Поиграем со смертью?..
Шрифт:
— Когда отправляемся? — проигнорировал меня Сатклифф. Вот умеет он, когда ему надо, делать вид, что не слышал собеседника! Я аж завидую иногда.
— Ну, вот как вернёмся из похода с твоим боссом, я в норму приду, и сходим, — я капитулировал. А другого выхода изначально не было, так что куда ж деваться?
— Отлично! Тогда я проведу тебя по самым живописным кладбищам Петербурга, покажу самые красивые памятники и расскажу удивительные истории старинных захоронений! — воодушевился жнец, и я, если честно, подумал, что, может, не так уж эта прогулка будет и плоха, если он слово сдержит и не будет до меня домогаться.
Пока мы с Сатклиффом увлечённо беседовали о Питерском некрополе, Динка наконец соизволила проснуться и прошлёпала в душ, одарив меня вялым: «Привет, Лёш». Я был озадачен её мрачным настроением
— Вчера эта твоя «подруга» спросила Величайшего, зачем он дал тебе адрес того любопытного домика. Легендарный же ответил, что не обязан перед ней отчитываться, но сделает исключение и пояснит: ему было скучно, а вся эта история показалась довольно забавной. Девочка ему не поверила и предположила, что у него наверняка были какие-то планы на всю эту эпопею, но Гробовщик ответил, что либо ей придётся довольствоваться таким объяснением, либо угадывать самой — он не будет пояснять. И тогда эта глупая девчушка решила угадать — спросила, не было ли всё это проверкой, ведь Величайший знал, что она разозлится на друзей за вмешательство в её жизнь, потому и позволил всему этому произойти. Как я понял, она угадала — Легендарный ответил: «Можешь мыслить логически, когда хочешь». На это твоя подружка обиделась, потому как, судя по её ворчанию, она не хочет ссориться с вами и боится причинить вам вред, Легендарный же попытался сгладить ситуацию словами о том, будто для этого её и тренирует, ведь никто не даст гарантии, что вы не влезете в её жизнь самостоятельно, без его участия. Но из-за этого она лишь ещё больше расстроилась, видимо, понимая, что Гробовщик прав, и потому теперь у неё прескверное настроение.
— Да я ни за что не полезу в её жизнь! — возмутился я, недоумевая — как Динка могла поверить, что я буду копаться в её прошлом, если я слово дал в это не лезть?!
— Я-то тебе верю, но она, кажется, вообще никому не склонна доверять. Разве что Величайшему, — многозначительно так покосившись в сторону ванны, ответил жнец и добавил: — Только вряд ли ей что-то светит! Если уж даже я не смог ледяное сердце нашей легенды растопить, то у неё нет и шанса!
— Но Гробовщик — не гей, — воззвал я к разуму Грелля.
— А ты откуда знаешь? — хитро прищурился жнец, и я растерялся. А правда, откуда я знаю? — Вот то-то и оно! Никто ничего не знает о Легендарном, потому что он слишком скрытный. Так что шанс у меня был.
— Ну, может быть, — признал поражение я, подумав, что шанс-то у Грелля был, только если Гробовщик у нас тоже фанат Голубой Луны. В противном случае у Динки шансов больше. Хотя она смертная, а значит, для Легендарного она даже хуже жнеца-гея. Ведь они к нам относятся как к мешкам с костями, и потому максимум, что им от нас может быть нужно — секс. На большее ей рассчитывать не стоит.
— Фигово, — решил я поделиться наболевшим с Сатклиффом, пытавшимся заварить чай. — Если даже Динка и заинтересует Гробовщика, то только на одну ночь, и всё. Надо бы мне с ней об этом поговорить…
— А это разве не будет вмешательством в её жизнь? — хитро так протянул Грелль, и я удивлённо на него воззрился. — Заметь, она твоего совета не спрашивала, да и любой, кому будут указывать, кого любить, а кого нет, возненавидит советчика. Влюблённые не видят дальше собственного носа, потому так часто обжигаются. Но если они не будут обжигаться, то и не найдут того, кто их примет.
Это ещё что за лекция о любви такая? Я нахмурился и, отобрав у жнеца заварку, начал самолично заваривать чай. Грелль же уселся на стул и, как-то на удивление печально на меня глядя, спросил:
— Ты всё-таки влюбился в эту скучную девчонку?
— Нет, — покачал головой я, совсем не разозлившись на этот вопрос. Кажись, я к нему уже привык. — Просто волнуюсь за неё — Динка мой друг. Но ты, кажись, прав. Она обидится, если я полезу не в своё дело. Вот только жаль, что она не видит очевидного: мы из разных рас, и смертные для жнецов — лишь мешки с костями, не более того. На любовь до гроба ей рассчитывать не приходится — она состарится и умрёт, а Гробовщик будет вечно молодым. Зачем ему старуха? Зачем ему смотреть, как она умирает, даже если вдруг он увидит в ней не просто очередной набор сухожилий и мышц, а личность? Да и не увидит он её замечательных душевных
качеств — она априори для него только подопытный кролик, не больше. Наши расы слишком разные.— Верно, но только отчасти, — подозрительно тихо ответил Грелль. — Да, смотреть, как любимый умирает, тяжело. Как стареет — тоже. Человеческая жизнь для нас как один миг, потому мы не можем связать себя с людьми узами настоящей любви и быть верными смертному до его гроба. Но почему ты отвергаешь мысль о том, что жнец может влюбиться в человека? Не обращай внимание на моего напарничка, у Нокса вообще любовь измеряется только постелью. Но, Лёшечка, быть со смертным, которого полюбишь, хотя бы несколько лет — разве это не прекрасно? Наши жизни не имеют финальной точки, мы в любом случае переживём своего партнера, а потому смотреть, как он умирает, никто не согласится. Но год, два, три быть счастливым со смертным — почему нет?
— Потому что мы для вас — низшие существа, — озвучил я очевидную истину, разливая чай по чашкам.
— Не скажи, — усмехнулся Грелль и, подперев рукой подбородок, заговорщическим шёпотом поведал: — Смертные для нас и впрямь в большинстве своём — мешки с костями, слишком хрупкие, слишком слабые, слишком недолговечные. Они нам неинтересны ввиду своих физических особенностей — кому нужно слабое существо рядом? Но если человек сумеет заинтересовать жнеца, его отношение может измениться. Открою тебе страшную тайну, Лёшечка! — я аж напрягся. Кажись, сейчас Грелль опять съедет на обсуждение наших с ним взаимоотношений. — Сначала я видел в тебе лишь симпатичную игрушку, которая может меня позабавить. Но в Америке ты меня удивил — кинулся на помощь тем деткам, зная, что, скорее всего, не выживешь, пообещал сходить со мной на кладбище ради их спасения, хотя очень боялся этого похода. Меня это заинтриговало. Потому теперь это не только игра. Ты мне интересен.
— Окстись! — пробормотал я и одарил Грелля полным глобального ужаса взглядом. — Надеюсь, ты там в меня влюбляться не надумал?
— Пока нет, — захихикал жнец, и у меня аж от сердца отлегло. — Но ты меня заинтересовал как личность. Ты слаб физически, как все смертные, но у тебя есть стержень, что меня в тебе привлекает.
— Слава Богу, что не влюбился, — поставив перед ним чашку чая, искренне сказал я. — Ты в принципе неплохой мужик, хоть и с заскоками, и пока это всё игрой было, мне тебя посылать было просто. Но реально чувства ранить я не хочу, так что не смей в меня влюбляться — я всё равно натурал!
— Посмотрим, посмотрим, — протянул жнец, и я закатил глаза, но Сатклифф, к счастью, сменил тему: — Так что, чисто теоретически, даже у твоей обделённой внешностью подружки есть шанс заинтересовать Легендарного. И если это произойдёт, хотя бы пару лет счастья он ей сможет обеспечить. Почему же ты не хочешь поддержать подругу, а вместо этого решил «вразумить» её, лишив мечты?
Я призадумался. В принципе, если Грелль сказал правду, то шанс у Динки есть — она очень интересная личность. Да и прав жнец, с какого фига я решил, что моё мнение — главное и окончательное, а жизнь сложится именно так, как я предполагаю? Если Динка и ошибётся, то это будет её ошибка, а на ошибках учатся. А вот если я своими нравоучениями лишу её надежды на счастье, пусть и недолгое, то грош мне цена как другу. Пусть уж лучше она набьёт себе шишку своими собственными ошибками, чем я сознательно испорчу подруге жизнь, ведь если Грелль считает, что у неё есть шанс, значит, он и впрямь есть.
— Ты прав, — вздохнул я и уселся на своё законное место с чашкой в руках. — Спасибо, мозги вправил.
— Для чего же ещё нужны друзья! — всплеснул руками Грелль и рассмеялся. — Обращайся, если что!
— Ловлю на слове, — хмыкнул я и, изобразив пальцами пистолет, «пальнул» в Сатклиффа.
— Ах, я так рад быть пойманным тобой, Лёшечка! — картинно закатил глаза жнец и, приложив руку ко лбу, распластался по стулу, как подстреленный. Я рассмеялся, потому как во всём этом спектакле было куда больше ехидства, чем картинного жеманства, и Грелль ко мне присоединился. Кстати, мне кажется, я начал его лучше понимать, и это заметно изменило наши взаимоотношения. Всё-таки у Грелля хоть и дофига тараканов в голове водилось, он был крайне интересным, умным и внимательным собеседником, да и вообще, когда фигнёй не страдал, становился отличным товарищем. Вот только когда его заносило… Но не будем о грустном.