Похититель бурбона
Шрифт:
Рывком Тамара проснулась, запутавшись в пропитанных потом розовых простынях. Встав с постели, она закуталась в них и спустилась вниз в темноте, цепляясь рукой за перила и находя опору ногами, поскольку глаза были бесполезны.
Твой папа знает. Почему бы не спросить его?
Она больше не могла ни о чем спросить папу, но все же ей нужно было найти пару ответов. В этом доме папа хранил все свои секреты. Песок… она вспомнила песок в его туфлях, и как он ей подмигивал. Комната наверху, которую он приготовил для нее, потому что планировал привезти сюда. Если он хотел, чтобы они жили здесь, значит,
Дождь, наконец, прекратился, и ее глаза быстро привыкли к лунному свету, наполнявшему кабинет.
Сверху на шкафу стоял еще один шкаф, винный шкаф. Любой другой хранил бы важные документы в одном из ящиков картотеки. Но Нэш был рожден и воспитан дедушкой. Она открыла дверь мини-бара и начала доставать бутылку за бутылкой бурбона, виски, скотча и содовую. Там сзади за всеми бутылками она нашла визитку. Одну маленькую визитку для одного большого дела.
«Лесоматериалы и древесина Афин, Афины, Джорджия». На карточке был напечатан номер телефона и сзади папиным почерком было написано имя. Тамара улыбнулась. Наконец, река донесла сообщение к папе, и папа нашел способ отправить ей ответ.
Тамара спрятала визитку в шкафчике, поставила в него бутылки и закрыла дверь. Она вернулась в постель и быстро заснула тяжелым сном без сновидений.
Леви сказал, что нельзя причинить боль мертвым людям.
Но, возможно, она сможет.
Глава 19
Пэрис
МакКуин поднялся со своего кресла и взял белую льняную салфетку с барной стойки. Подойдя к Пэрис, он протянул ее ей. Если бы захотела, она бы взяла ее, но он не заставлял.
– Спасибо, - поблагодарила она, принимая салфетку и используя ее уголок, чтобы промокнуть слезы в уголках глаз.
– Соленый чай?
– спросил МакКуин.
– Мой самый нелюбимый напиток. Слишком горький.
– Я предпочту бурбон, - ответил МакКуин.
– Не сомневаюсь.
Она слегка улыбнулась, и это преобразило ее лицо. В этой улыбке он увидел настоящую Пэрис, настоящую Пэрис под внешним лоском красного платья, роли, которую она играла, его роковой женщины, его Бриджит О’Шонесси, его Мальтийского сокола. Он хотел прикоснуться к ней. Впервые с того момента, как она украла его бутылку, он хотел прикоснуться к ней. Но не смел.
– Возможно, вокруг тебя не каменный забор, - сказал он. – Может, это яичная скорлупа.
– Тебе бы хотелось так думать.
– Да, мне бы так хотелось. Очень.
Он снова занял свое место и ждал, когда она продолжит. Обычно он не из тех людей, которые ждали других. Это другие ждали его. Но ради нее он подождет. Ради нее он мог ждать очень долго.
– Тамара не забеременела, - сказала Пэрис. Она положила салфетку на колено и аккуратно сложила ее. Он наблюдал за тем, как ее пальцы танцуют по льну, и вскоре квадрат превратился в лебедя.
– Уверен, Леви выдохнул с облегчением.
– Еще с каким.
– А Тамара? Расстроилась?
– Нет. Была полна решимости. До сих пор полна.
– Представляю.
– МакКуин откинулся на спинку кресла, положил руку на подлокотник и смотрел, как Пэрис превращает своего лебедя обратно в квадрат.
– Мне должно быть стыдно за то, что я немного возбудился, слушая об их первом разе?
– Да.
МакКуин пожал плечами. Он таков, каков есть. И не станет извиняться за это. Не в его характере.
– Предполагаю, Леви не исполнил свою угрозу и не отвез их обратно в Кентукки?
– Нет, не отвез. Неделя прошла на острове Брайд. Две. Леви починил блок предохранителей, и в доме появилось
электричество, что облегчило ожидание. Каждые пару дней Леви ездил в город и звонил в офис судьи Хедли, чтобы узнать, полностью ли исполнено завещание. Пока нет, отвечала секретарь судьи. На такие вещи нужно время. Поэтому они ждали. И ждали.– Звучит мило, умиротворенно. Провести лето на собственном острове не так плохо. Я и сам так делал.
– Несомненно.
МакКуин подмигнул. Почему он не мог перестать говорить все эти неправильные вещи этой женщине? Она была минным полем. Он знал это. Так почему он продолжал ходить по нему?
– Тишины и покоя у них было предостаточно. А для Леви слишком много. Но тишину и покой мы всегда должны ценить, пока они есть, потому что, как вы знаете, они не длятся вечно.
– Что произошло?
– У Тамары и Леви появились гости.
– Гости разрушили их тишину и покой. Должно быть, плохие гости.
– Я бы не назвала их плохими, но… что же… Тамаре пришлось убить одного из них. Хотя опять же, я бы, вероятно, сделала то же самое.
Глава 20
Леви сказал оставить его в покое, и Тамара оставила его в покое.
В таком тесном пространстве это на удивление легко было сделать. Хотя дом и был маленьким, всего две маленькие спальни, один маленький кабинет, одна маленькая гостиная, одна маленькая кухня и крошечная ванная, остров сам по себе был достаточно большим, чтобы потеряться на нем на несколько дней. В их второй день на острове Тамара прогуливалась по грунтовой дороге от дома до берега океана и увидела белый песчаный пляж, окутанный солнечным светом Южной Каролины. Как только ее ступни прикоснулись к песку, она поняла, что нашла пляж папочки, тот по которому он ходил и кусочек которого привозил с собой из каждой деловой поездки. Теперь пляж папы был ее пляжем, и каждый день она приходила сюда плавать, загорать и спать под большим бело-голубым полосатым зонтом, который она нашла в небольшом сарае за домом, и привязывала его на ночь к дубу, чтобы каждое утро он ждал ее после завтрака.
Леви не ходил с ней на пляж. Он оставался дома, работал по дому. Он хорошо справлялся, но она ему этого не говорила. Она общалась с ним как можно реже. Три недели она не трогала его, и он платил ей тем же. Она всегда задавалась вопросом, как маме и папе удавалось оставаться в браке, хотя они так редко разговаривали, не спали вместе и не нравились друг другу.
Что же… теперь Тамара знала, верно?
Тамара перевернулась на спину, пытаясь обсохнуть после последнего заплыва в океане. Корабли не приближались ближе, чем на пятьсот ярдов к острову, поэтому она не стеснялась принимать солнечные ванны в одних лишь бикини. Никто не увидит ее, так какая разница? И было так приятно лежать топлесс под согревающим солнцем, когда прохладная вода испарялась с ее тела. Иногда слишком хорошо. Так хорошо, что она вспоминала те вещи, которые не хотела вспоминать, например, ее одну единственную ночь с Леви.
Она ожидала, что ей понравится. Но она не ожидала, что это настолько опьянит ее воспоминаниями о той ночи, что она никогда не сможет протрезветь. Каждый раз, когда воспоминания приходили к ней, ее голова кружилась, и комната кружилась, и весь мир кружился, и ей казалось, что она может слететь с него. Когда солнце опускалось на нее своими мощными лучами, она ощущала вес Леви на своем теле. Когда вода прижималась к ее ногам, она ощущала язык Леви между ее бедер, как он целует те части, о которых она и не подозревала, что они созданы для поцелуев.