Похождения рофессора Эпикура
Шрифт:
– Так-с!
– Эпикур переворачивал страницы.
– "Пытке может подвергаться, как по подозрению, так и без всякого подозрения любое гражданское лицо, невзирая на должность, возраст и пол, а также и любое военное лицо без различия звания и армий, преимущественно пытать надлежит усердно лиц своего гражданства из высших чинов." - Эпикур потасовал плотные карточки удостоверений и отшвырнул их подальше в траву.
– Значит, военных нет? Хорошо.
– Почему же нет?!
– возбудился коротышка.
– Здесь!
– Сказали тебе, нету!
– наскочил сбоку Вакси.
– Где на вас на всех сил наберешься,
– Полегче, - согласился пряный, расстегивая свой металлизированный комбинезон.
– Легче, но не по уставу.
Пряного увели и без лишнего шума в кустах около кухонного котла переодели во все штатское. Параллельно гливеры накормили его супом, и вернулся пряный к палатке, сочно икая и прихрамывая; узкие грубоватые ботинки, снятые с какого-то разорванного бомбой пахаря, были не того номера и сильно терли. Огромных размеров гливер, дергая мокрыми ресницами, с которых падали капли пота, шипел полуоткрытым ртом и поддавал стволом автомата пряному между лопатками, подгонял пленного.
– Чего не стонешь?!
– спрашивал гливер.
– Ты стони, когда я тебя ушибаю.
Но пряный не хотел стонать, он только жмурился на круглые желтые прожектора и почему-то гнусноватым голосом тихонько хихикал. Принесли маленький раскладной столик. Эпикур, разложив на нем брошюры разных цветов, водил пальцем по строчкам.
– Так-с! Ну, давай, девушка - первая! Имя, род занятий? И сразу расскажи о виде своего шпионажа. Хочу предупредить тебя, милая, что ты лучше сама расскажи, а то придется применить стандартную формулу, а это... Нет ничего неприятнее!
Эпикур и сам поежился, представив себе применение формулы. Девушка вышла под фару и почему-то принялась расчесывать волосы. Она ловко расплетала свои косички и орудовала широким железным гребешком, высекая из прядей на землю длинные искры.
– Ну ты расскажи, расскажи!
– шипела ей в ухо Титания.
– Расскажи, как занималась шпионажем! В пользу пряных или в пользу мумми-смертников! Это все равно, в чью пользу, главное, что в пользу, в пользу - шпионаж !.. Скажи, что у тебя сифилис и эпилепсия с детства, или этот, синдром печали. Покайся, милая, легче будет умирать!..
– А чего мне каяться!?
– Девушка тряхнула головой.
– Шпионка я, это так! В мандате же написано, вы зря его выбросили!..
"Пол женский, - записал Эпикур в журнале.
– Девушка. На вид лет шестнадцати-двадцати двух! Отвечать на вопросы прямо отказалась."
– Тебя зовут-то как, деточка?
– спросил он ласково и вдруг, наткнувшись ногтем на какую-то графу, потребовал казенным шепотом: - Где Нарцисс! Без офицера-секретчика допрашивать-то нельзя! Не положено это!..
– В палатке дрыхнет, - отозвался кто-то из кустов.
– Хорошо ему!
– Так пусть ему будет плохо!
– совсем уже ласково потребовал Эпикур.
– Разбудить сейчас же!
Через минуту из палатки выбрался офицер-секретчик. Он был практически голый, только красные широкие трусы с бахромой и носки украшали тело. Секретчикам позволялось во время сна снять комбинезон, и он пользовался своей привилегией. Нарцисс сразу опустился на землю, заложил руки за голову и, закрыв глаза, покивал, мол, я весь внимание. Когда
девушку увели пытать, Нарцисс побежал по позиции, нашел бидон с питьевой водой и, отфыркиваясь, полился. Вернулся к палатке он в мокрых трусах и уже в фуражке.– Нечего, нечего здесь!
– сказал он.
– Продолжайте!
В наступившей тропической темноте хорошо было видно, как гливеры бесцеремонно раздевают девушку ("Мародеры", - отметил Эпикур) и привязывают ее к какому-то растопыренному дереву. Развели костер, и в темноте засветился красно, раскаляемый на жидком огне, металлический прут.
– А они что, насиловать и не собираются даже, молодчики?поинтересовался Эпикур.
– В графе четырехсотой, между прочим, вот что написано: "Особу женского пола, гражданского положения, не называющую своего имени и уличенную в шпионаже, следует отдать солдатам для публичного изнасилования"... Ага, вот: "Не менее семи человек должны участвовать и не более двадцати одного".
– Эпикур поднял палец.
– Не более!
– А кому охота в такую духоту?!
– Кто спросил про духоту?
– поинтересовался Нарцисс.
– Ну, я спросил!
– Из темноты выступила фигура, одетая по всем правилам в резину до подбородка.
– Вот ты и проследи, чтобы не более двадцати одного!
– Есть проследить!
Фигура скрылась, и через минуту от костра послышались оживленные голоса:
– Комбинезоны могут снять только насилующие и только на время насилия! Желающих прошу записываться!
– Шило на мыло!
– вздохнул Вакси, которому разрешалось, как инвалиду, не носить только правую перчатку.
– Ну, теперь вы!
– Эпикур обратил свой взор к долговязому крестьянину.
– Имя, социальная принадлежность, вид измены?
– Да неповинен я! Грибы я в лесочке собирал!...
– Крестьянин рухнул на колени.
– А тут ента детина!
– Он указал на кусты, куда уволокли труп десантника.
– Пощадите, невиновен я!..
– "Если гражданское лицо утверждает, что оно невиновно, - прочел по справочнику Эпикур, - то дальнейший допрос такового лица нецелесообразен. Оное лицо следует подвергнуть особо изощренной пытке и примитивной казни".
Из темноты выскочил голый улыбающийся гливер. Комбинезон тащился за ним по земле.
– Не сознается, стерва!
– весело сообщил он.
– А чего-то знает! Когда приступили к насилию, не пикнула даже.
– Вероятно, опытная разведчица!
– не открывая глаз, вслух рассудил Нарцисс.
– Идите-идите, продолжайте! О результате доложите немедленно!
Вакси исчез за палаткой, откуда послышался треск мотоциклетного движка, фара неприятно замигала. И тут же он выскочил, волоча за собой толстый провод в металлической оплетке.
– Правильно, правильно! Все верно!.. Только смотри, чтобы мы без света не остались!
– предупредил Эпикур.
– Да я запасную динамку запустил, от трофейного мотоцикла, не беспокойтесь!
– Вакси перекосил свой черный беззубый рот.
– Он сейчас песни петь будет, - со вкусом объяснил он, подсоединяя клеммы к рукам и ногам крестьянина, - кто помог бы мне, а то он биться начнет!?
"Пытка током, - записал в своем журнале Эпикур.
– Назвать свое имя отказался!" - Ну, теперь вы, молодой человек! Что скажете в свое оправдание?