Пограничье

— Директор, — она кивнула немного даже слишком церемониально.

— Профессор, — Вельзевул Аззариэлевич сжал ее руку и даже начал склоняться для того, чтобы запечатлеть на пальцах прощальный поцелуй, но в последний момент передумал, притянул женщину к себе и прошептал, ловя губами облегченный выдох:

— Нет времени и желания притворяться.

— Я в десятом номере остановилась, — безответственно тая в его руках, сообщила Ангелина. — Дорогу знаешь?

— Уж как-нибудь найду, — он веками притушил победный блеск в глазах и, сжав одной рукой волосы на затылке, а второй захватив в кулак ткань платья на спине, прошептал:

— Тревожишься о репутации?

— Скорее, о твоей…

Его смех был похож на придушенный стон.

— Тогда поспеши.

— Да.

Она облизала губы и не двинулась с места, вдруг почувствовав неимоверное и, видимо, запоздалое смущение.

— Вель, я...

— Я не шутил, — Ясневский выдохнул сквозь зубы. — Мне было нелегко раньше, но после того, как ты, наконец, решилась произнести вслух мое короткое имя... Лина, — он зажмурился, перекатывая ее имя на языке, и повторил:

— Лина...

— Да?

— Поторопись.

Она мазнула кончиком юбки по его ногам, когда, резко дернувшись, почти взлетела по ступенькам невысокого крыльца, подразнив на секунду мужчину своим экзотическим украшением на симпатичной коленке, затянутой в ласковый шелк.

Двери распахнулись и захлопнулись, раскачиваясь туда-сюда, и только после этого Вельзевул Аззариэлевич смог двинуться с места. Неспешно он вошел в тускло освещенный вестибюль, подошел к стойке вечно сонного портье и, взяв свой ключ, прошел к себе, в одиннадцатый номер.

Он хотел и не хотел рисковать. Хотел, чтобы навязчивые видения, наконец, сбылись, и одновременно боялся, что с его стороны это не то чувство, которое в нем ожидала найти женщина. Страсть действительно была, и не шуточная, но еще больше было страха, от которого за все эти бесконечные годы так и не удалось избавиться.

Директор Ясневский сделал все, что мог.

Приехал в Речной город.

Пришел в тот самый кабачок из видения.

Снял соседнюю с ее номером спальню.

И все равно боялся. И непонятно, чего больше: того ли, что будущее вильнет хвостом, оставив его с носом, или того, что Ангелина узнает о его истинных причинах и грубом расчете.

— В печь сомненья! — прошептал мужчина. В конце концов, судьбе лучше знать, быть ли им вместе. И пусть эту самую судьбу, свою и чужую, пан Ясневский менял не единожды, сегодня он предпочел посчитать судьбоносной ту ночь, когда он так опрометчиво поменялся со старой ведьмой своей кровью.

В три шага он преодолел расстояние от номера одиннадцатого до номера десятого и, повернув ручку, открыл незапертую дверь. Свет в комнате не горел, а лунного сияния было недостаточно, чтобы осветить комнату. Долю секунды Вельзевул Аззариэлевич обрабатывал информацию, не понимая, почему Ангелина не активировала ветви на потолке — с хозяина «Трех коров» станется не заменить перегоревшие отростки на новые — а затем он заметил тело, лежавшее на кровати.

Сначала мужчина улыбнулся. Конечно же! Как он не догадался. Она так мило смущалась. Понятно же, что будет продолжать прятаться от него и сейчас, но потом он обратил внимание на то, как именно женщина лежала. В такой позе не ждут мужчину, вся поза говорила о том, что она…

— Какого дракона! — прорычал Вельзевул Аззариэлевич и стремительно шагнул к кровати, чтобы удостовериться в том, что его догадка оказалась верной. Женщина действительно была без сознания. — Лин…

Наверное, если бы директор Ясневский не был так сильно увлечен мыслью о том, что должно произойти сегодня ночью на этой кровати, если бы он не видел эту комнату раз сто в своих жарких снах, уже давно намертво переплетшихся с фантазиями, он бы зажег сначала освещение, а потом бы уже прошел к постели. И если бы он так поступил, он, естественно, заметил бы темную фигуру, сжавшуюся в углу комнаты. Тогда, наверное, сны еще могли стать реальностью, но Вельзевул Аззариэлевич не зажег светящиеся ветви, а потому мощный удар по затылку стал для него полнейшей неожиданностью. Он повалился вперед, прямо на бессознательное тело женщины, которую он так хотел спасти и любить, все-таки успев удивиться тому, что будущее вильнуло от него в сторону. Это случилось далеко не впервые, такое бывало и ранее, в конце концов, стихия Времени — самая привередливая из всех стихий…

А потом обморок накрыло приступом провидения. Судьба, не считаясь с желаниями провидца, торопилась рассказать ему об изменениях, произошедших в будущем из-за одной маленькой ошибки самого самоуверенного в мире директора.

Все как всегда началось с тугой боли в висках, а затем сознание стремительно засосало во временную воронку и выкинуло в пыльную комнату, заставленную коробочками разного размера, пакетами и рулонами разноцветной бумаги. Пахло лавандой и розовым маслом, и где-то за шторой, отделявшей каморку от большего помещения, кто-то, судя по тихим звукам, переставлял с места на место стеклянную посуду, напевая тихонечко под нос нежным голосом:

— Баю-баю-баиньки, засыпайте, заиньки!

Засыпайте, котики, мамины животики!

Баю-баю-баюшки, спите, мои заюшки…

Баю-баю-байки, спите, мои зайки…

— Твоя фантазия меня пугает, — послышался негромкий мужской голос, в котором явственно слышались смешливые нотки.

— Ты сам виноват, зачем привез малышку сюда?

— Она хотела к маме. Я тоже… Давай закроем входную дверь, и пока Пирожок спит…

— И пока Пирожок спит, ты покатаешь ее по парку и дашь мне, наконец, немного поработать…

А потом сознание снова закрутило против часовой стрелки, и Вельзевул Аззариэлевич обнаружил себя лежащим на кровати, украшенной пыльным темно-красным балдахином. Во рту был привкус металла, в висках кололо, в затылке трещало, а на лбу лежало что-то мокрое.

— Ох, — он застонал и попытался принять сидячее положение, не понимая, к чему было нынешнее видение, и кем была переговаривавшаяся за шторкой парочка.

— Ты не пострадал? — в поле зрения появилось взволнованное лицо Ангелины, и Ясневский выдохнул.

— Я — нет, мое эго — очень.

Он все-таки сел и, обняв женщину за талию, внимательно всмотрелся в ее глаза:

— С тобой все в порядке? Что это было вообще?

Она пожала плечами и запечатлела на его влажном лбу коротенький поцелуй:

— Меня, кажется, ограбили, — тонкие пальчики запутались в жестких темных волосах на затылке, и мужчина почувствовал, как боль от удара уходит, оставив после себя только досаду и стыд.

— Ты зажгла свет, — прошептал только для того, чтобы что-то сказать, на ощупь пытаясь определить, не находится ли, случайно, застежка ее симпатичного наряда на спине.

— Ну, не могла же я отказать себе в удовольствии видеть тебя, когда ты будешь…

— Буду, — довольно проворчал он, когда застежка нашлась на левом плече, и платье легко соскользнуло на талию.

— Я столько раз представляла себе это, — неслышно призналась она, спрятав лицо на его шее, — с того момента, когда ты такой грозный сидел в своем кабинете, хмурился и делал вид, что не знаешь о том, что Ирэна подслушивает под дверью…

— Говори-говори, — в голове шумело от ее неожиданных слов и от острой реакции собственного тела на эти слова.