Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Поэты пражского «Скита»
Шрифт:

ДЕТСКАЯ КНИГА

Звон стекла, дуновение шторы, Шорох шепота на крыльце. Прямо в окна вползают воры С полумаскою на лице. И уже на ногах вериги, — «Мы безжалостно заберем Ваших кукол и Ваши книги, Даже плюшевый Ваш альбом…» Безошибочно, в лунном свете, Тот, кто стройный и впереди, Голубой медальон заметил Под оборкою на груди. «Вы влюбляетесь слишком рано (Створки отперты без труда), Бойтесь верности и обмана. Бойтесь памяти навсегда». В черном бархате полумаски Холодны, тяжелы глаза: «Вы читаете на ночь сказки Перед зеркалом, стрекоза, И уже полюбить решая, Словно сердцу пятнадцать лет, Вы мечтаете, как большая, И
страдаете, как поэт».
Но покорны, прозрачны руки От ладони и до плеча, — И описаны эти муки В басне «Бабочка и свеча»…
Забывая найденный мячик И оборванный медальон, Нежный голос наутро плачет И в стихах вспоминает сон.
II
От слов твоих, от памяти моей И от почти такого же апреля Опять поет забытый соловей И близится пасхальная неделя. Но вот встает в какой-то полумгле И призраками — праздничные лица, Цветы сияют смутно на столе, А соловей — как заводная птица. Он так поет, что плачет богдыхан В истрепанном собраньи Андерсена. — Хочу того… — Но тяжелей туман, И дальше север, и слышнее Сена. И девочка, под заводную трель, Боится так, как прежде не боялась. Сказать тебе, что и сейчас апрель. Что с нами память, кажется, осталась. Что можно бы попробовать еще. Но вот она сама уже не верит, Хоть соловей садится на плечо И щелкает, и нежно лицемерит… И дождь идет без запаха дождя, Без шелеста стекая с переплета, Где спят герои, руки разведя Как для объятья или для полета. «Современные записки». 1938. Т. 67

ВЕСНА

О, как слаба, о, как нежна, О, как скучна и нежеланна Встает прохладная весна Из-за февральского фонтана. И ей подчищенный тритон Трубит заученную встречу, Садовник — хилого предтечу — Пестует зябнущий бутон. И в рыжем пиджаке плебей Стоит, нацелясь аппаратом, — Богиня с профилем носатым Ему позирует с аллей. Но эта встреча не для мук… В траве потягиваясь прелой, Амур натягивает лук И в землю выпускает стрелы. «Современные записки». 1938. Т. 67

«Не черна моя совесть, а только мутна…»

Не черна моя совесть, а только мутна. Целый месяц в окне не вставала луна. В тишине, в темноте наступала весна. И томила она, и звала у окна. — Умирай, наступила для смерти пора. Как туманны утра и душны вечера. Не вздыхай, не гори, не зови, не дрожи, Только веки сомкни, только руки сложи, Только жить перестань… А покой недалек. Жестяные цветы от весны на порог, Позумент — у плеча и парча — на груди, Только ты не вставай, только ты не гляди… Розовая глина легка и суха, Далеко до луны, высоко до греха. 1938 «Современные записки». 1938. Т. 67

«Боже мой, печалиться не надо…»

Боже мой, печалиться не надо, Этот день — спокоен и хорош, На дорожку маленького сада Золотая набегает рожь. Чайных роз измяты сердцевинки, Лепестки, как дамские платки, Из-за них погибнут в поединке Вечером зеленые жуки. На мосту почти прогнили доски, И перила так легки, легки, Поправляй же локоны прически. Становись, взлетая, на носки. И никто, наверно, не заметил, Как я пела, огибая дом, И как, словно спущенные петли, Тень моя рассыпалась дождем. Как недолго, чувствуя тревогу, Голос мой срывался и дрожал, Но никто не вышел на дорогу, На земле меня не удержал. 1935–1938 «Городской ангел»

«Первая печаль в степи дорожной…»

Первая печаль в степи дорожной Васильком далеким расцвела. Я сорвать хотела: можно? можно? Но карета мимо проплыла. И в квадратной комнатке кареты Я рыдала, кажется, — часы. Бледной девочкой росла за это И ждала показанной красы: Синих платьев бальных и душистых Или чьих-то ангельских очей. Только
было в небе — пусто, мглисто
Всех дорожных тысячу ночей. И так скучно было в этой ровной. Чуть дрожащей в мареве степи, Звезды взоров так еще — условны. Что в слезах себя не ослепи До поры, пока назад в карете Ты поедешь той же колеей, И столетний василек заметит Твой призыв настойчивый и злой. И к обочине стеблем змеиным Проползет и в руку упадет: Что так поздно?
1935–1938 «Ночные птицы»

«Лежи во льду, усни во льду…»

Лежи во льду, усни во льду, Я светлый голос украду, И с той поры, что он угас, Я запою, как в первый раз. Во льду — нетленна красота, И тесно сомкнуты уста, А от ресниц ложится тень И день и ночь, и ночь и день. А я пою, и голос твой, Как прежде, светлый и живой. Прекрасный падший херувим Легко становится — моим. На этот голос как не встать? Но нет, во льду — спокойно спать. Во льду — нетленна красота, А ты — все тот, а я — не та. 1935–1938 «Ночные птицы»

«Две каменных ладони из-под плеч…»

Две каменных ладони из-под плеч Твоих навеки лягут и застынут. Их поцелуи с глаз не отодвинут, Тебе — не встать и света не сберечь. Но вспомни, вспомни, как порой сама Пылающие веки прижимала. Чтоб видеть то, что ты припоминала. Что возвратить могла такая тьма, Как — жгло ресницы небывалым жаром, Росли цветы и таяли в огне. Но ты ждала, и ты томилась даром — Была — легка ладонь на простыне. Так жди теперь. И эта тьма сгустится До той, что ты, быть может, не ждала, И где, раскинув два больших крыла. Уже летит не ангел и не птица. 1935–1938 «Ночные птицы»

«Это к слову пришлось в разговоре…»

А. Штейгеру

Это к слову пришлось в разговоре О любви, — и я снова пою О тебе, о беспомощном взоре В гимназическом нашем раю. Где трубили сигналы на ужин, Не архангелы ли на холме? Проводник и сегодня не нужен, Мы слетаем навстречу зиме. И у домика, где дортуары, В прежней позе стоим у крыльца — Вечный очерк классической пары — Два печальных и детских лица. «О, Ромео!.. — и плачет Джульетта: — О, Ромео, что будет весной?» За апрелем: разлука и лето, — Ты еще до сих пор не со мной… И на мраморных плитах гробницы Мальчик бьется, боясь умереть. А надежда листает страницы И по памяти пробует петь. 1935–1938 «Вилла „Надежда“»

«Чем дальше будет расстоянье…»

Чем дальше будет расстоянье, Тем зов слышней через года. Над городом стоит сиянье, И в снежных хлопьях провода. Кружится сажа, и под насыпь Вагоны падают легко. Но с каждым мигом, с каждым часом До звезд все так же далеко. Над морем светлым, над горами Лучи звучат, как водопад, И вечерами, и утрами Ты слышишь зов: вернись назад. 1935–1938 «Ночные птицы»

«Над первой тишиной вторая тишина…»

Над первой тишиной вторая тишина, И призрак за окном далекого окна, Мелькает над рукой тончайшая рука. Под мертвою строкой — поющая строка. «Современные записки». 1939. Т. 68

«Со всею преданностью старой…»

Со всею преданностью старой, Во власти отзвучавших слов, Я выхожу на зов гитары. Высоко гребни заколов. Ступив с четвертого балкона. Сорвав ограды кружева, Я жду улыбки и поклона И веры в то, что я жива. Но смутен разум Дон Жуана, Привычно струнами звеня. Он скажет мраку: Донна Анна, И отстранит легко меня. От грез очнуться слабой Анне Трудней, чем мне от вечных снов. Она — жива, она не встанет, Не выйдет, гребень заколов. Как перепуганная птица. Забилась под сердечный стук, И даже ей во сне не мнится: Безумный сад, безумный друг. «Современные записки». 1940. Т. 70
Поделиться с друзьями: