Поглощенное время
Шрифт:
Нарушитель границ всмотрелся внимательнее. Рядом с бойницей была еще и дверь, законопаченная белыми тряпками и закрытая на засов. Шванк прислушался - кто-то мерно постанывал в этом странном помещении, похожем на тюрьму, а запах падали тёк именно оттуда.
– Эй, Пикси!
– осторожно крикнул шут, - Это я, Шванк! Ты тут?
Заключенный застонал громче.
– Пикси! Пикси!
– Шванк по-настоящему пронзительно взвизгнул.
– Да!
– услышал Шванк, - Не волнуйся, я ее держу! Она тут, со мной!
– Отпусти, Пикси! Выпусти ее!
– Не могу! Нельзя!
И
– Ах ты, угробище!
– ругался тот самый юноша, - Только оставь тебя! Не видишь - сюда нельзя?!
– Вижу, - покорно ответил Шванк.
– Так и чего лезешь? Спросил бы у меня!
– Не бейте меня, господин подмастерье!
– залопотал наш мастер представлений, смешно замахал пухлыми ручками, - Не бейте бедного комедианта, прошу Вас!
И мальчик выпустил его несчастную рубашку, усмехнулся. А потом развернул Шванка к себе, взял за грудки и встряхнул еще раз, для большей внушительности:
– Я не подмастерье. Я еще ученик.
Выпустив ненадежную ткань, он что-то решил и распорядился очень веско:
– Вам нужен Скопас, верно?
– так я отведу Вас к нему. Идем!
И погнал пристыженного Шванка перед собою.
Когда кончились светлые залы, юноша раскрыл дверь, окованную железом, подтолкнул туда спутника и вышел сам.
Оказывается, лечебница устроена не так просто, а изнутри она куда больше, чем кажется снаружи. Не только ее фасад занимает целый квартал - она построена как буква F и оставляет открытой только одну сторону квартала, совсем как театральная сцена. Эта открытая сторона, где не растет ни единого дерева, выходит прямо на базарную площадь, и застроена она купеческими складами. В двери одного из них и постучался юноша, ударив молотком по бронзовой пластине. Тут же раскрылось окошечко, показалась красная морда охранника.
– Скопаса позови!
– Он вышел. Сейчас приведет, жди.
Кого должен был привести Скопас, так и не было выяснено. Мордатый охранник тут же захлопнул свое окошко.
Ждать пришлось всего несколько секунд. Здоровенный врач, на сей раз в длинном черном одеянии, вел под локоток хилого мужичонку, по виду пропойцу и импотента. Пропойца был переодет в глаженную чистую рубаху - и все, никаких штанов на нем не было, как и обуви. Череп и щеки его сияли свежевыбритой синеватой белизной, а нос и лоб смотрелись как бугристая красно-бурая маска. Мужичонка выглядел то ли похмельным, то ли перепуганным, а толстый лекарь что-то ему наставительно бормотал. Шванк прислушался и пока не совсем понял:
– ... вшей и блох у тебя теперь нет. Товары смотреть и трогать можно (даже нужно) - но, если что-нибудь украдешь или испортишь, тебя снова посадят, понял? Пачкать ничего нельзя, так что на тюках не спать! Пить можно, напиваться нельзя, а то точно сдохнешь. Пиво и еду будут приносить. Гадить можно только в ведро, его будут менять четыре раза в день. Так что сиди и не вздумай буянить.
– Ладно, ладно!
– лепетал пропойца. Вроде бы язык его заплетался, а ноги чуть подкашивались, и только ли от беспробудного пьянства?
Врач тем временем подвел его к самым дверям и крикнул:
– Барра, Девин!
Принимайте заключенного!Тот же охранник приоткрыл дверь и втащил мужичонку внутрь. Врач отряхнул руки и повернулся к посетителям. Мальчик и Шванк поклонились.
– Ну, слушаю!
– Здравствуйте, мастер Скопас!
– Ты зачем его привел?
– Надо!
– с лукавым упрямством сказал ученик лекаря и тут же наябедничал, - Он хотел влезть в заразную камеру...
– Да, - подтвердил Гебхардт Шванк, - я хотел навестить мастера Пиктора...
– Что-о-о?!
– грозно нахмурился Скопас, - Успел?
– Нет.
– И я не знаю, что теперь делать!
– пожаловался лекаренок, а взрослый лекарь только махнул рукою:
– Хорошо, иди, Коилин! Я сам разберусь.
Ученик лекаря вновь поклонился и быстро ушел. А Скопас интимно подхватил Шванка под локоток - точно так же, как и заключенного-пьяницу.
– Я Вас знаю.
– Да. Меня зовут Гебхардт Шванк. Но здесь этого произнести не могут, так что - просто Шванк! Мы привезли мастера Пиктора.
– Помню. Пойдемте-ка отсюда!
И Скопас, не успел Шванк опомниться, быстро отвел его к лечебнице; там они, как пара заправских философов, стали туда-сюда прогуливаться под зелеными липами.
– Так вот, Просто Шванк! Вы не заразились до сих пор, и я Вас, наверное, отпущу. Вы успели перешагнуть бревно?
– Нет, клянусь! Мальчик меня перехватил.
– Вот и молитесь за него! А то...
– А то - что?!
– тут же окрысился вечно готовый к бою шут.
– Остались бы вместе с этим пьяницей. Вы, жрецы, живете скученно и не слишком-то здоровы из-за своей воздержанности. А мы, лекари Коса, прямо-таки помешаны на заразе.
– Вы бы что со мной сделали?
– Да не торопитесь Вы! Видели этого мужика, Просто Шванк?
– Ничего интересного, мастер Тарантул!
– Ого, так вот Вы как! Ничего интересного, говорите? Так вот, этот дохляк был неделю назад приговорен к повешению.
– И что же?
– Не торопитесь! Купцы привозят к нам товары со всего света. В городе полно бедняков, что живут куда хуже, чем ваши рабы. Если там вспыхнет болезнь, а они легко заболевают и умирают, то зараза расползется повсюду и уйдет за пределы города... Так вот, купцы на неделю запирают свои новые привозные товары на складах, их там окуривают... Если есть хоть какие-то сомнения, то вместе с товарами запирают приговоренного преступника или негодного раба, и больше никто туда не входит. Если он заболеет или умрет, склад окурят серой, товары сожгут, а их хозяину заплатят компенсацию. Приказчик и охранники будут сидеть в заключении, пока не заболеют или пока не пройдет уже сорок дней, а не неделя.
– А если преступник выживет?
– Так почти всегда и бывает... Градоначальник помилует его и отпустит из города. Шванк, наш ученик привел Вас сюда, чтобы... э-э...
– Напугать?
– Впечатлить. Если бы Вы проникли к Пиктору, я оставил бы в заключении и Вас.
– Понял, Скопас, понял... На самом-то деле я хотел переговорить с Вами, узнать, что будет с Пиктором? Вы ведь не пропустили даже Эомера...
– Что сказать? Ему очень плохо, ему угрожает тление, и мы лечим его пока льдом и солью. Если сердце выдержит, то созреет гнойник, и я его вскрою. Я сделал ему разрезы от стопы до паха, теперь сукровица вытекает, и ему не так больно. Но он сейчас очень, очень заразен.