Поиграем со смертью?..
Шрифт:
Я открыла глаза и встретилась взглядом с раздражённым демоном.
— Если ты отлично знаешь, какое я ужасное существо, то почему не кричишь? Уверена, что я тебе ничего не сделаю? — процедил он, и я удивлённо вскинула брови. Дурак, что ли?
— Я не кричу, потому как, во-первых, не привыкла ни на кого рассчитывать, но если бы это зашло слишком далеко, заорала бы. А во-вторых, я не хочу, чтобы кто-то видел эту сцену. Ты не такой, и если уж решил попытаться доказать мне, что ты последняя скотина, другим это всё видеть не обязательно.
— Почему? — тихо спросил Михаэлис, всё ещё нависая надо мной.
— Потому что я тебя люблю, — устало вздохнула я и почувствовала
— Пусть, мне их не жаль, — ответил Себастьян, и что-то в нём неуловимо изменилось. Наверное, взгляд, который из злого и раздражённого стал каким-то потерянным.
Он склонился ещё ниже и прошептал мне прямо в губы:
— Ты просто глупая смертная. Ты не демон. Любить меня так сильно тебе нельзя, обожжёшься.
— Скажи что-нибудь новенькое, — проворчала я, вжимая голову в матрас, чтобы отстраниться. — Я уже сгорела. И вообще, тебе же это моё чувство не мешает, так чего ты истеришь? Плюнь и всё. Ты же демон!
На последней фразе сарказм не заметил бы только глухой, но Михаэлис нахмурился и спросил:
— Неужели тебе даже поцеловать меня не хочется?
— А смысл? — ответила я вопросом на вопрос и, кажется, поставила демона в тупик. Он явно растерялся, а я грустно рассмеялась и пояснила особо непонятливым: — Я не в тело твоё влюбилась, которое в истинной форме, кстати, когтистое и клыкастое, а в личность. В душу, если можно так сказать, хоть это и пафосно. Так что не стоит так удивляться.
— Ты странная, — пробормотал Михаэлис и вновь склонился надо мной. Но на этот раз в его глазах не было ничего, кроме боли, и эта боль отразилась во мне.
— Не расстраивайся, всё будет хорошо, — прошептала я, сама не знаю почему, а демон едва заметно вздрогнул, и в его глазах промелькнуло нечто странное. Похожее на нежность…
А в следующую секунду он осторожно коснулся моих губ своими — ласково и на удивление нежно, но я не ответила на поцелуй, не пытаясь, впрочем, и укусить демона. Просто потому, что мне этот поцелуй был не нужен ни как взятка, ни как извинение, а кусать того, кто, кажется, просто пытался по-своему подарить мне хоть частичку счастья, было глупо. Ведь сейчас Михаэлис явно не издевался — он просто пытался, как умел, подарить хорошие эмоции. Но он ошибся. Его улыбка мне куда дороже.
Короткий, легкий поцелуй закончился так же резко, как и начался, и Себастьян, отстранившись, тихо спросил:
— Чего ты хочешь? Больше всего.
— Улыбнись мне, — ещё тише ответила я, и он почему-то закрыл глаза. Пару секунд демон поджимал губы, а затем отпустил меня, провёл ладонью по моей щеке, встал, подал мне руку, которую я приняла, но встала, не опираясь на неё, а затем покачал головой и сказал:
— Этого я сделать не могу. Ты ведь не примешь фальшивую улыбку.
— Не приму. Спасибо, что понимаешь меня.
— Не стоит.
Михаэлис вышел, а я печально посмотрела на покрывало, перепачканное в крови, и коснулась губ кончиками пальцев. Почему так больно? Потому что… это прощание? Я всё-таки не сумею спастись, да? Себастьян, ты что, точно знаешь, что мне не выжить, потому и устроил это?.. Нет, я буду бороться до конца. Я не сдамся. Даже если проиграю. Даже если мне придётся умереть, я не отступлю и буду пытаться выжить, потому что это для меня главное… Или всё же нет? Или для меня главное…
«Чего ты хочешь? Больше всего».
Он ведь не спрашивал, чего я хочу «от него» или «в данный момент». Тогда почему я сказала, что хочу, чтобы он
улыбнулся — искренне, открыто, счастливо?.. Почему?Потому что главное для меня — его счастье.
Какая же я всё-таки дура… Но мне важно, чтобы те, кто мне дорог, были счастливы. И я хочу выжить… но не в ущерб им.
Точно дура.
Вытерев с губ кровь демона, я отправилась в ванную — умываться, а освежившись, побрела на кухню. Вот только там меня поджидало глобальное такое офигение: Лёшка, Дина и Михаэлис словно сошли с гравюры какого-нибудь допотопного художника! Постараюсь быть лаконичной в описании, хоть это и дастся мне с трудом.
На Дине было длинное, в пол, платье коричневатого оттенка, с белым передником и широкими рукавами, украшенными лентами, а также белый чепец, полностью скрывавший волосы готессы, причем он был огромен и формой отдалённо напоминал грушу. Динка хихикала над шуточками, которые в её адрес отпускал Легендарный, и порой начинала кружиться, заставляя широкую юбку вставать колоколом. Лёха же краснел, как помидор, пытаясь спрятать под столом ноги в обтягивающих чулках, поверх которых были надеты широкие коричневые штаны с разрезами и буфами — вздутыми складочками, грубо говоря. Под коленями эти странные штаны были подвязаны оранжевыми лентами, а широкие башмаки добавляли ногам братца экстравагантности. Также на Лёхе красовалась белая рубашка, собранная на груди в симпатичные такие складочки, а поверх неё — коричневая распашная куртка с узкими рукавами, на плечах правда, вздувавшимися. Курточка эта была чуть ниже пояса, её «украшали» всё те же разрезы и буфы, что и на штанах, а благодаря тому, что куртка эта была спереди сильно открыта, можно было свободно любоваться милыми складочками на рубашке нашего красневшего модника. Дополнял картину коричневый берет с узкими, загнутыми вверх полями и яркий румянец смущения, который вызывал хихиканье Сатклиффа и его дружеские подбадривания в стиле: «Лёшечка, я тебя и таким люблю, помни об этом!» Что интересно, Лёшку эти подначивания хоть и злили, он не срывался и лишь вяло советовал жнецу пойти в тундру ягель пощипать, ну, или в парикмахерскую — обриться налысо. Сатклиффу же всё было нипочём, и он лишь жалел, что Алексей с утра выкрасился в чёрный — лишили жнеца возможности лицезреть любимый цвет на новом друге, как только не стыдно нам? Хе-хе.
Михаэлис же в целом был одет почти как Лёшка, вот только костюмчик его был голубовато-сероватым, и у курточки не было рукавов, что позволяло разглядеть широченные рукава белой рубашки. А ещё он не отказал себе в удовольствии напялить перчатки, правда, цвет для них выбрал телесный. К чему бы это?.. Ну да ладно, мне как-то в данный момент на Михаэлиса смотреть не хотелось — я не злилась, но было больно оттого, что он решил вот таким вот образом, в последний, возможно, день, оттолкнуть меня и вызвать ненависть. Зачем? Ведь я никогда ничего не просила и не ждала, так почему он решил, что причинить мне боль — лучший способ попрощаться?.. Нет, Инна, прекрати. Ты выживешь. Правда, только если твоя смерть не будет неизбежна… Но я постараюсь её всё же избежать, так что стоп, истерика.
— А чегой-то вы такие красивые? — протянула я, вгоняя Лёху в ещё большую краску. Вот так, он даже с чёрными волосами всё равно братец-вишенка.
— Это Гробовщик принёс, — с улыбкой от уха до уха пояснила Дина. — Чтобы в прошлом на нас не смотрели, как на чужаков.
— О, а вот и плюс моего положения! — притворно воодушевилась я. — Не придётся щеголять в доисторическом шмотье. А то меня особо умиляют порточки древних бюргеров — это ж какую фантазию надо иметь, чтобы считать такие вот искромсанные шаровары пиком моды?