Похождения рофессора Эпикура

Краснолицый крепыш, плотно сдвинув чужие каблуки, по-военному дернувшись, отрапортовал:

– Крестьянин села Оли-Луки, зовут Крапин, отец - Урсул Крапин. К партиям не принадлежу. В лесу занимался мелким шпионажем в пользу пряных. Задержан десантом, - он кивнул на кусты.
– Оказал пассивное сопротивление.

– Это какое же пассивное?
– поинтересовалась Титания.

– Нос разбил... И по зубам тоже... Было... А что у него вся грудь прострелена, так это не я, это он на ветку сам наскочил, а под веткой гриб, а под грибом - мох, а подо мхом осколочная мина...

– По-моему, это очень важные данные, - лениво встрепенулся Нарцисс. Мне кажется, следует связаться с диссертантом. Гляньте, Эпикур, кто у нас защищается в этом месяце по точности допроса в условиях джунглей?!

Эпикур полистал, доставая один за другим, справочники Института.
– А, вот, пожалуйста: Симон Р. "Допрос в условиях джунглей, и семантика свободного поиска душевного слова в оперативных условиях". Только он уже защитился вчера, не повезло тебе, парень, с душевным словом.

– А как старался, старался, родимый!
– вздохнула Титания.

Она хотела еще что-то добавить, еще посочувственнее, но Вакси вытер пот и гаркнул на весь лес:

– Кончился!

– Почему?
– спросил, чуть приподнимаясь, Нарцисс.
– Каким образом?

– Сердце было слабое!
– объяснил Вакси, разминая затекшие пальцы. Так ничего и не сказал! "Пусти, больно, пусти, больно", будто я и сам не знаю, что ему больно... Еще крикнул, правда, в конце...

– Что крикнул?
– спросил Эпикур, и приготовился записать.

– А неразборчиво... Этак горлом. На первый звук гимна похоже!...

– Ну, что же, тут вина невелика, - рассудил Эпикур.
– Расстреляем!

– Меня?!
– удивился Вакси.

– Зачем тебя? Этого! Ты, кстати, по параграфу шестому слегка виновен! Вот и займись в назидание, пойди и расстреляй!

Вакси перестал мять пальцы и вполне удовлетворенный, подняв свою багровую клешню вверх, растопырил ее викторией.

– Радуешься?
– спросил Эпикур.
– Чему?

– Работе!
– объяснил со стеснительной улыбкой Вакси.
– Потому что любая приличная работа ведет к победе. В особенности, если это ратная работа. Военный, так скажем, труд.

– Верно!
– согласился Нарцисс, и защищая глаза от света прожектора, прикрыл лицо фуражкой.
– Параграф двенадцать "Наука доблести", - прошептал он уже из-под фуражки.
– "Ратный труд практически не наказуем, за исключением...
– и он уже совершенно неразборчиво, но все так же на память забормотал номера пунктов и подпунктов, положений, распоряжений и сносок, дополняя их свежими поправками и некоторой толикой нецензурных слов, что, впрочем, секретчику не возбранялось.

"Сильно, - подумал Эпикур, перед глазами которого раздваивались, расплывались и множились в темноте строки распахнутых справочников и инструкций.
– Действительно, кощунство - проводить допрос без секретчика... Правильно разбудили..."

– Расстрелять!
– сказал он устало и захлопнул громко какой-то из томов.
– Вот тебе и все душевное слово.

Кто-то из гливеров бросил в костер пригоршню мелкокалиберных патронов, и гильзы, до отказа забитые сырым порохом, стали с громким шипением рваться, разбрасывая во все стороны угли и немного разрушая идиллическую сырую темноту тропического леса.

– Погодите вы, стойте!
– зачастил, заголосил пряный.
– Я должен заявление важное сделать!

– Я же попросил, кажется! Ну не тяни, Вакси! Что за манера, всегда ты сделаешь торжественную паузу. Расстреляй ты его, и труп куда-нибудь унеси, он же завоняет здесь, рядом с палаткой!..

– У меня дефицитная четвертая группа крови, - сорвавшимся голосом хрипел пряный.
– У меня обе почки, как новенькие, с детства пива в рот не брал... Жертвую для пересадки!
– и уже совсем охрипнув от ужаса, добавил.
– Я чистый медицинский продукт, меня на пересадку кожи можно целиком...

Но настырный Вакси уже двинул прикладом ему под ребра и быстрым шагом погнал в лес. Из темноты высунулся по пояс один из гливеров. Он был потный и голый, и он улыбался так широко, что двигались маленькие ушки на бритом черепе. Хлопали один за другим лениво в костре бесхозные патроны.

– Эпикур, она созналась!
– восторженным голосом сообщил гливер.
– На двадцать первом созналась!... У нас в лагере шпион!

– Шпион?
– спросил Нарцисс, приподнимая фуражку, и острым взглядом офицера-секретчика пробегая по лицам своих ближайших соратников.
– Кто?

– А вот, вот она!
– Гливер боязливо отступил потом вдруг решился и, выбросив вперед руку, ткнул пальцем в старуху Титанию. Эпикура неприятно поразило, что указующий этот перст был напряжен и окровавлен.

В костре треснуло посильнее. Уголек подпрыгнул и упал рядом со стулом ротного.

– Ошибки нет?
– спросил Эпикур.

– Все натурально, натурально, - зашумел обиженно гливер, - она и радирует!
– он подскочил к старухе, заглядывая ей в лицо.
– Что, в Мовзи-лею хочешь?! Чтобы тебя оживили?!

– Прекратить издевательство над предателем!
– потребовал Эпикур и сразу скомандовал.
– Сжечь живьем! Облить бензином и сжечь!

Гливер отступил и пососал свой окровавленный палец.

– Кого ты хочешь сжечь?
– Нарцисс с неохотой, но быстро натягивал комбинезон.
– Молодую или старую? Какую из них?

– Да, обеих, пожалуй!.. Там яма есть хорошая, если помнишь, в сторону скал идти, метров сорок... Там и сжечь!

– Перед кремацией пристрелить бы!

– Да-да, следовало бы, надо! Я прикажу!

Титания стояла неподвижно, сгорбившись и пуская из большого черного рта пузыри. У ног ее вертелась, все так же радостно повизгивая, собака. Где-то невдалеке оглушительно ухнуло, и посыпались с деревьев на брезентовую крышу палатки листья. Пахло сыростью, поганой пищей, пахло кровью и горьковатым соком недозволенных дикорастущих фруктов.

Глава 4. ТИТАНИЯ

Во всех сорока воющих друг с другом армиях мира не было человека старше. Титания, единственный доктор наук по теме: "Ветераны в бою как необходимое условие частичной победы", проходила пятую, последнюю в своей жизни практику в джунглях в подчинении Эпикура. Ей было восемьдесят шесть лет. По ее учебникам в это время уже учились правнуки великих героев.