Пограничье

— Я знаю, сига, что у вас нет наследников, — бухнул он прямо с порога. — Здравствуйте.

— Ну, здравствуй, здравствуй, — она улыбнулась ему красивой и немножко кривоватой улыбкой. — Дай угадаю, зачем ты пришел.

Наклонила голову к обнаженному левому плечу и цокнула языком, с любопытством рассматривая юного и нетерпеливого глупца.

— Тц-тц-тц, что я вижу! — она бесцеремонно хлопнула мальчика по левому карману, в котором тот до поры прятал маленький церемониальный нож. — Неужели ты хочешь обменяться со старой Альбертиной кровью?

— Хочу, — проворчал он. — Хочу и... и даже готов подписать договор. Или как там это правильно называется.

— Готов он, — ведьма хмыкнула и, развернувшись, пошла внутрь домика, жестом велев парню следовать за ней. — Готов он... О нет, дорогуша, тут вопрос в том, готова ли я... Условия знаешь?

Мальчик неопределенно пожал плечами. Об условиях в книге точно было написано. И, наверное, стоило бы разобраться в этом более основательно, прежде чем торопиться на Ведьмин причал, но он был юн и глуп, а юность и глупость — не лучшие советчики в жизни.

— Мой голос?

Каким образом ведьма собиралась забрать себе его голос, он не совсем понимал, тем более, что в голове вместо дельных идей вертелась старая детская сказочка о русалке, которая не имела ног. Почему, спрашивается, русалка была без ног, и что стало с ее умением обращаться в человека, в сказке не говорилось. Упоминалось лишь о том, что голос у русалки был нереально прекрасный, словно он не у всех русалок такой...

— Голос в обмен на вашу силу, — более решительно произнес он, и ведьма удовлетворенно кивнула.

— Именно так... именно так... И ты согласен.

— Конечно, согласен! — воскликнул мальчик, и не думая придавать значения грустному ведьминскому взгляду.

— Ну, что ж... Тогда, конечно, я не могу не воспользоваться ситуацией...

— Восполь... — она выхватила из вдруг ослабевших мальчишеских рук церемониальный нож и полоснула парня по шее, словно цыпленка, — ...ацией...

Мальчишка захрипел и двумя руками схватился за горячее и скользкое от крови горло, а ведьма зыркнула на него злобно, а затем тем же ножом располосовала свою левую руку от середины ладони и почти до локтевого сгиба, толкнула умирающего на пол лицом вниз, уселась на судорожно вздрагивающую спину и прижалась к мальчику всем телом, обхватив того крепко за шею окровавленной рукой. А потом запела хрипло, переплетая русалочий язык с общим и староэльфийским:

— Что взято добровольно,

То принято однажды,

Что отдано спокойно,

То навсегда уйди.

И мне давно не больно.

Теперь уже не страшно.

Что взято добровольно,

То навсегда уйди...

Тяжело дыша, она вдруг замолчала и, перевернув мальчика, который уже успел мысленно распрощаться с жизнью, на спину, заглянула в его ночные, черные глаза, высматривая что-то в глубине перепуганного взгляда.

— Я так понимаю, ты статью об обряде не дочитал до конца, — произнесла она и неожиданно отшатнулась, закрыв рот рукой. — Я что, сказала это вслух?

— Вслух... — проворчал мальчишка, ощупывая собственное горло и радуясь тому факту, что его голос по-прежнему при нем. Не то чтобы он верил в то, что лишится его, но все-таки несколько неприятных секунд он так или иначе пережил. — И что теперь?

— А теперь, маленький Вель, — ведьма зажмурилась. — Катись ко всем чертям отсюда и сам разбирайся со своим желанным даром и испорченной жизнью, а я... я теперь вздохну свободно.

Что ведьма имела в виду, когда говорила об испорченной жизни, мальчик понял только тогда, когда его посетило первое видение.

— И что же, — Ангелина испуганно округлила глаза, — совсем-совсем ничего нельзя сделать?

— Отчего же, — рассказчик вальяжно раскинулся на вплотную придвинутом к невинной жертве стуле. — Кое-что определенно можно сделать.

— Что? — в нежном голосе появились волнистые низкие нотки, и Вельзевул Аззариэлевич едва удержал губы от предательской попытки расплыться в совершенно неуместной улыбке.

— Ну, для начала мы можем выпить на брудершафт, а потом…

— Я про голос!!

— Ах, про голос… С голосом, да… тут ничего не поделаешь.

Пан Ясневский с заинтересованным видом стал рассматривать пузырьки воздуха, медленно поднимающиеся со дна бокала. Рассказывать симпатичному профессору Фасолаки о том, что ему пришлось пережить до тех пор, пока он не выработал политику поведения, не хотелось. Собственно, как и говорить об этой самой политике. Сейчас больше всего на свете хотелось избавиться от нестерпимого зуда, раздиравшего нутро вот уже не один год. Примерно с того момента, как далеким пятничным утром он увидел эту женщину в своих видениях.

Какое-то время он уговаривал себя, что все это всего лишь сон, потом решил, что даже если и явь, то явь далекая, к нему лично не имеющая никакого отношения.

А потом она постучала в двери АДа и невозможно прекрасным голосом произнесла:

— Мне говорили, вы ищете нового профессора по этике Магического Вмешательства.

И интенсивность видений увеличилась в разы, достигнув того апогея, когда ждать больше было нельзя. Отсюда и весь напор, все юношеское нетерпение, вся прыть молодости… А на самом деле, просто боязнь потерять ее.

— Вы где остановились? Не в «Трех коровах», я надеюсь?

— Там… — Ангелина удивленно посмотрела на собеседника, искренне не понимая, чем ему не угодил лучший в Речном городе отель.

— И к лучшему, — противоречиво согласился он. — Идемте, я провожу.

Он рассчитался с хозяином трактира, хмуро и безмолвно отбросив попытку женщины заплатить за свой эль, после чего элегантно предоставил в пользование свой твердый теплый локоть и стремительно увлек Ангелину в смеющуюся темноту ночи.

— Я смотрю, вы здесь хорошо ориентируетесь… — чувство неловкости мешало Ангелине хранить спокойствие и вынуждало ее говорить хотя бы что-то.

— Да.

— И в «Трех коровах» бывали?

— Приходилось.

После очередного поворота неожиданно появился белый угол гостиницы, и Ангелина даже успела удивиться и тихонечко вздохнуть по тому поводу, что путь оказался значительно короче, чем она рассчитывала.

— Вот мы и пришли, — прошептала она.

— Пришли, — согласился он.