Поэты пражского «Скита»

15 января 1935 г. Бем прочел в «Ските» свою статью «О двух направлениях в современной поэзии» [37] . Существование этих двух направлений — условно говоря, «парижского» и «пражского» — он считал непреложным фактом. Но в набросках приветственного слова на вечере Антонина Ладинского в «Ските» (1.VI.1937) писал: «Легенда о „поэтической“ вражде Парижа и Праги. Только легенда. Кто виновен? Не поэты, а критики. Путаются в ногах у писателей» [38] . «Высокий образец» простоты и предельной честности он видел в Георгии Иванове, прежде всего в его «Розах» [39] .

37

Бем А. Л. Письма о литературе С. 196–200.

38

Бем А. Л. О Ладинском. Л. I. // LA PNP. B'em. К. 15. Pr'acovn'i materi'aly k b'asnick'e skupin'e «Skit poetov».

39

Бем А. Л. Вступительное слово на вечере «Скита» 13.XII.1937 г. Л. 7 // Там же. К. 12.

Не отрицал он и талантливости наиболее значительных молодых представителей «парижской ноты» — Бориса Поплавского, Анатолия Штейгера и Лидии Червинской. На смерть Поплавского он откликнулся, видимо, единственным опубликованным собственным стихотворением:

Твоя душа вместила песнопенья, Но жизнь вместить она уж не могла; И в явь войдя из сновиденья, Смерть темная пришла — и наступила мгла. Но ты, поэт, судьбу свою предвидя. Лишь тело бренное подставил под удар; И вот душа на томике Овидья Лежит и дышит точно пар. Когда ж на утро улицей Монмартра Твой труп, спеша, на кладбище свезут, Друзья-поэты мимо Триумфальной арки На голубой подушке душу понесут. И выйдя в поле, все еще робея Пред чудом, что вот-вот придет, Они услышат, глаз поднять не смея, Твоей души таинственный полет. 24. Х.1935 А. Б. [40]

40

Памяти Бориса Поплавского. Двое похорон// Меч. 18.X.1936. 5. 5.

В последних статьях Бема против Георгия Адамовича и его сторонников уже чувствуется усталость, возникают повторы. А вот как реагировал на статьи Бема «Столица и провинция» и «Порочный круг» [41] упомянутый выше А. Штейгер: «Наложив табу на все вопросы, волнующие русское самосознание, и сведя литературу к формалистической игре, непрошеный идеолог литературной провинции и ее опекун (а может быть, и пристав? но кем тогда назначенный?), проф. Бем в своих „ступицах“ (статья Бема „Порочный круг“ вышла с обозначением места написания — Ступчицы под Табором. — О. М.) искусственно подогревает рознь между парижскими и провинциальными литераторами» [42] . Упрек в проповеди формализма был в высшей степени несправедлив, точно так же, как и упрек в защите провинциализма. Именно Бем требовал от поэзии содержательности, протестовал против табу на вопросы миропонимания, на общественные и национальные переживания, именно он обличал «столичный провинциализм».

41

Бем А. Л. Письма о литературе. С. 304–308, 309–312.

42

Штейгер А. Столица и провинция // Бодрость. Париж, 30.1.1938. № 162.

Та жизненная концепция, из которой А. Л. Бем исходил во всей своей деятельности, и то литературное направление, которое он отстаивал в «Ските» и литературно-критических статьях, проповедуя поэзию «больших форм», зиждились на философии творческой активности, провозглашенной им еще на первом выступлении в «Ските». Именно против «активизма» были направлены «Комментарии» Адамовича. «…Активизм, — возражал ему Бем, — это вера в победу здоровых начал над больными, это убеждение в возможности сознательными усилиями воли остановить процесс гниения и распада» [43] . Полемику с «активизмом» продолжил в статье «Сопротивление смерти» Юрий Терапиано, утверждавший, что все внешнее «стало уделом толпы, низкой темой, лозунгами марширующих колонн международных активистов» [44] . И Бем отвечал ему: «Да, <…> мы живем в эпоху глубочайшего кризиса, в эпоху „конца старого и начала нового мира“. Но мы не только живем, но и участвуем так или иначе в борьбе, которая сопровождает этот кризис. Мне кажется, что отличительной чертой нашей эпохи является отнюдь не созерцательное отношение к происходящему, отнюдь не уход от мира в скорлупу индивидуализма. В каком бы лагере мы ни оказались (трудно сказать, кто строитель нового, а кто защитник старого), нас одинаково сопровождает чувство „активности“, созидания каких-то ценностей» [45] . Полемизируя с Л. Червинской, он выражал недоумение, как можно испытывать чувство скуки, «когда на глазах каждодневно сдвигаются целые пласты жизни, когда мир трещит в своих основах» [46] . Он призывал улавливать «подземные гулы нашей трагической эпохи» [47] и выдвигал девиз не злободневности, но современности.

43

Бем А. Л. Письма о литературе. С. 230.

44

Круг. Париж, 1936. Кн. 3. С. 144.

45

Бем А. Л. Письма о литературе. С. 267–268.

46

Там же. С. 268.

47

Там же. С. 322.

Оценивая роль «Скита», Бем писал: «…что дал „Скит“ его участникам? Независимо от степени одаренности: помогал оформлению в слове их творческого напряжения. Будут ли итоги объективно ценные? Это может показать только время. Если в обстановке „Скита“ оказался или окажется действительно одаренный человек (а не может таких одаренных людей не быть среди нас), и эта обстановка будет благоприятна для его поэтического роста — то „Скит“ не только субъективно (в порядке хорошего времяпрепровождения), но и объективно себя оправдал» [48] .

48

Бем А. Л. Вступительное слово на юбилейном вечере «Скита» 22.IV.1932 г. Л. 3 // LA PNP. B'em. К. 12.

Хотя заседания «Скита» посещали и уже сложившиеся литераторы, костяк его составляла студенческая молодежь. Литературное наследие участников кружка, даже официально в него принятых, далеко неравноценно. Не все из них (например, С. Г. Долинский, А. Ф. Вурм) принимали участие в коллективных выступлениях и публикациях «Скита». Некоторые (С. Рафальский, А. Эйснер, Б. Семенов) достигли вершин своего творчества уже за пределами Чехии. И все же судьба таких незаурядных поэтов, как В. Лебедев, Э. Чегринцева, А. Головина, Т. Ратгауз, несмотря на то, что обе последние в 1935 г. покинули Прагу, неразрывно с ним связана.

«Общим грехом всей русской литературы» Бем считал ее оторванность от литературной жизни стран, давших приют нашим соотечественникам. Сам он стремился к преодолению этой оторванности, приглашая в «Скит» чешских поэтов (Йозефа Гору, Петра Кршичку) и поощряя переводы из чешской поэзии (ими наиболее систематически занимались В. Лебедев, А. Фотинский, М. Мыслинская) [49] . Чешская поэзия оказала явное воздействие на некоторых членов «Скита» (М. Скачков, В. Лебедев). Вячеслав Лебедев, в своей поэтической позиции 30-х годов весьма близкий чешскому цивилизму (С. К. Нейман, молодые братья Чапек), постоянно следил за ней и рассказывал о всех сколько-нибудь значительных ее новинках русскому читателю на страницах журнала «Центральная Европа».

49

См.: Белошевская Л. Перевод в системе межкультурных связей русской эмиграции в Чехословакии в 20–30-е годы // Slavia. 1993. № 4. S. 507–518.

В 1940–1941 гг. при Русском свободном университете действовал семинарий А. Л. Бема «Современная литература», среди участников которого было много скитовцев. В числе авторов, которым были посвящены доклады, — А. Блок, М. Булгаков, Б. Пастернак. Доклад Бема «Русский футуризм» сопровождался чтением стихов Маяковского и Цветаевой (читала их Ирина Бем). Последнее собрание семинария состоялось 30 мая 1941 г. [50] Позднее при Русской ученой академии в Праге существовал Семинар по изучению русского языка и литературы. 19 мая 1943 г. Бем прочел здесь доклад «Задачи современной эмигрантской литературы». С чтением своих произведений выступили члены «Скита» — Ирина Бем, Вячеслав Лебедев и Василий Федоров [51] .

50

Skit poetov. Z'apisn'ik ze sch'uz'i z let 1940–1941 // LA PNP. B'em. K. 20.

51

Бем А. Л. Вступительное слово к выступлению Вас. Г. Федорова, Вяч. Лебедева и Ирины Бем. 19.IX.1943 г. //Там же. К. 12.

Вячеслав Лебедев свидетельствует: «Собираясь и выступая публично во время оккупации, „Скит“ никогда не сделал ни одного приветственного жеста в сторону немцев. Наоборот: два его члена заплатили жизнью за несоответствие с немецким миром» [52] . Он же первым дал общую оценку деятельности А. Л. Бема в «Ските»: «Эмиграция не берегла, да и не могла уберечь своих молодых талантов, разрозненно погибавших или просто замолкавших в тяжелых жизненных условиях. В этом аспекте работа А. Л. Бема с литературной молодежью и его стремление по мере сил поддержать и направить все ее неокрепшие еще дарования на правильный путь и приохотить к регулярной работе над словом и над самим собой является чрезвычайно ценной и, вероятно, исключительной в истории эмиграции. Его значение для литературной эмигрантской поросли ясно проявилось в распаде „Скита“ после его смерти и в прекращении всякой литературной деятельности в Праге после 45-го года» [53] .

52

SK. Т-А 2254/1177. Л. 4.

53

Там же. Л. 5.

Существуют известные исторические границы, определяющие эстетическое восприятие и мыслительный охват той или иной личности. Лишь гении намного опережают свое время. Например, Т. Г. Масарик при всей своей эрудированности воспринял А. П. Чехова как декадента. А. Л. Бем, который сам был «гениальным читателем», сумел оценить положительное, созидательное начало и в так называемом русском декадансе, и в русском символизме, и в акмеизме, и в русском футуризме, и в русском имажинизме, и в русском неореализме, но остановился перед эстетическим восприятием и осмыслением Пруста, Джойса и сюрреализма в отличие, например, от выдающегося чешского критика Ф. К. Шальды.

В истории «Скита» отчетливо прослеживаются два периода. Первый, который «иностранный член» «Скита» Л. Н. Гомолицкий назвал «героическим», а я бы скорее охарактеризовал его как эпический, падает на 20-е гг. В этот период в творчестве скитовцев преобладает повествовательное, сюжетное, конструктивное начало. Недаром именно тогда были написаны самые масштабные произведения поэтов «Скита» — «Поэма временных лет» Вячеслава Лебедева и «Конница» Алексея Эйснера. В этот период духовный облик «Скита» преимущественно определяют поэты-мужчины, часть из которых прошла горнило гражданской войны. В 30-е годы «Скит» обретает преимущественно женское, лирическое лицо (Кроткова, Чегринцева, Головина, Ратгауз, Тукалевская, Мякотина, Михайловская, Толстая, Бем). Чужды эпике и новые члены «Скита» — мужчины (Мансветов, Набоков, Гессен). Вольно или невольно «Скит» сближался с лирической «парижской нотой», что отмечал в письмах Бему и рецензиях на сборники содружества Лев Гомолицкий. Конструктивное начало оставалось доминантой лишь у ветеранов «Скита» Лебедева и Чегринцевой.