Поиграем со смертью?..
Шрифт:
Вскоре из ванны выползла Дина, и я, как бравый рыцарь, поинтересовался состоянием её руки. Как оказалось, вчера вечером над раной моей подруги помудрил Гробовщик, а потому она почти не болела, и хотя драться Динка бы не смогла, всё же подвижность её ограничена не была. Это безмерно радовало — Спирс ведь сказал, что драться нам в ближайшее время вряд ли придётся. Динка данную новость выслушала без особого энтузиазма и лишь сказала, что отсутствие сражений вряд ли очень сильно облегчит нам жизнь, но всё же признала, что с её раной бои были бы явно излишними, так что новость скорее хорошая, чем плохая. А ещё я сказал подруге, что сдержу слово и ни в коем случае не полезу в её прошлое, и если она волнуется из-за вчерашнего нашего поступка, то не стоит, ведь мы это сделали только чтобы удостовериться, что она жива и не нуждается в срочной
— Инна выкрутится. Ты видел вчера её глаза? Я знаю этот взгляд. Он бывает у тех, кто переступил через чужую жизнь.
Я так и не понял, что Дина имела в виду — Инка ведь не станет никого убивать ради рабочего места! Да и она сама говорила, что убить не сможет, поэтому что значит «переступил через чужую жизнь», я взять в толк не мог. Но буквально через полчаса этот вопрос отошёл на последний план. Мы позавтракали и зарылись в интернет, разыскивая информацию о различных природных катаклизмах и способах в них выжить, но стоило лишь нам открыть страницу о наводнениях, как мир полыхнул белым. Мы не успели…
====== 25) Контраст ======
Комментарий к 25) Контраст В данной части опять появится предложение, лишённое знаков препинания. Это не ошибка – так планировалось. Спасибо всем, кто продолжает читать эту работу)
«Ex malis eligere minima».
«Из зол избирать наименьшее».
Открыв глаза, я с удивлением обнаружил, что стою на своих двоих — сознание при перемещении я не потерял, да и голова абсолютно не болела. Видимо, и впрямь к таким переходам быстро привыкаешь… Вот только обстановка вокруг отнюдь не радовала — мы готовились к потопу, а получили пожар. Я, Дина и Спирс стояли в центре небольшой симпатичной комнаты с односпальной кроватью, шкафом и тумбочкой, на которой стоял кувшин воды. И всё бы ничего, да вот только в коридоре бушевал пожар, уже ползший к нам по полу и потолочным балкам. А ещё с нами не было Инны, и это заставило меня метнуться к коридору. В ту же секунду меня схватили за плечи и оттащили обратно, а перед дверью рухнула горящая балка. Алые языки пламени лизали старое дерево, распространяя удушливый аромат гари, а дым сизой пеленой скрадывал детали обстановки. Мы очутились в Аду. В самом пекле…
Оттащивший меня жнец заявил, что Инна в коридоре, и мне не следует вмешиваться — она должна спастись сама, и мне не позволят ей помочь. Я хотел было возразить, но вовремя понял, что это будет бесполезно, и потому просто занял наблюдательную позицию рядом со жнецом. Инка, что интересно, перенесла перемещение хуже нас с Диной — она лежала в коридоре без сознания, а вокруг неё бушевал огонь. Я сжимал кулаки, глядя на безжизненную фигуру сестры, а Дина, распахнув окно, осматривала местность. Куда нас занесло? В какое время? Есть ли у нас шанс спастись?..
Внезапно Инна пошевелилась, и я заорал:
— Инка! Подъём! Горим!
Сестра встрепенулась и распахнула глаза, а в следующую секунду я услышал шипение и полный ненависти голос, проклинавший жнецов, демонов и их начальство. Ругая нечисть на чём свет стоит, Инка встала, скинула куртку, набросила её себе на голову, но в следующую секунду покачнулась и упала — кажется, у неё закружилась голова. Вот только мой крик оборвался на полуслове. Я замер. Как в замедленной съёмке я наблюдал картину, которую не скоро забуду.
Вот Инна поднимает голову, услышав скрежет. Вот балка, объятая пламенем, с грохотом обрушивается вниз, удерживаясь у потолка лишь одним концом. Вот сестра вжимается в пол, глядя на огонь полными ужаса глазами. Вот громовой удар знаменует столкновение балки с полом… а впрочем, нет, не с полом. Дерево, объятое огнём, упало на хрупкий столик, возле которого лежала сестра. Но он почему-то не сломался.
Инка тут же выкатилась из-под балки, и в следующую секунду
столик с жутким треском раскололся на части, а искры разлетелись в стороны от того места, где только что лежала моя сестра. Инна же вновь накинула на голову куртку и со всех ног кинулась в огонь. Перепрыгнув доску, горевшую у порога нашей комнаты, она влетела к нам и, скинув куртку, начала сбивать ею пламя, которое успело вспыхнуть на её штанине. Я тут же кинулся к сестре и, тоже сбросив куртку, попытался ей помочь, но Инка велела не мешать, и я бросил эту затею. Наконец, сестра справилась с огнём и, подлетев к Дине, спросила:— Где мы?
— Великий лондонский пожар, — флегматично ответила Динка, и я подошёл к девчатам.
Вид за окном поражал воображение, но если кто подумал, что я увидел шикарные особняки или дворец, он ошибся. Мы были на третьем этаже каменного дома, под которым расположилась узкая, грязная, унылая улочка, мощёная грубо обтёсанным булыжником. Дома перед нами, насколько хватало глаз, были объяты пламенем. Где-то вдалеке, слева, виднелись ещё не пострадавшие здания, но мы бы туда попросту не добежали, учитывая ширину улочек и странность самих домов — верхние этажи были больше нижних, и потому крыши находились на мизерном расстоянии друг от друга. Над ночным городом расстилалось красное марево, а чёрное небо не было видно за плотными клубами серого дыма.
Инка вытащила из рюкзака верёвку и быстро привязала один конец, второй сбросив вниз. Динка же протараторила, пока сестра копалась с временным «лифтом», который должен был доставить нас вниз:
— Собор Святого Павла пока не горит, видите его крышу? Вон там, — она указала на тот самый, не объятый пламенем район. — Значит, сейчас ночь с воскресенья на понедельник. Первый день пожара. В воскресенье вечером начался огненный смерч, но, учитывая, что мы в норме, нас забросили далеко не в эпицентр. Значит, наверное, шанс спастись есть. Надо идти к реке. Она у нас за спиной. Но портовые районы горели ужасно — там не пройти. Значит, надо идти в сторону Собора Святого Павла, а уже оттуда, по не горящей территории, к Темзе.
— Легко сказать, — проворчал я и закашлялся.
Дина лишь пожала плечами, а Инка велела нам повязать на головы тряпки, чтобы спрятать волосы и прикрыть рты свободными краями — дышать через фильтр, пусть и фиговый, должно было быть хоть немного легче. Как только мы выполнили указание, сестра, проделавшая ту же операцию, вылила содержимое кувшина нам на головы, а точнее, на платки, и мы быстро спустились вниз по верёвке. Вот только легче дышать на улице не стало — дым, гарь, копоть и угарный газ перехватывали горло и давили на лёгкие. Было нестерпимо душно, жарко и страшно, а вокруг нас разверзлась преисподняя, из которой вздымались к небу алые столбы пламени, заволакивая чёрное небо уродливыми серыми тучами, не обещавшими дождь. Пепел сыпался из дымовых клубов вместо воды…
Мы кинулись бежать по узким улочкам, петляя по средневековому Лондону, а огонь трещал, выл, стонал, разрушая всё на своём пути. Он пожирал город, его грехи, болезни и радости под аккомпанемент грохота рушившихся домов. И этот огненный Ад не собирался отступать — у него в меню было ещё больше половины Сити… Инна бежала первой, Динка — следом за ней, буквально по пятам, и если сестру вело не в том направлении, Дина корректировала наш маршрут. Я бежал за подругой, а жнец замыкал нашу похоронную процессию, внимательно вглядываясь в стены домов, словно боялся, что они на нас рухнут. Впрочем, не зря боялся…
Горело всё, и мне даже начинало казаться, что сам воздух плавится, заставляя пылать каменные стены. Крыши, отправляя к небесам алые искры, рассыпались на части, срываясь вниз и осыпая землю огненным дождём. Из окон выпадали рамы, с таверн срывались таблички, двери с грохотом обрушивались на мостовые, лишившись косяков… Порой улицы становились похожи на трубы, а верхние этажи домов практически смыкались над нашими головами, и тогда на землю падали раскалённые докрасна, объятые огнём балки. А мы всё бежали и бежали вперёд, не сбавляя темпа, задыхаясь от кашля, и лишь когда на меня или Дину должно было что-то рухнуть, жнец кидался вперёд и буквально вырывал нас из лап смерти. Забавно, Смерть спасала жизнь смертным… Но смешно мне не было — слишком у Спирса было серьёзное выражение лица, вот только усталость и безразличие в глазах давали понять, что он нас спасал не по доброте душевной, а лишь из-за приказа. А приказов Уильям Т. Спирс никогда не ослушается…