Поэты «Искры». Том 1

107. ВЕСНА И ОСЕНЬ

Друзья, природою самою Назначен наслажденьям срок: Цветы и бабочки — весною, Зимою — виноградный сок. Снег тает, сердце пробуждая; Короче дни — хладеет кровь… Прощай вино — в начале мая, А в октябре — прощай любовь! Хотел бы я вино с любовью Мешать, чтоб жизнь была полна; Но, говорят, вредит здоровью Избыток страсти и вина. Советам мудрости внимая, Я рассудил без дальних слов: Прощай вино — в начале мая, А в октябре — прощай любовь! В весенний день моя свобода Была Жаннете отдана; Я ей поддался — и полгода Меня дурачила она! Кокетке всё припоминая, Я в сентябре уж был готов… Прощай вино — в начале мая, А в октябре — прощай любовь! Я осенью сказал Адели: «Прощай, дитя, не помни зла…» И разошлись мы; но в апреле Она сама ко мне пришла. Бутылку тихо опуская, Я вспомнил смысл мудрейших слов: Прощай вино — в начале мая, А в октябре — прощай любовь! Так я дошел бы до могилы… Но есть волшебница: она Крепчайший спирт лишает силы И охмеляет без вина. Захочет — я могу забыться, Смешать все дни в календаре: Весной — бесчувственно напиться… И быть влюбленным в декабре! <1855>

108. ПАДАЮЩИЕ ЗВЕЗДЫ

— Неужто звездочки, пастух, Над нашими судьбами На небе смотрят? — Да, мой друг! Невидимая нами Звезда для каждого горит… — Ах, дедушка, кто знает, Чья это звездочка блестит, Блестит — и исчезает? — То умер человек, мой друг, И с ним звезда упала. Его веселость тесный круг Друзей одушевляла; Его бокал едва допит… Он мирно отдыхает… — Еще звезда, блестит-блестит, Блестит — и исчезает. — Ясней и чище в эту ночь Звезды не зажигалось! Отец оплакивает дочь; Ей счастье улыбалось: Венок из роз невесте свит… Алтарь любви сияет… — Еще звезда, блестит-блестит, Блестит — и исчезает. — Дитя, с мелькнувшею звездой Сын умер у вельможи. Покрыто тканью золотой Младенческое ложе… Голодный льстец, смутясь, глядит, Как жертва ускользает… — Еще звезда, блестит-блестит, Блестит — и исчезает. — Мой сын, надменный временщик Упал звездой кровавой… Он думал: силен я, велик! Упал — и раб лукавый Иному идолу кадит, Его портрет бросает… — Еще звезда, блестит-блестит, Блестит — и исчезает. — Она упала! Сын мой, плачь! Лишились мы опоры: С душою доброю богач Смежил навеки взоры; К порогу нищий прибежит — И горько зарыдает… — Еще звезда, блестит-блестит, Блестит — и исчезает. — Скатилась яркая звезда Могущества земного! Будь чист, мой сын, трудись всегда Для блага мирового. Того, кто суетно гремит, Молва уподобляет Звезде — которая блестит, Блестит — и исчезает. <1855>

109. СТАРУШКА

Ты отцветешь, подруга дорогая, Ты отцветешь — твой верный друг умрет. Несется быстро стрелка роковая, И скоро мне последний час пробьет. Переживи меня, моя подруга, Но памяти моей не изменяй — И, кроткою старушкой, песни друга У камелька тихонько напевай. А юноши по шелковым сединам Найдут следы минувшей красоты И робко спросят: «Бабушка, скажи нам, Кто был твой друг? О ком так плачешь ты?» Как я любил тебя, моя подруга, Как ревновал, ты всё им передай — И, кроткою старушкой, песни друга У камелька тихонько напевай. И на вопрос: «В нем чувства было много?» — «Он был мне друг», — ты скажешь без стыда. «Он в жизни зла не сделал никакого?» Ты с гордостью ответишь: «Никогда!» Как про любовь к тебе, моя подруга, Он песни пел, ты всё им передай — И, кроткою старушкой, песни друга У камелька тихонько напевай. Когда к тебе, покрытой сединами, Знакомой славы донесется след, Твоя рука дрожащая цветами Весенними украсит мой портрет. Туда, в тот мир невидимый, подруга, Где мы сойдемся, взоры обращай — И, кроткою старушкой, песни друга У камелька тихонько напевай. <1855>

110. КАК ЯБЛОЧКО, РУМЯН

Как яблочко, румян, Одет весьма беспечно, Не то чтоб очень пьян — А весел бесконечно. Есть деньги — прокутит; Нет денег — обойдется, Да как еще смеется! «Да ну их!..» — говорит, «Да ну их!..» — говорит, «Вот, говорит, потеха! Ей-ей, умру… Ей-ей, умру… Ей-ей, умру от смеха!» Шатаясь по ночам Да тратясь на девчонок, Он, кажется, к долгам Привык еще с пеленок. Полиция грозит, В тюрьму упрятать хочет — А он-то всё хохочет… «Да ну их!..» — говорит, «Да ну их!..» — говорит, «Вот, говорит, потеха! Ей-ей, умру… Ей-ей, умру… Ей-ей, умру от смеха!» Забился на чердак, Меж небом и землею; Свистит себе в кулак Да ежится зимою. Его не огорчит, Что дождь сквозь крышу льется: Измокнет весь, трясется… «Да ну их!..» — говорит, «Да ну их!..» — говорит, «Вот, говорит, потеха! Ей-ей, умру… Ей-ей, умру… Ей-ей, умру от смеха!» У молодой жены Богатые наряды; На них устремлены Двусмысленные взгляды. Злословье не щадит, От сплетен нет отбою… А он — махнул рукою… «Да ну их!..» — говорит, «Да ну их!..» — говорит, «Вот, говорит, потеха! Ей-ей, умру… Ей-ей, умру… Ей-ей, умру от смеха!» Собрался умирать, Параличом разбитый; На ветхую кровать Садится поп маститый И бедному сулит Чертей и ад кромешный… А он-то, многогрешный, «Да ну их!..» — говорит, «Да ну их!..» — говорит, «Вот, говорит, потеха! Ей-ей, умру… Ей-ей, умру… Ей-ей, умру от смеха!» <1856>

111. ЗНАТНЫЙ ПРИЯТЕЛЬ

Я всей душой к жене привязан; Я в люди вышел… Да чего! Я дружбой графа ей обязан. Легко ли! Графа самого! Делами царства управляя, Он к нам заходит как к родным. Какое счастье! Честь какая! Ведь я червяк в сравненьи с ним! В сравненьи с ним, С лицом таким — С его сиятельством самим! Прошедшей, например, зимою Назначен у министра бал; Граф приезжает за женою,— Как муж, и я туда попал. Там руку мне при всех сжимая, Назвал приятелем своим!.. Какое счастье! Честь какая! Ведь я червяк в сравненьи с ним! В сравненьи с ним, С лицом таким — С его сиятельством самим! Жена случайно захворает — Ведь он, голубчик, сам не свой: Со мною в преферанс играет, А ночью ходит за больной. Приехал, весь в звездах сияя, Поздравить с ангелом моим… Какое счастье! Честь какая! Ведь я червяк в сравненьи с ним! В сравненьи с ним, С лицом таким — С его сиятельством самим! А что за тонкость обращенья! Приедет вечером, сидит… «Что вы всё дома… без движенья?.. Вам нужен воздух…» — говорит. «Погода, граф, весьма дурная…» — «Да мы карету вам дадим!» Предупредительность какая! Ведь я червяк в сравненьи с ним! В сравненьи с ним, С лицом таким — С его сиятельством самим! Зазвал к себе в свой дом боярский: Шампанское лилось рекой… Жена уснула в спальне дамской… Я в лучшей комнате мужской. На мягком ложе засыпая, Под одеялом парчевым, Я думал, нежась: честь какая! Ведь я червяк в сравненьи с ним! В сравненьи с ним, С лицом таким — С его сиятельством самим! Крестить назвался непременно, Когда господь мне сына дал,— И улыбался умиленно, Когда младенца восприял. Теперь умру я, уповая, Что крестник взыскан будет им… А счастье-то, а честь какая! Ведь я червяк в сравненьи с ним! В сравненьи с ним, С лицом таким — С его сиятельством самим! А как он мил, когда он в духе! Ведь я за рюмкою вина Хватил однажды: ходят слухи… Что будто, граф… моя жена… Граф, говорю, приобретая… Трудясь… я должен быть слепым… Да ослепит и честь такая! Ведь я червяк в сравненьи с ним! В сравненьи с ним, С лицом таким — С его сиятельством самим! <1856>

112. ТОСКА ПО РОДИНЕ

«В Париж, пастух, в Париж! Ты молод, — вы сказали,— Отдайся склонностям любимым и мечтам; Познанья, золото и роскошь побеждали Любовь к родным полям». Но здесь рассеялись мечтанья золотые; Морщины у меня прорезались на лбу… Отдайте мне поля мои родные, Мой лес, мою избу! Вы мой развили ум, вы дали мне дар слова, Искусства унесли меня за облака; Но мне здесь холодно, здесь тяготит больного По родине тоска. На ваших женщинах наряды дорогие, Но на пирах у вас блуждаю я, как тень. Отдайте мне поля мои родные И наш воскресный день! Мы жалки, мы смешны, мы дети перед вами, С своими сказками и песнями отцов; Блеск вашей оперы смутил бы чудесами Крестьянских колдунов. Я слышал ваш концерт: в нем гимны неземные Крылатых жителей заоблачной страны. Отдайте мне поля мои родные И песни старины! Мне грустно самому смотреть на избы наши, На церковь бедную из почернелых плит; Здесь высятся дворцы, один другого краше, Здесь мрамор и гранит; В лучах заката здесь чертоги золотые Воздушным призраком являются очам. Отдайте мне поля мои родные И деревенский храм! Я вяну с каждым днем, я ночью, засыпая, Страшусь, чтоб родину во сне не увидать: Там воет верный пес, там ждет меня, рыдая, Моя больная мать, Стада, мои стада терзают волки злые, Избушку бедную разрушила метель… Отдайте мне поля мои родные, Мой посох и свирель! Что слышу я? Сбылись мои ночные грезы! «Ступай, пастух, ступай! — вы говорите мне.— Пусть солнце светлое твои осушит слезы В родимой стороне». Прости, волшебный край! Пускай толпы иные На чудеса твои бегут со всех сторон,— Увижу снова я поля мои родные, Избу, где я рожден! <1856>

113. ПТИЧКА

В самой страсти цепь привычки Я с трудом ношу — И на крылья вольной птички С завистью гляжу. Сколько воздуха, простора, Недоступного для взора, Свод небес открыл! Я летал бы скоро-скоро, Если б птичкой был! Завещала б Филомела Тайну звуков мне; Птичка б весело запела В дикой стороне, Где пустынник, в чаще бора, Не спуская с неба взора, Братьев не забыл… я летал бы скоро-скоро, Если б птичкой был! Знойной страстью бы гремели Песни по полям; Поселяне бы хмелели В честь красавиц там. Я бы с неба в дни раздора Всем несчастным без разбора В звуках радость лил. Я летал бы скоро-скоро, Если б птичкой был! Огласил бы казематы Звонкий голос мой, И, мечтаньями объятый О стране родной, Накануне приговора Хоть на миг бы цепь позора Узник позабыл. Я летал бы скоро-скоро, Если б птичкой был! Чуя в воздухе страданья И потоки слез, Я бы на берег изгнанья Мира ветвь принес. Царь Саул бы в звуках хора Дух унынья и раздора И свой гнев забыл. Я летал бы скоро-скоро, Если б птичкой был! Только злых не усладил бы Пеньем никогда, Разве птичку подстрелил бы Бог любви; тогда, Покорясь ему без спора, Я на зов родного взора, Из последних сил, Полетел бы скоро-скоро, Если б птичкой был. <1856>

114. СЛЕПОЙ НИЩИЙ

Из села в село бредет Старый нищий ковыляя И, по струнам ударяя, Слабым голосом поет: — У народа молодого, У честных прошу людей: Бросьте несколько грошей! (И дают ему без слова!) Бросьте несколько грошей В шапку старого слепого. Ходит с девочкой слепой; Шумный праздник в околотке: — Веселитеся, красотки, В пляске резвой и живой! Ради друга дорогого Молодых прошу парней: Бросьте несколько грошей — Я за парня слыл лихого! Бросьте несколько грошей В шапку старого слепого. В темной роще, слышит он, Поцелуй звучит украдкой. — Ах, — поет он, — здесь так сладко, Здесь любовь со всех сторон! Вспомнил я грешки былого… Смех, как взглянешь на мужей! Бросьте несколько грошей Ради мужа отставного… Бросьте несколько грошей В шапку старого слепого. Ходят девушки толпой, Раздается смех беспечный. — Ах, — поет, — любите вечно И цветите красотой! Оттолкнет меня сурово Целомудрие ханжей. Бросьте несколько грошей — Вы характера иного… Бросьте несколько грошей В шапку старого слепого. К разгулявшимся жнецам Подойдет, напоминая, Что и в годы урожая Жатвы нету беднякам. — Вам небось от золотого Винограда веселей? Бросьте несколько грошей — Так и я хвачу простого! Бросьте несколько грошей В шапку старого слепого. У солдат ли пир горой — Кружки двигаются живо. — Я ведь тоже был служивый,— Говорит старик слепой,— И теперь душа готова, Кабы годы-то с костей! Бросьте несколько грошей — В память славного былого! Бросьте несколько грошей В шапку старого слепого. Он канючить не пойдет В позлащенные чертоги, А в селеньях, по дороге, Где поваднее, поет, Где рука подать готова, Там поет он веселей: Бросьте несколько грошей! Счастья нет для сердца злого… Бросьте несколько грошей В шапку старого слепого. <1856>

115. ЛУЧШИЙ ЖРЕБИЙ

Назло фортуне самовластной Я стану золото копить, Чтобы к ногам моей прекрасной, Моей Жаннеты, положить. Тогда я все земные блага Своей возлюбленной куплю; Свидетель бог, что я не скряга — Но я люблю, люблю, люблю! Сойди ко мне восторг поэта — И отдаленнейшим векам Я имя милое: Жаннета — С своей любовью передам. И в звуках, слаще поцелуя, Все тайны страсти уловлю: Бог видит, славы не ищу я — Но я люблю, люблю, люблю! Укрась чело мое корона — Не возгоржусь нисколько я, И будет украшеньем трона Жаннета резвая моя. Под обаяньем жгучей страсти Я все права ей уступлю… Ведь я не домогаюсь власти — Но я люблю, люблю, люблю! Зачем пустые обольщенья? К чему я призраки ловлю? Она в минуту увлеченья Сама сказала мне: люблю. Нет! лучший жребий невозможен! Я полон счастием моим: Пускай я беден, слаб, ничтожен, Но я любим, любим, любим! <1856>

116. ДОБРАЯ ФЕЯ

Некогда, милые дети, Фея Урганда жила, Маленькой палочкой в свете Делав большие дела. Только махнет ею — мигом Счастье прольется везде… Добрая фея, скажи нам, Где твоя палочка, где? Ростом — вершок с половиной; Только когда с облаков Фею в коляске сапфирной Восемь везли мотыльков — Зрел виноград по долинам, Жатвы виднелись везде… Добрая фея, скажи нам, Где твоя палочка, где? Царь был ей крестник; заботы Царства лежали на ней — Ну, и министров отчеты Были, конечно, верней; Средств не имелось к поживам Рыбкою в мутной воде… Добрая фея, скажи нам, Где твоя палочка, где? Перед зерцалом глядела Фея в судейский устав. Бедный выигрывал дело, Если по делу был прав; Плут, не спасаясь и чином, Назван был плутом в суде,— Добрая фея, скажи нам, Где твоя палочка, где? Матерью крестной хранимый, Царь был примером царям; Сильным народом любимый, Страшен заморским врагам. Фею с ее крестным сыном Благословляли везде… Добрая фея, скажи нам, Где твоя палочка, где? Добрая фея пропала… Где она — нет и следа: Плохо в Америке стало — В Азии плохо всегда. Нас в нашем царстве орлином Холят, как птичек в гнезде… Все-таки, фея, скажи нам, Где твоя палочка, где? <1856>

117. КУКОЛЬНАЯ КОМЕДИЯ Басня

Шел некогда корабль из Африки далекой — На рынок негров вез британец-капитан; Бессильных жертв, как мух, давил удел жестокий, И их десятками валили в океан. Вот дело-то смекнув, стал капитан лукавить: — Чего вы хнычете? не били вас давно!.. Постойте, — говорит, — вас надо позабавить: Рабы! вот куклы вам — смотрите, как смешно. Сейчас на палубе театр соорудили… Известно: ширмочки и больше ничего. Петрушку буйного бесчинствовать пустили — А этот рассмешить способен хоть кого! Ну, негры в первый раз спектаклем наслаждались. Сначала хлопали глазами — мудрено! Потом улыбочки на лицах показались… Рабы! вот куклы вам — смотрите, как смешно. Одну комедию играют куклы вечно: К Петрушке будочник откуда ни явись, Петрушка бить его, избил его, конечно,— И страж спокойствия за ширмами повис. Ну, тут уж черные до слез расхохотались (Ведь смысл комедии понять немудрено). Забыли, что навек с отечеством расстались… Рабы! вот куклы вам — смотрите, как смешно. Черт вызвал их любовь своею чернотою: Глаза уставили и навострили слух; Как взял Петрушку он, да как увлек с собою — От наслаждения у негров замер дух. Смеясь и радуясь, что хоть в пустой забаве Над белым черному торжествовать дано, Несчастные, в цепях, задумались о славе… Рабы! вот куклы вам — смотрите, как смешно. Так умный капитан смешил их всю дорогу, Пока в Америку на рынок не привез И там не продал их. Благодаренье богу, Что дело обошлось без палок и без слез. Я назвал баснею; теперь бы наставленье… Да этой басни смысл понять немудрено… Вы многим бы вещам хотели объясненья — Довольно кукол с вас — смотрите, как смешно. <1856>