Пограничье
Шрифт:
— Мам…
— Я люблю тебя, солнышко. Я так виновата перед тобой.
— Мам, я…
— Мы все исправим. Идем со мной.
Она схватила Ингрид за руку и с силой, которая не соответствовала ее фигуре и росту, потащила юную волчицу внутрь большого дома.
Здесь пахло кровью, слезами и человеческими испражнениями. Или чем-то другим, не менее пугающим и отталкивающим. Все тело покрылось гусиной кожей, а волосы на затылке шевельнулись, потревоженные пробивающимся подшерстком.
— Хорошо, что ты пришла, — незнакомка озабоченно нахмурилась, заметив человеческую руку, лежавшую
Сколько времени они сжигали разодранные на части тела оборотней? Несколько часов или несколько лет? Сколько столетий окровавленные и безголовые тела будут преследовать Ингрид в кошмарных снах? Как забыть маску ледяной ненависти на лице покойного вожака стаи Лунных Волков?
Он смотрел на юную волчицу мертвыми глазами. Не с укоризной, не со злобой или бешенством, не с ехидством, без вечного чувства собственного превосходства. Он просто смотрел пустым мертвым взглядом, прошибая своим равнодушием до холодного пота.
— Ты должна сделать это сама, детка, — мама опустилась на пол, не обращая внимания на кровь и грязь, — мое время выходит… а тебе… жить с этим, солнышко.
— Я не понимаю…
— Голова, — она задыхалась, словно от долгого бега, и непрестанно облизывала губы. — Проклятый Унольф провел обряд… Спрячь его голову так, чтобы ее не нашли… Нет, подожди…
На четвереньках она доползла до тела единственного живого волка, сидящего без сознания в углу. Его голова упиралась подбородком в грудь, а из уголка рта вытекала тонкая струйка. Было непонятно, почему мужчина оставался в сидячем положении, так как все указывало на то, что он находился в глубоком обмороке.
Незнакомка доползла до него, постояла возле тела, уткнувшись лицом в мужские ноги, а, набравшись сил, села на колени, откинувшись на пятки, и запустила руку в правый карман брюк.
— Подойди и возьми, — прохрипела она. — Я хочу… просто… тебе…
Речь становилась все отрывистее и непонятнее, глаза закатывались, ноги дрожали, выкручиваемые многочисленными судорогами. Ингрид протянула руку и, с усилием разжав пальцы ледяной ладони, взяла очки, абсурдно розовые линзы в тонкой металлический оправе.
Мама моргнула, а потом зеленые глаза помутнели.
— Ухожу. Прости.
Теперь в углу было два бессознательных тела и одно вполне живое, но с мертвой головой, от которой надо было избавиться. Розовые очки жгли руки, и Ингрид нацепила наивные розовые стекла на свой бледный испуганный нос, ворча едва слышно:
— Какой обряд?.. Ты не сказала мне, мама… И я тоже ничего не сказала, а хотела же… Промолчала почему-то снова.
— Потому что ты идиотка, — молча прокричала мертвая голова, глядя на юную хозяйку женского флигеля пустым равнодушным взглядом. И девушка вздрогнула всем телом, борясь с приступом внезапной тошноты. — Ни на что не годная тупица. Мало я тебя воспитывал, мало. Ни почтения к живым, ни уважения к мертвым. Все, что у тебя есть хорошего — это мягкие большие сиськи да маленькая…
— Довольно! — она тряхнула
головой, отгоняя ненавистное видение. — Ты мертв. Ты мертв и больше ничего мне не сделаешь.Она положила голову своего главного мучителя на большое медное блюдо, широким жестом освободив его от фруктов, почесала задумчиво бровь, а затем метнулась за приоткрытую дверь, где у Унольфа была лаборатория. Зачем оборотню была нужна самая современная алхимическая лаборатория, Ингрид не знала, да, если честно, и знать не хотела. Ей вполне хватило информации о том, что там, в шкафчике со стеклянной дверью, в большой прозрачной бутыли стоял реактив, который ныне покойный вожак клана Лунных Волков называл «Невидимка».
Как-то он в порыве безумного веселья пригласил Ингрид поучаствовать в опыте над мышами. Опыт заключался в том, что мышь помещалась в емкость, больше всего похожую на довольно большое ситечко для чая, после чего емкость помещалась в сосуд с раствором.
— И вуаля, — Унольф восторженно сверкал черными глазами. — Фокус-покус!
Грызун в мгновение ока превращался в сиротливый худенький скелетик.
Это было ужасно.
Но в некотором роде поучительно и даже полезно. Поучительно — потому что Ингрид получила новые знания. Полезно — она знала, куда теперь спрятать голову так, чтобы ее никто и никогда не нашел.
Она вернулась из лаборатории спустя минуту с бутылью в руках и с сумасшедшей улыбкой на белых от страха губах.
— Вуаля, — прошептала она и вылила на темечко мертвого мужа половину остро пахнущего смертью раствора.
Кожа поползла вниз, вместе с волосами и жилами, выжигая глаза, которые и после того, как исчезли, все еще продолжали смотреть на маленькую хозяйку женского флигеля.
— Я никогда тебя не отпущу, — змеиным шепотом просвистел даже не призрак, но видение. — Ты всегда будешь моя.
И словно в ответ на эти мысли огнем загорелась на плече брачная метка.
— Это мы еще посмотрим… — пробормотала Ингрид и, взяв череп двумя руками, поспешила в Зал Предков, который, несмотря на всю свою мрачность, наверное, был самым любимым ее местом в этом доме ужасов.
Из-за черных ли стен и традиционных шкур, приколоченных к этим стенам, из-за многочисленных ли прародителей Лунных Волков, с укоризной взирающих на посетителей пустующими глазницами, или из-за холода, скользящего по ногам, но эту комнату обитатели Большого дома старались обходить стороной. И Ингрид активно этим пользовалась, чтобы побыть одной. Нечасто. И только когда вожак уезжал на охоту либо был занят чем-то другим, не ею… Ее ему даже не надо было искать по запаху. Достаточно было выйти на лестничную площадку второго этажа, облокотиться о резные перила и негромко позвать:
— Ингри-ид, где ты прячешься? Иди сюда, зайчишка-трусишка, поиграем…
— Хватит уже, наигрались, — рыжая волчица фыркнула и громко чихнула, когда пыль, потревоженная резкими движениями ее тела, достигла носа.
— Хорошего понемножку, — аккуратно втиснула останки своего мучителя между черепами других мучителей, выставленных на всеобщее обозрение в Зале Предков, кивнула довольно и наградила голову мертвого вожака клана Лунных Волков увесистым щелбаном. — Тут тебя точно никто не станет искать.