Поход

– Ой, наконец-то… Сандра потянулось аж с треском. – И постирать надо, а то грязно очень.

– Стирать завтра будешь, сразу и грязь, и кровь отстирывать.

– Какую кровь? Ты поранился?

– Я – нет. А крови завтра должно быть много. Если я что-нибудь понимаю в военном деле, завтра ночью, а скорее всего – с самого утра, нас захотят убить. А на это я пойтить не могу (голосом Папанова из "Бриллиантовой руки"). Так что сегодня, пока светло, устраиваем цирк, а с утра – воюем. Всё, поехали.

– Так а зачем ехать, здесь до реки совсем рядом. – Нора тоже умаялась, лишние движения делать неохота.

– Во-первых, убрать технику, во-вторых, уйти от слежки, чтобы – в-третьих, – раствориться.

– От какой слежки?

– Нора, вот смотри. Мы суммарно умыкнули у них два мотоцикла, квадрик, тяжёлый грузовик и автокран. И грохнули человек где-то пять. Наконец-то появились после долгого отсутствия. Думаю, что у Альянса душа горит с нами поквитаться. Шумим тут, то возле пристани, то уже на локалке. Они тут рядом: километра три – и карьер. Неужели ты думаешь, что они ничего не предпримут? Да здесь уже как минимум час наблюдатель где-нибудь сверху сидит, а в Стокгольме планы строят, как с нами посчитаться в особо извращённой форме. Тем более, что тебя с Сандрой они и в расчёт, скорей всего, не берут.

Поэтому снимаемся, уходим от наблюдения здесь, и едем на заводину, где они причаливали. Там, на противоположном берегу, наверняка, тоже кто-то есть. Появляемся там, даём им свободу действий здесь. Пусть готовятся, сектора огня распределяют, по секретам рассаживаются, ожидая нашего возвращения. А вы им там, на заводине, стриптиз покажете, чтобы слюни потекли. Может, заодно вычислить получится, где наблюдатель сидит. А нет – показываем полностью наплевательское отношение, купаемся, прыгаем-бегаем, орём как дурные. Можно даже к моей фляжке приложиться, только воду в неё налить.

А потом – садимся на транспорт и едем. И по пути – растворяемся. Транспорт загнать в лес, замаскировать, самим – исчезнуть. Пусть подёргаются, думая, куда мы делись. А потом устроят поиски. Только в этом случае на подготовленных позициях будем мы, а не они.

– Командир, а если стрелять начнут, когда мы в воду залезем?

– Разве что совсем дурные, что вряд ли. Там метров четыреста-пятьсот расстояние, стрельба на такой дистанции уже сродни шаманству. А здесь ещё добавляется стрельба над водой. Я, конечно, не снайпер, но про себя могу сказать – с гарантией не попаду. Да и смысла стрелять не вижу: спугнуть в их планы вряд ли входит. Убедятся, что мы расслабились, и будут готовиться встретить нас на локалке, чтобы всех сразу завалить или захватить. Всё, поехали.

Красивы всё-таки женщины в их естественном виде. Сандра запросто скинула с себя всё и плюхнулась в тёплую водичку залива. Нора немного притормозила, поглядывая на Ивана, потом, видимо, в душе махнула на всё рукой и полезла следом. Кувыркаются в воде, плещутся, посвечивая иногда особо белыми частями тела. А я пытаюсь высмотреть блик оптики на том берегу. Не, не судьба. Вот если бы утром… А на заходящем солнце – не увижу.

Не тороплю, пусть на локалке готовятся не спеша. Устроим вам сюрприз, посмотрю, на что вы годные, когда у вас всё пойдёт не по плану. Именно – посмотрю, не хочу девчонок даже на дистанцию стрельбы выставлять, не то что воевать. Их забота – делать, чтобы нас стало больше, а вот чтобы их стало меньше – это я сам озабочусь. Ну и Иван на подхвате, пусть учится.

– Девчата, хорош! Нора – дежурить, смотришь тот берег. Мы тоже быстренько искупнёмся. Если что увидишь – стрелять только когда мы из воды выберемся.

А хороша водичка… И так хорошо, когда чувствуешь, как пот и грязь с тебя уходят. И усталость вместе с ними. Интересно, будет когда-нибудь такое время, когда можно будет, не думая о том, что ещё надо и то, и это, и вот то ещё сделать, доделать, исправить, – просто валяться на бережку? Ага, и сколько времени я такую жизнь выдержу?

Уже одеваясь, слышу тихий голос Норы:

– Командир, не на том берегу наблюдатель. На нашем, на самом мыске сидит. По дальномеру – четыреста двадцать метров.

– Угу, не подавайте вида. Собрались, и по одному медленно к машинам. А я тут пока шнурками позанимаюсь. Тщательно.

Вот же глазастая… Я так ничего и не высмотрел.

Отъехав с километр, загнал машину в лес. Остальные сумели заехать поглубже, да, в общем, это и неважно. Дальше прошли уже ногами. Разместились в небольшой впадине, и я, пока на маленьком бездымном костерке готовился ужин, начал инструктаж личного состава:

– Значит так, всем очень внимательно слушать и затем – очень тщательно выполнять. Сейчас они сидят и ждут нас на локалке. Терпения у них хватит максимум на час, а потом замандражируют. Только поздно будет – стемнеет. А лазить в темноте по такому лесу – занятие абсолютно гиблое. В засаде сидеть – можно, а вот искать – бесполезно. Так что до утра затихнут, а потом начнут. А чтобы не отменили, я сейчас сбегаю, светанусь. Ваня, я сказал – один сбегаю. И запомните ещё одно: никто из вас не имеет боевого опыта. Это то, чему не учат. Поэтому мне одному – легче. Себя-то я уж как-нибудь уберегу, а если ещё кого-то из вас беречь придётся – могу не уследить, старый стал.

– Андрей Владимирович, вы же говорили, что никаких спецназов. А где же тогда нахватались всего этого?

– Ваня, не порочь название и само слово. Сейчас, б.. блин, везде спецназы. Куда ни кинь – работает спецназ. А всё почему? Потому, что есть такое слово – Устав. Это нечто такое, что священнее коровы в Индии и святее Папы Римского у католиков. Вот ставят тебе задачу, и ты сразу понимаешь, что обязательно будешь виноват. Если не выполнишь – понятно. Но и если выполнишь – тоже. Потому что по Уставу сделать это невозможно. Выполнить можно, но только нарушив. И все это понимают. И капитан Иванов, которому эту задачу поставили, и полковник Петров, который задачу ставил. Не понимает безымянный лейтенант, который участвует в выполнении, просто потому, что он – лейтенант, да и Устава толком не знает, и генерал Сидоров, который Устав знает, но и только.

И вот полковнику приходит в голову мысль: а давайте мы это дело поручим не обычной роте, а «специального назначения». На неё же обычный Устав не распространяется, она же специальная. Да где же мы такую возьмём? А ту, что есть – переименуем, по документам – создадим на базе существующей.

Это я, конечно, сильно утрирую, но в целом – так. Потому что пересмотреть Устав – мероприятие просто немыслимое: он же писался, как надо было правильно действовать в прошлой войне, а не в той, что началась сейчас или будет завтра. Спецура, настоящая, у нас есть. – Э-э, сбрехал, не у нас. Там, на Земле. – Только её немного – очень уж она дорогая, и про неё практически никто вообще не знает.

Ну а я… Служба была специфичная, во всём. Сильно далеко от начальства, да я был «из пинжаков», мне перспективы карьеры были пофигу. Ну и… да просто действовал, как считал правильным. Вот и нахватался малость. Так что – я сейчас сбегаю сам, через часок вернусь и посплю, пока вы будете караулить. А перед рассветом – пойду. И вот тогда уже и вы будете помогать. Вопросы? Нету. А я сказал – нету. Чай ставьте, скоро буду.

Летняя ночь, хоть и только начинающаяся, красива. Она такая… ласковая. Всякая кусающая кровопийная нечисть куда-то попряталась, через кроны деревьев видны звёзды, а света луны, хоть и невидимой из-за деревьев, вполне достаточно, чтобы уверенно двигаться в нужном направлении, выбирая дорогу по светлым, без подлеска, местам. Так что к месту, где мы пропиливались через баррикаду, перегораживающую дорогу к локалке, вышел быстро и почти точно.