Поэзия народов СССР XIX – начала XX века
Шрифт:
МОЯ СМЕРТЬ
Если ангел смерти придет за мной, Милосердный меч обнажив, Отделится от тела душа, скорбя, И, однако, я буду жив. Если брат надо мною свечу зажжет, Пальцем веки мои смежив, Не сощурю я глаз на огонь свечи, И, однако, я буду жив. Если саван окутает плоть мою, Все минувшее отрешив, Я не споря улягусь в своем гробу, И, однако, я буду шив. Если смерти жестокой гремучий смех Хлынет, жалобы заглушив, В божий храм на руках отнесут меня, И, однако, я буду жив. Если клир черноризный служить начнет, Всех молитвой заворожив, Будут свечи и ладан и чей-то плач, И, однако, я буду жив. Если памятник мне возведут друзья, Боль былую разворошив, Не смогу я сказать благодарных слов, И, однако, я буду жив. Лишь
ОЗЕРО
Чем возмущен твоих вод покой? Кто пробудил твой гнев? Быть может, смотрелась в тебя с тоской Прекраснейшая из дев? А может, влюбилась волна твоя В небес голубой кристалл, И те облака, что недавно я Клочками пены считал. Меж нами завяжется дружбы нить, Гордынею не греши. Подобно тебе я хочу любить, Молчать и мечтать в тиши. Росинок своих не считаешь ты, Как слез не считаю я, Камнями изранена грудь воды, Бездушием грудь моя. Но пусть даже небо само теперь Стряхнет в тебя звезд огни, Останусь богаче я, хочешь верь, А хочешь, в сердце взгляни. Там ясные луны не гаснут днем, Не вянут зимой цветы, И стайки моих облаков дождем Моей не мутят воды. И все же к тебе я иду, как сын, Ведь даже рукам ветров Не дашь ты коснуться своих глубин, Где мне приготовлен кров. У женщин любви я найти не смог, — Сказала одна: «Певец!» Сказала другая: «Больной щенок!» А третия: «Не жилец!» Никто никому не шепнул: «Как знать А вдруг, обретя любовь, Здоровым, красивым и сильным стать Сумеет бедняга вновь». Никто никому не шепнул: «Бог весть Что гибнет в его огне, Спасти бы стихи, пока время есть…» И вот, лишь зола во мне… Недаром смущен твоих вод покой, — Ты гневно не без причин, Глядится в твою глубину с тоской Несчастнейший из мужчин. ИОАННЕС ИОАННИСИАН (1864–1929)
ЦАРЬ АРТАВАЗД
Легенда
Бей молотом по наковальне, кузнец! Бей молотом: звенья да крепнут цепей! Врага ненавистного звенья цепей! Бей молотом по наковальне, кузнец! Угрюмые тучи пришли, собрались, Седого Масиса чело облекли. И буря ревет, словно звери сошлись, Свистит, стонет, буйствует ветер вдали. Бей молотом! Ну! Дикий рев повтори, Ужасные вопли из бездны звучат, И молния блещет со взоров царя, И искры от гнева высоко летят! Он, мстительный, хочет вернуться опять, Чтоб яд смертоносный страданий своих По лону земли без конца разливать, Но крепко он стиснут в цепях роковых. Пусть верные псы те оковы грызут, Грызут беспрестанно оковы царя, — Страданья твои, Артавазд, не пройдут, — Последняя в мире — далеко заря! Твоей обессиленной злобы порыв Под молотом нашим опять упадет! Мы верим: наш край еще будет счастлив И грешный народ еще благо найдет! Но, если будем подобны камням, Расслышать не сможем призывов души, — Спасенья купель не откроется нам: Наш молот тогда, Артавазд, сокруши! Когда перестанем мы молотом бить, Вы, псы, разгрызите железо оков: Пора наступила — царя отпустить, Он ринется в мир, и жесток и суров… Но нет! Не пришла роковая пора! Нам с нового неба затеплился свет! То — радуги в семь переливов игра: Свободной и светлой судьбины завет! Бей молотом, бей неустанно, кузнец! Бей молотом: звенья да крепнут цепей! Царя ненавистного тяжесть цепей! Бей молотом по наковальне, кузнец!1887
ПЕВЦУ
Пусть прелесть песенных созвучий, Родившись в глубине сердечной, Своей гармонией певучей Разбудит дремлющих беспечно. Зажги в нас пламень благородный Больших страстей, большого чувства И мы поклонимся свободной, Бессмертной правоте искусства. 1887
* * *
Не забывай, певец, о верной лире, Не дай умолкнуть струнам золотым, Пускай их звон разносится все шире, Пусть будет он в веках незаглушим. Пусть лира славит добрые деянья И подвиги, не ждущие венца, Пусть голосом любви и состраданья Воспламеняет чистые сердца. И как зима дыханьем ветра злого Не в силах задержать приход весны, Так жгучей правоте прямого слова Ни клевета, ни злоба не страшны. 1887
* * *
Прощайте,
солнце и весна, Ковер цветочный благовонный, Реки журчащая волна И зеленеющие склоны. Прощайте, дни любви благой, Улыбка ангельская девы, И наслажденья, и покой, И юности моей напевы. Любовь я бедным отдаю. Их скорбь и плач близки мне стали. Настроил лиру я свою, Чтоб петь страданьям и печали. 1887
С. ШАXАЗИЗУ
Ночь нависла, как густой туман. Просвета нет во мраке этом черном. Страдала в рабстве родина армян, Главу склоняя под ярмом позорным. От стольких ран сердца кровоточат, — Хотя бы слово услыхать участья! И лишь невежда, лишь глупец был рад, Что небеса заткала мгла ненастья. Но сыновей достойных искони Имела мать Армения: как пламя, Подняли знамя разума они, Тьму разорвали сильными руками. Все фарисеи побледнели вдруг, В испуге замолчали лжепророки, Когда раздался юной лиры звук, Предвозвестивший возрожденья сроки. Ты отдал струнам жар свой молодой, Охваченный заботой благородной, Оплакивал судьбу страны родной, Скорбел душой об участи народной. Любовь и братство, знание и свет Ты проповедовал горячим словом, Всем, кто изнемогал под ношей бед, Опорою ты был в бою суровом. Ты в нас надежду сладкую вселил, Что недалек желанный час рассвета, Певец, ты страстно родину любил, И слава вечная тебе за это! 1887
* * *
Дорогая, усни! Сладкий сон призови, Чтобы очи сомкнуть у меня на груди. Полнозвучной волной песнопений любви Очарованный слух до зари услади. Благовонными розами я уберу Твои кудри и грудь, колыбель всех отрад. Спи, царица моя, спи, пока поутру Стаи радостных птиц в небеса не взлетят. И едва только золото первых лучей Заиграет, горя, над твоей головой, Пусть разбудит тебя голос страсти моей — На багряных губах поцелуй огневой. 1891
* * *
Ты веками, о родина, слезы лила, Кровь сочится из раны твоей и сейчас, Тайну страшную мук ты в душе берегла От чужих, от сухих, от не плачущих глаз. Ты, безмолвна, родная, как темная ночь. Ты, как путник, тревожно взираешь кругом: Неужели звезде загореться невмочь? Неужели не грянет живительный гром, И гроза не осветит твои пустыри, И твой гений не вспомнит о скорбной земле, И улыбкою мира, яснее зари, Не зардеет лицо твое в утренней мгле? Ждешь ли ты, чтобы в смертном твоем забытьи Грохот неба раздался, завыл ураган, Стали озером крови ущелья твои И забыла ты ужас бесчисленных ран? Или будешь по самый свой час роковой Дни глухие влачить, как влачила и встарь, Чтоб, еще не умершей, уже не живой, Обагрить своей кровью насилья алтарь? 1896
* * *
Один, всегда один, я счастлив тем! Я полон ликованьем неземным, Живу я вольно юным сердцем всем, И каждый миг считаю я своим. Вдали от шума вздорной суеты Свободен я от мелочных страстей, Ласкаю сокровенные мечты, Страдаю без сочувственных речей. С восторгом тем, что высказать нельзя, Хочу, мечты захвачен высотой, Как облако чистейшее, скользя, Рассеяться в бездонной сини той. Как снег вершин, истаяв, в синеву Скользить хотел бы струйкой ручейка, Пройти, лугов чуть шевеля траву, Как легкое дыханье ветерка. Иль, как от страсти потерявший речь, В объятьях, нежных сжатый горячо, На грудь земли на теплую прилечь, Заснуть навек, не помня ни о чем. 1911
АЛЕКСАНДР ЦАТУРЯН (1865–1917)
РУЧЕЙ
Что ты плачешь, прозрачный, журчащий ручей? Пусть ты скован цепями суровой зимы, — Скоро вспыхнет весна, запоешь ты звончей На заре, под покровом немой полутьмы! И, свободный от тяжких, холодных оков, Ты блеснешь и плеснешь изумрудной волной, И на твой жизнерадостный, сладостный зов Вольный отклик послышится в чаще лесной. И под шелест листка, ветерка поцелуй Заволнует твою белоснежную грудь, И застенчивым лилиям в зеркало струй На себя будет любо украдкой взглянуть. Вся земля оживится под лаской лучей, И бесследно растают оковы зимы… Что ж ты плачешь, скорбящий, звенящий ручей? Что ж ты рвешься так страстно из темной тюрьмы?…
Поделиться с друзьями: