Поэты пражского «Скита»

«Все примирит прощающий Господь…»

Все примирит прощающий Господь — Пусть мучит суета и злобою и страхом, Пусть гений наш и труд — слепое торжество Поверженных и вновь воздвигнутых из праха. Когда, взрывая плоть и разрушая твердь, Всегда смущающий наш будний просып, Он — черный водопад — поднимет нас и бросит В неистовый полет — торжественную смерть. — Преобразится в ней — до малого листа, Которого, живя, не замечали. Весь этот мир, где терпкою печалью Нас хрупкая томила красота. «Вышгород». 1994. № 3

Раиса СПИНАДЕЛЬ *

«Торжественно, в сонета строгой раме…»

Торжественно, в сонета строгой раме Проходит жизнь. И я, созрев, пойму, Что озорство и злоба ни к чему, И что наш путь мы выбрали не сами. И буду жить с открытыми глазами И мир таким, каков он есть, приму Я с мудростью, присущею ему, И строгими, простыми чудесами. Не осквернив ненужностью метанья Осенние, прозревшие желанья, Не распылившись в суете сует, К неповторимой радости погоста Я принесу торжественно и просто Нетронутым классический сонет. «Своими путями». 1926. № 12–13

«С ухаба скачет на ухаб…»

С ухаба скачет на ухаб Почти разбитая телега. В пути растерян жалкий скарб, В ушах свистит от бега. То кочка, то ухаб, то пень — Дороженька лесная! Пойми — догнать вчерашний день Ведь в завтрашнем должна я. Скорей, скорей, еще разок. Вот поворот, еще усилье, Пускай не выдержит возок — За поворотом будут крылья! Леса! И нет пути вперед… Не надо. Подведем итоги. Ведь это двадцать пятый год, Как сбилась я с дороги. Ты слышишь, как шумят леса? Эх, пропадай моя телега. Вы все четыре колеса! Так головой о ствол с разбега… И сквозь последний шум езды Слова слышны ответа: Не ищут днем с огнем звезды, Что светит в час рассвета. «Годы». 1926. № 4

ВОДА И ТРАВЫ

Вода, листва и небо. Заката розовые на воде улыбки. Мир, ждущий ночи. Таким он утром не был.  Голубоватым и настороженно зыбким. Мир притаился. В молчаньи ждет пугливом, Пока дневная упадет завеса. И струйкой звезды, между камней залива, Блеснут над синим отраженьем леса. 26. VII.1927

«О, как презренно безобразны…»

О, как презренно безобразны Нам сделки с собственной душой. Слова и мысли можно разно Переплетать между собой. Но чувства ложь — или ошибка? И прессом сдавлена тоски. Себе самой солгав улыбкой, Не напишу я ни строки. Обрывки рифм и клочья метров — Поэтов звонкий кислород — Порывом ритменного ветра И спазмою зажатый рот. О, не изжить с собою спор мне. Словесную бросаю кладь… Бессильным совершенством формы Небывшим бывшему под стать.

«Вот, принесла, положила…»

— Вот, принесла, положила — Смотри сам. Фундамент, скрепы, стропила — Будущий храм. Посмотрел. Усмехнулся. — Что ж? — Неверен расчет. — Значит, насмарку весь чертеж Теперь пойдет? — Нет. Посмотрим. Погоди. Кое-что спасем. Из остатка с тобой создадим Не храм, а дом. Погляди, оконная рама У тебя какая… — Думаешь, годна не для храма, Для сарая? — Не сердись, опрокинешь тушь. Садись, считай. — Оставь, дома все — чушь. Все дома — сарай. Вместо колоколов под тучей — Кабинет и спальню? Оставим черченье лучше. Закрой готовальню.

«Кто-то ненужный, чужой и немилый…»

Кто-то ненужный, чужой и немилый Неотразимою, грубою силой Мой оборвал календарь. И на листочке — десятое марта. Врет она все, календарная карта. Нынче, я знаю, — январь. Разве весеннею, ждущею ночью Мы выбираем пути покороче, Разве идем напрямик? Каждой весною нам вновь — у порога Каждой весною другого чертога — Песенный чудится лик. Вслушайся только, как гулко и четко Эхо моею проходит походкой — Этак не ходят весной. В марте неясны и влажны все шумы, В марте шаги, как весенние думы, Стелятся мягкой волной… Ясно и четко все выверил разум. Не оглянусь на былое ни разу. Не погляжу я вперед. Незачем рвать календарь понапрасну, И без него несомненно и ясно — Март никогда не придет.

НОВОГОДНЕЕ

В окно кафе, где каждым жестом танца — Прямой совет. Вдруг заговорщиком, строками стансов, Стучит рассвет. Я слушаю, пока еще немая, Знакомый стук. И потихоньку руки вынимаю Из чьих-то рук. За парой быстро исчезает пара Из-за столов. И свет, и стих вдруг эхом тротуаров На стук шагов. Сам, ежедневным чудом дня и речи Встречая Год, Рассвет мне тихо обнял плечи И станом вьет.

«Вслед за разгулом, в дни банкротства…»

Вслед за разгулом, в дни банкротства. Весной, за мелочь, с молотка Пошли и знанье, и тоска, И цель, и ум, и благородство. А после летнего похмелья Мне осень протрезвила ум. И новой кладью полон трюм И отплываю к новой цели. Но не в эфир плыву, как в марте, И не фрегат, а пароход По расписанию идет В порт, предназначенный по карте. Мне больше сердца компас нужен. Как механизм рассчитан путь: Я знаю, что замерзнет ртуть Термометров в полярной стуже. В пути от Рака к Козерогу Заранье в судовой журнал Занесен мною каждый шквал, Могущий пересечь дорогу. Приду. И в гавани — продажа. Сто на сто будут барыши. Покрою там с лихвой души Послеразгульную пропажу.

«Был день. Был дом. И были крепки стены…»

Был день. Был дом. И были крепки стены. Был свет окна. Была жизнь дня — мой дом — без перемены И в ней — одна. Вдруг ночь, налетчиком, срывая рамы. Вломилась в дом. За раной дому наносила рану, Шла напролом. Миллионом рук — и мусором развалин Постройка дня — Враз — взмах! и в человечью цепь вковали Звеном меня. И с каждым, цепью, четко — в ногу, И все — родня! Покуда свет швырнет назад, к порогу У двери дня. А день, на грохот цепи, на удары — Стеклом окна. Жизнь снова — дом, зажатый в тротуары, И в нем — одна.

«Всею жизнью не измерить, не понять…»

Всею жизнью не измерить, не понять Зияющей за каждым словом бездны И пасть комком усилий бесполезных На грани угасающего дня. Идти едва. Но предъявлять права На путь наибольшего сопротивленья, В несбыточные верить откровенья И вас твердить — бездонные слова. Быть эхом слов, послушным их слугой. Быть только их, не ждущего ответа — Он в этом весь — нелегкий путь поэта. Бессильного избрать себе другой, Почти что весь. Но детская мечта жива Все изменить, и вырвать смех успеха. Заставить бездну грянуть громким эхом И зазвучать покорными слова.