Похититель бурбона

– Папа, Нэш, не был моим отцом, но он был единственным в семье, кто любил меня. А потом папа убил себя из-за того, что дедушка заставил его жениться на маме.

– Я знаю и знаю, что это неправильно, но теперь они оба ушли, и ты ничего не можешь сделать, чтобы предотвратить то, что произошло с Нэшем.
– Леви прикоснулся к ее плечу. Его голос был успокаивающим, а прикосновение мягким. Но она не стала спокойней, это не утешило ее.
– Ты не можешь причинить боль людям, которые уже мертвы.

– Нет, - ответила она, шагая от него.
– Но я могу попытаться.

На этот раз Леви ничего не ответил. Он только покачал головой.

– Можешь спать в голубой комнате, - наконец сказала она.
– Я хочу спать в этой.

– Она розовая, - напомнил он ей.
– Ты ненавидишь розовый.

– Папа не знал об этом. Он сделал эту комнату для меня. И я ею воспользуюсь.

– Приятно слышать.
– Он направился в голубую комнату.

– Почему ты это делаешь?
– спросила она, и Леви остановился.

– Делаю что?
– поинтересовался Леви, но у нее было ощущение, будто он знает, о чем она спрашивала.

– Со мной. Почему ты делаешь это со мной?
– Тамара ощутила, как к лицу прилил жар. Она хотела потерять девственность, волшебным образом превратиться во взрослую, которая могла говорить о таких вещах, не краснея, как ребенок. Но пока не получалось.

– Обычная причина, по которой мужчина трахает красивую девушку.

– И это все?

– Закончил то, что мы начали на твое шестнадцатилетние. И сейчас мы женаты, верно? Вроде как.

– Мама с папой никогда не спали вместе. Он так написал в предсмертной записке.

– Что же, тогда, Ржавая, вот он. Ты уже переплюнула ее.

– Думаю, да.

– Я собираюсь спать. Если понадоблюсь тебе, ты знаешь, где меня найти.
– Леви прошел мимо нее по коридору. Дверь в голубую комнату была в паре шагов. – Но, Тамара, если ты войдешь в эту комнату, то лучше бы это было по серьезной причине. Лучше это будет змея, медведь или деревенщина с ружьем наперевес. Я серьезно.

– Знаю, - ответила она.
– Я не наброшусь на тебя во сне.

– Нет, не набросишься. И я тоже не собираюсь к тебе приближаться. Если мы хотим, чтобы все получилось, не убив друг друга до того, как ты получишь свои деньги…

– Наши деньги.

– Если, - продолжил он, будто она и не вмешивалась, - мы собираемся жить в этом маленьком доме несколько месяцев, пока будем ждать, я был бы признателен, если бы ты…

– Что?

– Просто оставь меня в покое, хорошо?

Леви посмотрел на нее, словно хотел сказать что-то еще. Она ждала.

Но вместо этого он вошел в голубую комнату и закрыл дверь. Забавно, она знала Леви с тех пор, как ей исполнилось тринадцать, и она переехала к дедушке. Он называл ее малой и глупой, и сумасшедшей, и избалованной, и ржавой. Он называл ее грубиянкой, ребенком, хулиганкой, дикой. Он говорил ей вести себя прилежно, исправиться, повзрослеть, вести согласно возрасту, уйти и дать ему работать. И ничего из этого не задевало ее. Ни единое слово, потому что он был не серьезен. Но сказав ей оставить его в покое? Он был серьезен. И это было больно.

Оскорбленная Тамара завалилась в свою маленькую розовую комнату. Ее губы были сжаты в тугую линию напряжения и жалости, когда она стянула одеяло и легла на клубничные простыни. Дождь до сих пор тихо барабанил по крыше. В темноте ночи со звездами, спрятанными за дубами, дождь был похож на рождественскую мишуру, свисающую за окном. Она думала, что не сможет заснуть, но усталость из-за дороги и секса, и ссоры, которая едва не прикончила ее только начавшийся брак, Тамара уснула, как только ее голова коснулась подушки, цвета клубники. И ей приснился сон.

***

Она в доме, где раньше никогда не была. В нем пахло готовящейся едой и камином. Она стояла на кухне, но та не была похожа на обычную кухню, которую она видела на страницах учебников по истории. В ней не было крана, но была ручка насоса. Не было холодильника, не было тостера, не было большого желтого-и-хромированного миксера «КитченЭйд» на столешнице. Пол был деревянным и устлан плетеным ковриком. Рядом с кладовкой висела ведьмина метла. На кухне было жарко, в доме было жарко, жарко как в аду, без признаков ветерка, просачивающегося через открытую дверь.

На кухне стояла плита, железная дровяная плита. У плиты стояла девушка. Девушка возраста Тамары. Нет, она была чуть младше. Четырнадцать? Пятнадцать. У нее была гладкая темная кожа и большие темные глаза, обрамленные длинными ресницами, тонкими как черное кружево. На ней было серое шерстяное платье и красная лента в волосах. Половицы не издали ни звука, пока Тамара шла от двери к плите, где стояла девушка и что-то помешивала в кастрюле. Словно ее не было там. Не в своем теле. Но что-то в ней все еще было здесь, потому что девушка с красной лентой в волосах смотрела на нее. Тамара увидела, что у девушки были слезы на лице, и слезы капали в дымящийся медный горшок, а девушка все помешивала и помешивала тяжелой деревянной ложкой.

– Что ты готовишь?
– спросила Тамара.

– Соленый чай.

– Готовишь со слезами?
– поинтересовалась Тамара.

– Я все готовлю со слезами.

– Это вкусно?

– Нет. Горько. Все что я пробую - горько.

– Могу я тебе помочь?

– Как ты можешь помочь?
– Девушка с красной лентой отвечала тихо, словно боялась быть услышанной.

– Тебе и мои слезы нужны?

– Для чего мне твои слезы? У меня своих достаточно.

– Что я могу сделать? Позволь помочь. Я уже готовила такой чай.

– Ты пила свой чай?

– Дедушка пил. Я заставила его выпить целую реку чая.

– Я больше не хочу готовить этот чай. Но они хотят его.

– Кто они?

– Джейкоб и его жена хотят. Он любит пить мой соленый чай.

– В этот раз я ему его принесу, - ответила Тамара девушке.
– Если ты позволишь мне.

– Целую реку?
– Девушка была такой юной, слишком юной, и красивой, очень красивой. Но Тамара заметила ее округлившийся живот, словно и ее заставили выпить реки соленой воды.

– Целую реку.

– Я больше не хочу готовить соленый чай, - повторила девушка с черными кружевными глазами.

– Как и я. Но я не знаю, как перестать его делать.

– Твой папа знает, - сказала девушка, глядя в глаза Тамаре.

– Папа мертв. Так ты перестаешь готовить чай? Умирая?

– Почему бы тебе не спросить у него?

Затем девушка окунает черпак в медный горшок, и Тамара видит, что чай ржаво-красного цвета.

Цвета старой крови.

Цвета старого бурбона.