Поэты пражского «Скита»

ВДОХНОВЕНИЕ

От сердца в кровь вошел огонь, И он идет, живой и жесткий, По жилам в бледную ладонь На голубые перекрестки. И вот до кончиков ногтей, Под кольцами и у запястья Я чую звонче и густей Струю пылающего счастья. И как мгновенья хороши Последние перед началом. Когда блестят карандаши Отточенным веселым жалом. Поют беззвучно провода, И я пою — глухонемая, И лишь бумага как слюда Трепещет, звуки принимая. 1931

«Крепчайшие, тончайшие силки…»

Крепчайшие, тончайшие силки Из завитых и золотых волос. Ты знаешь: на открытках голубки Томятся в чаще акварельных роз. И вот они блуждают, осмелев, У плеч твоих на маленьком столе. Клюют с бумаги ангельский посев Поэмы о приснившемся крыле. Воркуют и целуются опять С раскрашенной открытки голубки. Не плачь: опустошенная тетрадь Их завела в крепчайшие силки… Пронзенных душ немало на земле. Но вот любовь воркует со стола — Забудь о человеческом крыле, Любовь людей не ведает крыла… 1934

ЛАНДЫШИ

Сквозь влажную тугую прель. Таких беспомощных вначале. Из трубок, свернутых в свирель. Их все овраги выдували. Весна к серебряной красе Слетала первою осою, И ландыши в густой росе Бутоны путали с росою. Но звездный незаметный клюв Под крепнущими шалашами Они поили, развернув Попарно, белыми ковшами. Дрожа в траве, как поплавки, Сгибаясь маленькой лозою. Они вставали на носки И ночью бредили грозою… Чтоб отцветать не на земле. Чтоб задыхаться не в тумане… Но умирали на столе В высоком голубом стакане. 1934

ГРАД

Единственных и нужных слов Веселый град летел в ладони, И я смеялась на балконе, Неся домой такой улов… Но за стеклом половики Дышали мертвой синевою, Цвели лазоревой травою Грозе и грому вопреки. Цвели букеты на стене, И слабо тлела позолота… Сюда ли принести извне Сквозняк свежей водоворота? И ветер пел: любви не тронь, Осколки небывалых градин С балконных белых перекладин Стряхни, горячая ладонь! Они в запутанной траве, Не тронув чуждого покоя, Поломанным цветком левкоя Споют о райской синеве… Чтоб, отдышавшись, майский сад, Смешавший вместе град и гравий, Опять смолчал про этот град Перед закрытыми дверями. 1934 «Меч». 1934. № 17–18

ЛЮБОВЬ

Это солнечное копье, Ударяя огнем с высот, Надломило сердце мое Осторожно, как свежий сот. Защищаться от счастья — лень. Ты мои стихи перечел, И они открывают день Под окном суматохой пчел. И в густую траву упав, Я прищурясь гляжу и жду, Что мой розовый рой в рукав Возвратится, поняв беду. Под прохладную кисею, Где в руке запевает кровь, Где я злые цветы таю Для небесных моих роев… Но противиться счастью — лень. Счастье летнее без границ… Вот стихи мои льются в тень. Выбирают новых цариц. И забывши в июльский зной Разлинованный свой уют, Темный улей любви земной Населяют и узнают. 1934

«Со всею нежностью припоминать тебя…»

Со всею нежностью припоминать тебя, Опять вплотную подходя к апрелю, Кудрявую влюбленность теребя Ночною непокорною куделью. И ближе к свету счастье подносить, И ждать, когда последний в доме ляжет… Она скользит, запутанная нить Из песенной, из вылинявшей пряжи. Поют в руках резные челноки, Поют стихи над мертвыми листами, — Им не белеть наутро у реки Тяжелыми и влажными холстами. В последний раз послушная строкам Любовь журчит и бьется, как живая, Чтоб умереть по темным сундукам, Невиданным приданым истлевая. 1934 «Меч». 1934. № 17

РАССТАВАНИЕ

Распускают вокзалы вязальные петли, И по рельсам расходятся, брызнув, дымки; Ты проходишь по залу в звенящем рассвете И в закинутых жерлах считаешь клубки. Это птицы слетелись на зов отовсюду По железным межам с потревоженных скал, Но в привычном чаду окрыляется чудо И живет, как платок, что в дверях заплескал. Легкий купол клубится и никнет слюдою, И прощанье закинуто к небу пращой, Заалели ладони, летя чередою Перед солнцем, как перед огромной свечой. Ты проходишь по залу, и на циферблате Отраженье твое рубежи перешло, И платки, запрокинувшись, стали крылатей И летят журавлями сквозь сталь и стекло. И с подножки неопытной стаи метанье Ты увидишь, прикинув на вечность маршрут, И узнаешь, что крайняя птица отстанет И назад упадет через створки минут… …Лишь к тебе приобщенная в зове вокзала. Ворох розовых перьев сметя со скамьи, Небывалая нежность бессмертья бежала, Чтоб на сером перроне заплакать с людьми… «Скит». I. 1933

МАРУСЯ

Маруся отравилась…

Зачем же без оглядки, слишком скоро. Опять, опять, как много лет назад?.. Финал фальшив фабричного фольклора — В стакане вновь неотвратимый яд. Фатальным ожерельем на ключицах, На ветках — звезды, в небе — пустота… Под осень птицы улетают, птицы, И над тобою снова всплеск креста. Мари, Маруся, разве райской Мери Не райские стихи посвящены? Щеколдою задвинутые двери, В окне сентябрь, и в нем весы весны… Гармоникой растянутые ночи. Ладами слез налаженные дни, Туман из подворотни кажет клочья, Но под веночком волосы твои. И лишь в апреле, может быть, и ране. Ведь в марте тоже тает и томит, Опять тебя на землю тайно тянет, И ты плывешь над теми же людьми. И блеклый голос желтой запевалы, Перебирая песенную прядь, Ведет тебя неотвратимым жалом Смиренно жить и жадно умирать. «Скит». II. 1934

«Это будет первое восстанье…»

Это будет первое восстанье, Первый шорох в голубой золе, В час, когда твое дыханье станет Легче всех дыханий на земле. Отдыхая от земных пожарищ, Разве кто сегодня может знать, Что ты снова крыльями ударишь В черную истлевшую тетрадь, Высекая искры. Как от страха, Как от жара волосы легки. Два крыла, две рифмы, две руки Первенство отстаивали взмаха. И для них, наладивши черед, Всплески сил, раскинувши попарно, Ты опять одна в ночи пожарной, Но теперь возможен твой полет. Поверху, над самым черным дымом. Привыкая к счастью, не спеша, Мимо стана погорельцев, — мимо — Намечает путь душа. 1934 «Ночные птицы»

«Разобран лесок тропинками…»

Разобран лесок тропинками. По ребрышкам и бренча, С заминками и с запинками Проходит вода ручья. Как будто уже погонями Застигнута — ты бежишь, Зачерпываешь ладонями, Хоронишься за камыш. И смотришь, и снова кажется, Что там, в глубине руки, Шальное крыло развяжется И вылетят светляки. Сейчас из-под кожи выступит Живая голубизна, И выпорхнет кровь на выступы Из неживого сна. Горя легчайшими мушками От счастья и от стиха, Схоронится за подушками Гагачьей опушки мха. Чтоб вечером не заметили Настоящие светляки, Кто чертит синие петли Огнем у твоей руки. «Современные записки». 1934. Т. 56

«Отходя от сновидений ночью…»

Отходя от сновидений ночью Прямо к смерти, — спящих не задень… Во сто крат светлее и короче Мнится нынче неизжитый день. Не задень лампады темно-синей, И легко на кладбище ступив. Очерти квадрат на балдахине По земле волочащихся ив. Чтоб лежать в земле тебе просторно. Чтоб былое детство отыскав. Желтый холмик кубиками дерна Обложили у высоких трав. Чтобы прямо на зарытом горле. Опуская белую ступню, Мраморные ангелы простерли Взмах крыла к лампадному огню. Чтоб, когда замшеют эти складки Мрамора на вскинутом плече. Ты бы все еще играла в прятки Вечером в гостиной при свече. Чтоб тебе был близок настоящий Детский и невозвратимый рай. Одеяла притянувши край, Мертвая, ты притворилась спящей. 1934 «Скит». III. 1935