Поэзия народов СССР XIX – начала XX века
Шрифт:
* * *
О, сердце украв, будь мне солнца светлей! Открой мне ланиты, чтоб стали видны! Чтоб радугой брови на белом челе, Грабители сердца, сияли, видны! Не прячь совершенства, моя красота! Яшмак свой отбрось, открывая уста, Чтоб речь потекла и сладка и чиста, Чтоб всем были светлые дали видны! Знай, крови моей твои жаждут глаза! Больны они тем, чем больна бирюза! Твой лук мне стрелой мой конец предсказал, И раны, что в сердце зияли, — видны! Отбрось же с груди твоей — черный платок! Он облаком черным ее обволок. Чтоб мрамор твой белый укрыть он не мог, Отбрось, чтобы груди сверкали, видны! Любовь навсегда над влюбленной властна! Всегда быть с любимым мечтает она. На миг бы к Закиру присесть ты должна, Чтоб все твои прелести стали видны! Нино Эристави, дочь ксанского эристава Торнике. 1829 г.
* * *
Как нарцисс, твой взгляд срываю и, сорвав, хмелею
* * *
Кто жаждет хмеля губ твоих — тот на вино посмотрит ли? Бедняк на мир, где без тебя ему темно — посмотрит ли? Не видит кипариса тот, кто в мыслях стан твой обоймет, Нарцисс, жасмин ли пред ним — да все равно — посмотрит ли? Веди влюбленного в цветник — да как бы ни был он велик, — Пусть будет в этом цветнике от роз красно — посмотрит ли? Я загляделся на лицо, на лоб, на локона кольцо, Бывает любящих смелей? На пальцах ног — посмотрит ли? Решусь обнять ее порог, скажу: «Любовь моя, мой бог!» А вдруг в ответ услышать смех мне суждено, посмотрит ли? Доставь посланье, верный друг, в нем боль любви и горечь мук! Расскажешь, будет ли оно не прочтено, посмотрит ли? Коль скажет: «Завтра…» — лишних слов не трать, скажи: «Он ждать готов!» Но на его готовность смерть, что ждет давно, посмотрит ли? Не жди любви, смирись, Закир! Краса вселенной твой кумир, На тех, кто беден, бос и сир, с небес на дно — посмотрит ли? * * *
О, свет очей моих, правдивый — не назовет тебя луной! Ее красу несправедливо сравнить с единственной, с одной! О, разве так луна сияет? Есть разве родинка у ней? Кто бледные лучи сравняет с волной агатовых кудрей? Луна и при рожденье даяче горбатой букве «нун» равна, И половиною лаваша лежит ущербная луна! Бывает — с кипарисом стройным тебя равняет некий клан… Свидетель бог, что недостойно так клеветать на гибкий стан! Тебе подобно — разве смуту времен скрывает кипарис? Взлететь стремится ли оттуда, где был посажен, так же ввысь? Он лишь садовнику опора, пристройка, может быть, к дворцу. Красив он, может быть, без спора, но вас равнять нам не к лицу! Презрен, кто с гиацинтом нежным твой локон сравнивать посмел! Безумцу гибель неизбежна и кандалы его удел! Не гиацинты ж обрамляют твой лик и наш пленяют взгляд! Они ли разве источают тончайшей амбры аромат? От них ли веет ветром рая? Они лишь пища для ослов! Начало их — трава гнилая и отцветать — удел цветов! Соперники мои назвали нарциссами твои глаза… Но покарает их едва ли за ложь внезапная гроза! Такие ль у нарциссов очи? И разве есть у них мечи? Ресницы-стрелы, что средь ночи сам бог как будто отточил? Нарцисс весною — правда, светел! Да разве в этом торжество? Лишь неразумные, как дети, срывают радостно его! Твои уста вчера — о, небо! — один чудак сравнил с цветком… Жаль только я при этом не был — он это произнес тайком! Какой бутон устам подобен? Иль расточает перлы он? Иль жемчуга он скрыть способен, иль из рубинов тот бутон? Нет, он в шипах, живет — впустую, и жизнь бутона коротка! Лишь ветер посильней подует — не соберешь и лепестка! Твои уста сравнит который с пурпурно-розовым вином Да будет сам покрыт позором! Гори он адовым огнем! Вино ль, как речь твоя, играет? Твоим рубинам ли под стать? Живой водою обладает иль раны может исцелять? В лозе сокрыто виноградной вино — бродящий сок в тиши! И нам потом всегда приятно сливать его себе в кувшин… Сравнившего с лебяжьим пухом твой нежный, белый твой живот Того любой, собравшись с духом, ослом безмозглым назовет! Что лебедь? — Птица! Званья даже у птицы нет и славы нет! Иль у нее есть пуп, как чаша? Ларец, скрывающий секрет? Болтун бесстыдный! Кто поверит, глупец, сравненью твоему! Живот — с пучком лебяжьих перьев! Кто мыслит так — позор тому! Ударь меня, коль назову я лимонами грудей холмы! То чаши две для поцелуев, две чаши света видим мы! Лимон ли утоляет жажду? Ристалищем — владеет он? Он кисл и желт — то знает каждый! Он так же вкусен ли, лимон? На вид — невзрачен, губы сводит, как будто в рот берешь квасцы… Ценой он тоже не подходит! За сотни — не возьмешь овцы! Кто, став у твоего порога, небесный помянет чертог, Того лишь в ад ведет дорога! Злословит он — свидетель бог! Иль есть на небесах сапфиры? Иль бадахшанский есть рубин? Быть может, звезды — перлы мира? Мир пред тобой — мираж один! Все звезды только отражают в зерцале неба твой порог! Кто их тебе уподобляет — незряч, безумен и убог! Не позволяй, чтоб мой соперник судил о красоте твоей! Я твой певец влюбленный, верный, а не безумный соловей! Не дай сопернику смеяться! И соловью ли вмоготу С твоим Закиром состязаться? Твою поймет он красоту? Ему дано ли вдохновенье? Поэт ли он? И кто не глух, Тот скажет: соловьиным пеньем ему, как жестью, режет слух! ПОСЛАНИЕ К МИРЗА-ФАТАЛИ АХУНДОВУ
(Отрывок)
Стыд шушинцы теряют: гуляют и пьют. По дороге бесчестья шушинцы идут. С мысли горькой меня мудрецы не собьют: Ночь погибельная над землей, — гляди! Вечереет. Бокалы с вином тяжелы, И краснеет вино на губах у муллы. Ты со смехом во время утренней мглы На священный покров над муллой гляди! Вот ваиз, поучающий нас давно: «Не касайся того, что запрещено!» Дома ест он свинину и хлещет вино. На запреты без страха со мной гляди! Зазывает к себе торгаш мужика. Приценится. Речь, словно мед, сладка, А на четверть сукна не дорежет вершка. Как дурачат людей пред тобой, — гляди! Вот башмачник! Обшил воротник галуном И звенит серебром за игорным столом; Он с богатым уселся играть корчмарем. Спесь и грязь у них за душой, — гляди! Правнук богов, простерт он на голых камнях, Он в таможне таскает тюки на плечах. В бубен бьет — потешает народ в кабаках. Был он беком, а стал он слугой, — гляди! Как пройдут по базару с квартальным дарга, У любого прохожего вспыхнет щека. Пять рублей в карман ему бросит рука, И на таксу — коль ты не слепой — гляди! Ханский сын на шампур мужика надел И последним добром бедняка овладел. Тот, как щепка, высох и похудел. Как замучен крестьянин агой, — гляди! После того как бек утвердил Власть, он должен ослабить железо удил. Ну, а этот — людей еще туже сдавил. Треск вокруг, и стенанья, и вой, — гляди! Духовенство от бога теперь далеко; Жмут и мучат. Народу от них нелегко. Над чалмами сеидов и мулл высоко Поднялся крестьянин простой, — гляди! Вот муров! Если с жалобой ты, прервет И навеки заткнет угрозами рот. Он защитник злодеев, что грабят народ; Он добычей живет воровской, — гляди!АББАС-КУЛИ-АГА-КУДСИ БАКИХАНОВ(1794–1847)
ОБРАЩЕНИЕ К ЖИТЕЛЯМ ТАВРИЗА
О чернь Тавриза, о поток гнетущий городской! Как злобен город, как жесток! Откуда край такой? Ни праведников, ни людей, в науках изощренных, Будь проклят он, прости мне, бог, гниющий край такой! Не верят идолам, не чтят Христа из Назарета, И Магомет им не пророк… что за народ такой? По узким улицам брожу, толкаюсь по базару: Как человек здесь одинок, как жить в толпе такой? Три вида черни я встречал: ослы, моллы и ханы. Узнай их вдоль и поперек — весь городок такой. Тот носит яркую чалму, другой кичится джуббе, А третий согнут и убог — осел всегда такой. Осел — не в счет, плетется он под кладью еле-еле, Видать, аллах его обрек для участи такой. И только ханам и моллам весь гнев мой и насмешка! О дармоеды! Где же срок всеобщей лжи такой? Прекрасна мысль, и для нее иных прикрас не надо. Кто наряжается не впрок — мужчина глуп такой! А тут накрашенными хной кичатся бородами, Повсюду здесь проход широк для бороды такой. Так важный бородач — козел — краса и гордость стада. Козлиной рыжей шерсти клок всегда в цене такой! ПИСЬМО В СТИХАХ
Наслажденьями богатый, Ты живешь в родном краю. Я, приятель твой завзятый, Для грузинских дев пою. На чужбине отдаленной, Злой печалью утомленный, И больной, и не влюбленный, К жизни охладев, пою. Но вглядимся в этот праздник: Столько тут красавиц разных, Луноликих, нежных, страстных, Чей же я припев пою? И куда ни двинусь только, Столько дев и женщин столько — Я, как попугай, без толка Что-то прохрипев, пою! И, как солнышко сквозь тучи Озаряет мир могучий, Взор красавицы летучий Уловить успев, пою. Нравы города велят нам Быть приветливым, приятным, Но, придя к грузинкам статным, Я, не осмелев, пою. Вот, Кудси, мое решенье! Чтоб не быть молвы мишенью, Я приму их приглашенье И, как храбрый лев, спою! МИРЗА ШАФИ ВАЗЕХ (1794–1852)
* * *
Сколько на небе устойчивых звезд и бегущих светил золотых, Столько в груди моей колотых ран от женских причуд твоих! Ты не звезда, не одна из тех, что на небе огнем зажжены, Но глаза мои, пьяные как вино, на тебя лишь устремлены! О, как жизнь теперь не мила, тяжела и, как вечная ночь, темна Для того, кто отвергнут любимой своей, кого позабыла она. Как же кровь в моих жилах не закипит! Пусть промчится она грозой, Если плачут очи моей души, как фонтан ледяной слезой. Эту песню я написал, Вазех; в ней бушуют горе и злость. Во дворце из пурпурного мака сидит невеселый и черный гость. * * *
О ты, что живешь вместе с нами, одежду отшельника сбрось, Если ты крепок, иди к любви, все иное ведет вкось. У меня, убитого горем, кроме любви, не спрашивай ни о чем. Если сердце свое потерял поэт, лишь любовь восхваляй при нем. О, с тех пор как в горячем сердце моем для нее приготовлен приют, Ясно вижу лицо ее всюду, куда взоры мои бегут. Судьба поворачивается не потому, что звездами укреплена; Я хочу познать ее тайный ход, но в поисках меркнет она. Ныне всюду цветы, радость всюду, краса, идет молодой апрель. Ты палатку раскинь на речном берегу, пей вино, подними свирель. Лишь с порога любимой ветерок — и Вазех над землей вознесен. Лишь дыханье любви воскресит того, кто стрелою любви пронзен. * * *
Высокая ростом, стройная телом, ты идешь перед взором моим. Сердце мое и слезы мои — о чем мы с вами скорбим? Не запрещай мне видеть, о шейх, прелесть ее лица, Откуда ты знаешь, что может пройти перед вещим взором певца? О ты, проходящая предо мной, уничтожаешь меня, Как солнце, встающее над луной в ярких лучах огня. Если тело твое красоту свою так ревностно бережет, Когда же короткая моя рука тебя, трепеща, обовьет? Потому-то и сладок голос Вазеха в песнях его и стихах, Что язык певца о тебе говорит, о рубиновых, сладких губах. * * *
Ты, сидя в палатке, откинула косы, красу лица обнажив. Искра истины засверкала из темноты лжи. Глаза мои видят лицо любимой; стан я обвил рукой: С одной стороны — мольба любви, каприз красоты — с другой, Глупец и невежда вовек не сумеет тайник души отпереть, Но ты, отрешившийся от всего, продолжай, как свеча, гореть. В день суда из гробницы султана Махмуда будет услышан стон. В райских вратах не нуждается тот, кто саблей Аяза сражен.
Поделиться с друзьями: