связанные между собою мозаические отрывки (введенные иногда вне ассоциативной связи, данной в романе) я упускающей из виду мощную интегрирующую силу мотивировки единства" ("Ленский"). В "Евгении Онегине" главной силой, интегрирующей разнородный его материал, является стих. Но в этой функции может выступать не только он. В одном из вариантов у Тынянова есть замечание о сказе, являющемся еще большей интегрирующей силой ("установка на словесный материал произведения"). И уже Выготский распространил подобное понимание героя в художественной конструкции на драму (указ. соч., стр. 289-295).
Однако у Тынянова намеченный подход не получил развития. Другие авторы занимались главным образом "характерами" "Евгения Онегина"; были сделаны интересные наблюдения (в частности, над "автором" романа или "противоречиями" в обрисовке героя), но им предлагались объяснения, лежащие вне специфики стиховой конструкции и поэтики романа в целом. См., например: М. А. Рыбникова. Автор в "Евгении Онегине".
– В ее кн.: По вопросам композиции. М., 1924; Н. К. Пиксанов. Из анализов "Онегина". К определению образа Евгения.
– В сб.: Памяти П. Н. Сакулина. М., "Никитинские субботники", 1931. (Мы оставляем здесь в стороне собственно лингвистические и стиховедческие работы - В. В. Виноградова, Н. С. Поспелова. Б. В. Томашевского.) Характерно, что, когда Г. О. Винокур вновь сделал поэтику "Евгения Онегина" предметом исследования, он обратился и к ПСЯ (Г. Винокур. Слово и стих в "Евгении Онегине".
– В сб.: Пушкин. М., 1941, стр. 160-162), столь тесно, как было показано, связанной со статьей об "Евгении Онегине". В последнее время появился ряд работ, рассматривающих структуру пушкинского романа: Л. Н. Штильман. Проблемы литературных жанров и традиций в "Евгении Онегине" Пушкина.
– American Contributions to the Fourth Intern. Congress of Slavicists. 'S-Gravenhage, 1958; M. Бахтин. Слово в романе.
– В его кн.: Вопросы литературы и эстетики. М., 1975; Ю. М. Лотман. Художественная структура "Евгения Онегина".
– Уч. зап. Тартуского ун-та, вып. 184. Труды по русской и славянской филологии, IX, 1966; его же. Роман в стихах Пушкина "Евгений Онегин". Тарту, 1975 (в двух последних работах идет речь и о структуре персонажей, в частности в связи с идеями Тынянова); В. В. Виноградов. О "Евгении Онегине".
– "Русский язык в школе", 1966, № 4; С. Бочаров. "Форма плана".
– В его кн.: Поэтика Пушкина. Очерки. М., 1974; Ю. Н. Чумаков. Состав художественного текста "Евгения Онегина".
– В кн.: Пушкин и его современники. Псков, 1970.
Публикация статьи Тынянова не только восстанавливает историческую перспективу изучения романа, но и, по-видимому, сыграет ту стимулирующую роль, которую отмечал Виноградов, когда писал, ознакомившись с работой в рукописи, что она настраивает "на решительный пересмотр проблемы композиции "Евгения Онегина", структуры образов его персонажей и специфических особенностей стилей этого романа" ("Русская литература", 1967, № 2, стр. 89; то же: ПиЕС, стр. 15).
1 Имя шишковца в рукописи отсутствует; возможно, Тынянов имел в виду Д. Воронова, употребившего этот термин в "Кратком начертании о славянах и славянском языке" ("Чтения в Беседе любителей русского слова". Чтение 15. СПб., 1816, стр. 40). О термине "отвращение" см. прим. 26 к статье "Ода как ораторский жанр".
2 В статье "Путь Пушкина к прозе" (1922) Б. М. Эйхенбаум писал, что "проза Пушкина явилась как сознательный контраст к стиху" (ЭПр, стр. 220). Возможно, впрочем, что Тынянов, приводя заглавие на память, имел в виду другую статью В. Эйхенбаума (именно на нее он ссылается в статье "Пушкин" см. ПиЕС, стр. 160) - "Проблемы поэтики Пушкина" (1921; см. ЭП, стр. 30-32).
3 Книги "Проблема стихотворного языка".
4 О конструктивной роли примечаний у Пушкина см. в недавней работе: Ю. М. Лотман. К структуре диалогического текста в поэмах Пушкина (проблема авторских примечаний к тексту).
– Уч. зап. Ленинградского гос. пед. ин-та, № 434. Пушкин и его современники. Псков, 1970. Ср.: Ю. В. Манн. Поэтика русского романтизма. М., 1976, стр. 164-167.
5 Из "Опровержения на критики".
6 В черновом варианте далее следовало: "Что касается вопроса об их художественной законченности, то лучший ответ на это дает то обстоятельство, что сам Пушкин печатал их, но уже вне романа (первые четыре строфы IV главы - "Женщины") ".
7 О внесловесных элементах как эквивалентах текста см. в ПСЯ.
8 В шестом варианте статьи после этих слов следует текст, не вошедший в беловую редакцию (или включенный в не дошедший до нас ее конец). Приводим выдержки (полностью - см. сб. "Памятники культуры", стр. 139) : "Здесь кульминационный пункт всего романа; здесь сгущение композиционной игры до пределов языковой игры. "Евгений Онегин" принято рассматривать как роман в собственном смысле слова; его нарушающая всякие "правила" (а на деле организующая эти "нарушения") композиция ускользает в настоящее время от привычного взгляда. [...] При таком композиционном начале герой становится одним из отступлений. Необычайно важною становится чисто словесная динамика произведения. Пушкин подчеркивал ее выпуском романа по отдельным главам с промежутками по нескольку лет. Такой выпуск отдельных глав совершенно разрушал всякую установку на "действие" и разрушал статику героя,- делая его единицей словесной динамики [...]"
9 Современное прочтение текстов "продолжений" несколько отличается от приводимых Тыняновым. С замечаниями Тынянова ср. в новейшей работе - о самостоятельности задач послания: Я. Л. Левкович. Наброски послания о продолжении "Евгения Онегина".
– В сб.: Стихотворения Пушкина 1820-1830-х годов. Л., 1974.
10 Из письма П. А. Вяземскому от 4 ноября 1823 г.
11 В современных изданиях Пушкина принята иная датировка некоторых из цитируемых Тыняновым писем.
12 Из "Опровержения на критики".
13 Из предисловия к намечавшемуся отдельному изданию VIII и IX глав "Евгения Онегина".
14 Имеется в виду листок с планом полного издания "Евгения Онегина" (1830), найденный П. В. Анненковым в бумагах Пушкина.
15 См. прим. 2.
16 Термин "звуковой жест" восходит к работам Е. Д. Поливанова. (Е. Д. Поливанов. По поводу "звуковых жестов" японского языка.
– "Сборники по теории поэтического языка", вып. 1. Пг., 1916, стр. 31; то же в кн.: Е. Д. Поливанов. Статьи по общему языкознанию. М., 1968, стр. 295).
17 В рукописи на полях написано: "Вставить из "Домика в Коломне", III".
18 В "Ленском" Тынянов говорит о "пародической мозаике" цитат в "Евгении Онегине" (часть их раскрыта Пушкиным в примечаниях к роману). "При этом стих несет с собою (при пародической окраске целого) пародию высокой поэзии. Ср. монолог Татьяны с монологом Орлеанской девы Жуковского:
"Простите, мирные долины, Простите вы, холмы, поля, родные;
И вы, знакомых гор вершины, Приютно-мирный, ясный дол, прости