Поездка в Россию. 1925: Путевые очерки

— Непонятно! Так у вас два Бога и один народ или два народа и один Бог?

— Два народа и один Бог.

— Странно. Как может один и тот же Бог разделять два народа?!

— Может. У нас две церкви и один Бог. Хорваты верят, что женщина может родить ребенка, будучи девой, а сербы, исходя из своего опыта, утверждают, что это невозможно. До сих пор еще ни одной сербке не удалось родить ребенка, оставаясь девицей.

— А хорваткам это удается?! Фантастика! Да ваши хорваты — просто какая-то эзотерическая секта!

— Видите! Эти две основополагающие догмы раскололи хорватов и сербов на два лагеря. Борьба вокруг этой женской проблемы продолжается уже более тысячи пятисот лет.

— Не может быть!

— Так и есть! Кроме того, не решен вопрос о том, сербы ли освободили хорватов или хорваты сербов.

— Что значит освободили?! Значит, это вопрос политический?

— Естественно, политический! Сербы оккупировали хорватов с помощью пушек и генералов. Как вам известно, у них великолепная артиллерия.

— Значит, была война между сербами и хорватами?

— Видите ли, дело именно в том, что между сербами и хорватами никогда не было войны. Сербы освободили хорватов и сразу же их поработили без войны. Война началась сразу после заключения мира ^[222] .

— Но это же парадокс! Как может война начаться в мирное время? Но вы утверждали, что и хорваты тоже освободили сербов и что неизвестно, кто кого освободил?

— Да! Хорваты — миротворцы, своего рода последователи Ганди, они республиканцы. Они освобождают сербов от таких конституционных факторов, как артиллерия и сербская свобода. Освобожденные и порабощенные, они, будучи порабощенными, освобождают освободителей идеей мира, республиканскими идеями, миролюбием, и таким образом из миротворцев превращаются в завоевателей!

222

Австро-Венгерская монархия прекратила свое существование в 1918 г. Создание единого государства югославян многими воспринималось как освобождение от иностранного ига и объединение «одного народа». Однако на деле это выразилось в установлении власти сербской династии, сербской гражданской и военной бюрократии и господства сербского национализма.

— По-моему, тут одни сплошные противоречия!

— Мистер By Сан Пэ! Вы не знаете современной европейской философии. Например, Гегель. Вы когда-нибудь слышали о Гегеле? Жаль. Наше европейское развитие и прогресс базируются на противоречиях. Тезис сербов гласит: я принадлежу к сербскому народу! Сыр — это сербский сыр, лук — сербский лук. Сербское героическое прошлое, сербский язык, сербская династия, сербский табак, сербская свинина, сербская литература, сербская победа, сербская вера, сербский Бог, «Српски книжевни гласник» ^[223] . Хорватский антитезис заключается в следующем: я принадлежу к хорватскому народу! Первая хорватская сберегательная касса, первая хорватская прачечная, общество хорватских писателей, первый лозунг «Хорватия — хорватам», Первое хорватское объединение, Первый Союз хорватских трактирщиков, пожарных, мелких торговцев и продавцов содовой воды. Это — антитезис. Тезис и антитезис дают синтез.

223

«Сербский литературный вестник» («Српски книжевни гласник» — серб.) — литературный журнал. Выходил с 1901 по 1914 г. и был возобновлен с сентября 1920 до апреля 1941 г. В 1921–1931 гг. в этом журнале М. Крлежа опубликовал несколько своих произведений.

— А что такое синтез?

— Синтез — это югославянский народ! Кто не верит в синтетическое югославянство, тот изменник родины, и кто такого изменника родины застрелит, тот герой, мотор, инициатор объединения; тот гениальный государственник, представляющий идею объединения, как Мадзини, как Кавур ^[224] . Как Светозар Прибичевич!

Далее я рассказывал китайцу By Сан Пэ о динарском антропологическом типе, о типах паннонском, моравском и вардарском, об ответвлениях и влиянии Ренессанса и барокко, о великом европейском пути на Восток, причем все это я вещал, приподняв голову и патетически возвышая голос, слегка прикрыв глаза, стремясь уверить китайца, а в какой-то мере и себя самого, что мы — гениальная раса, талантливая раса, раса будущего, народ такой же юный и многообещающий, как гимназист седьмого класса. И все это было неправда, все это было притворство и ложь, похожая на предисловие к какому-нибудь каталогу для нашей художественной выставки за рубежом, в котором говорится о десятисложном размере народного стиха, о Джотто, о пастухах, о нашей расе, о ее призвании и о великой пророческой миссии нашего поколения.

224

Кавур (Cavour), Камилло Бенсо (1810–1861) — лидер либерального крыла Рисорджименто. В 1852–1861 гг. (кроме 1859 г.) — премьер-министр Сардинского королевства. Стремился объединить Италию вокруг Сардинии. Провел либеральные и антиклерикальные реформы. В революции победило либеральное крыло Рисорджименто.

БЕРЛИНСКИЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ

I

Названия больших городов, в которых мы не были, пробуждают в нас странные, неземные представления, с трудом поддающиеся словесному выражению. Для таких нереальных ассоциаций, связанных с неизвестными нам городами, характерна глубина (своего рода музыкальная архитектоника) и прозрачность, какая бывает в отражениях газовых фонарей в лужах на асфальте, преломляющих плоские отмели действительности в бездонные вогнутые пространства и купола, каких вообще не бывает, которые только могут пригрезиться. Эти фантастические видения часто бывают полнее и разнообразнее самой действительности. Поэтому я въезжаю в незнакомые города с боязнью разочароваться, не увидев того, что я видел гораздо ярче в ту пору, когда я здесь еще не бывал.

Итальянские города представлялись мне воплощением упорядоченности, единого миросозерцания, ограничивающего пространство тремястами шестьюдесятью пятью днями года, каждый из которых носит имя своего покровителя. Эти триста шестьдесят пять дней расположены где-то во Вселенной, так сказать, в виде пустотелой конструкции, а молитвенные скамеечки, гербы, надгробные плиты, колокола, старинные столетние дворцы, запах жареного кофе, желтые шелковые хоругви в процессиях, черные капюшоны монахов — все это так и висит искони, от Пасхи до Пасхи.

Итальянские города вызывают ассоциации со страхом перед чумой, с цветом пасхальных хоругвей, с колокольным звоном и ароматом жареного кофе, только что привезенного на паруснике с Кипра. На самом же деле, ни в одном итальянском городе я не почувствовал запаха жареного кофе. Всегда пахло только палеными тряпками и костями да грязным бельем.

Стоило мне подумать о Париже, как Париж представлялся мне залитым лунным светом, как в конце первого акта «Сирано де Бержерака». Но потом картина существенно изменилась. Из второго акта «Луизы» Шарпантье выросла тень генерала Галиффе ^[225] , и ее уродливые очертания протянулись от Кэ д’Орсе до Калемегдана и даже до Шанхая.

225

Галиффе (Galliffet), Гастон маркиз де (1830–1909) — французский генерал. Во время франко-прусской войны 1870–1871 гг. попал в плен, но был освобожден для участия в борьбе против Парижской коммуны. Отличался жестокостью по отношению к коммунарам.

Сегодняшний мир до такой степени отравлен пошлостью цивилизации, что трехлетние дети уже играют в радиотелефон.

— Зачем вы, дети, улеглись на асфальт? — спросил я как-то детишек на улице.

— Это мы посылаем радиотелефонограмму, — отвечала мне девчушка, едва начавшая говорить.

«SOS», — мелькнуло у меня в голове, и я пошел дальше, чувствуя себя донельзя старым и консервативным.

Сейчас, в разгар процесса цивилизации, я по-прежнему вижу такой, например, скотоводческий архипелаг, как Ява, Суматра, Борнео, сквозь призму куплетов Даутендея ^[226] : «Mit Fl"otte und der Wiolin, Jawaner zwei durh Strasse zien» [227] . Наше время — эпоха изобретений и техники, а лирика превратилась в чистую бессмыслицу.

226

Даутендей (Dauthendey), Макс (1867–1918) — немецкий поэт и драматург, автор популярных куплетов.

227

Mit Fl"otte und der Wiolin, Jawaner zwei durh Strasse zien (нем.) — Двое яванцев идут по улице с флейтой и скрипкой. (Прим. перев.).

В волшебном фонаре моего восприятия сменилось несколько лирических картинок Берлина, о котором я намерен теперь писать, и я постараюсь передать свое собственное видение названия «Берлин».

В раннем детстве, примерно в том возрасте, в котором теперь мои маленькие знакомцы с улицы «отправляют радиотелефонограммы», мои представления о Берлине были связаны с картиной Менцеля «Его Величество Фридрих Вильгельм Первый отправляется на позиции своих войск в 1871 году».

Положа руку на сердце, Менцель ^[228] был почетным гражданином города Берлина, действительным и тайным советником Его Величества с особой приставкой «экселенц», действительным профессором королевской прусской академии так называемых изящных искусств и великим магистром пенсионного класса «За заслуги». Его взгляд на вещи, людей и события несет, разумеется, отпечаток фальши и патетики, как и эпоха, в которую он жил, история, которую он изображал, и официальные награды, которые он получал в благодарность из рук высочайших персон. Точно в каком-нибудь романе фон Омптеды ^[229] , господа меценаты того времени охотились на дичь в красных фраках и жили в окружении золота, гобеленов и венецианских подсвечников, словно в интерьерах, изображенных Гансом Маккартом ^[230] : тяжелые персидские ковры, хрусталь, металл, оникс, полудрагоценные камни с красными прожилками, сталактиты, раковины, перья тропических птиц, портреты дам в прозрачных шелках бледно-лимонного цвета, с веерами в руках. Через стеклянные двери балконов открывалась глубокая перспектива английского парка, где слуги в ливреях, расшитых галунами, сервировали файф-о-клок на тележках с резиновыми шинами. Менцель, будучи королевским придворным и военным художником, рисовал дворян и феодалов, занимавших высшие должности: генералов на поле сражения, камергеров на придворной службе под командой церемониймейстера, при высочайшем дворе, под куполами с верхним освещением, на фоне складок тяжелого красного сукна и сверкающих мраморных колонн. Весь восемнадцатый век, столь плодотворный для развития человеческой мысли, этот художник изобразил в искаженном виде, как образцовую казарму великолепного короля Фридриха Великого. В шести сотнях литографий он увековечил и великую армаду покойного короля, и высокие моменты придворной жизни в Потсдаме, а именно: «За столом у Фридриха Великого в Сан-Суси» или «Концерт флейтиста в Сан-Суси». Эти картинки до сих пор остаются образцом представлений добропорядочных мелких буржуа о блестящей придворной жизни, «которой теперь, увы, больше нет».

228

Менцель (Menzel), Адольф Фридрих Эрдман фон (1815–1905) — немецкий живописец и график, баталист.

229

Омптеда (Ompteda), Георг фон (1863–1931) — немецкий писатель, романист.

230

Маккарт (Makkart), Ганс (1840–1884) — австрийский художник.

В детские годы воинственный грохот армейских барабанов впервые зазвучал для меня при виде картины Менделя «Фридрих Великий в битве при Хохкирхе», воспроизведенной на странице старой, заброшенной трехцветной книжки с картинками.

Будучи уже в солидном возрасте ученика четвертого класса начальной школы и пробиваясь вместе с гренадерами эпохи Марии Терезии, изображенными в романе Шеноа ^[231] , от Мальпаке до Кёльна, я уже видел эти битвы глазами Менцеля, и, вероятно, из его картин я узнал, что один из победителей битвы при Ватерлоо был на белом коне. Сейчас уж не вспомню, был ли это Блюхер или Веллингтон.

231

Шеноа (Senoa), Аугуст (1838–1881) — хорватский писатель, автор популярных исторических романов.