Поиграем
Шрифт:
— Знаешь, нам не обязательно есть больничную пищу, — сказал Эйдан Сильвии, когда я подошла. — Мы могли бы пригласить Нору пообедать с нами где угодно.
— Мне нравятся макароны и сыр, — ответила Сильвия, жалобно глядя на него. Я задумалась, как все это влезает в ее крошечное тело. — Как и Норе.
Я позволила ей говорить за себя, потому что не была уверена в своей готовности отправиться в реальный мир с Эйданом. Здесь мы были в странном маленьком пузыре, и внутри него я чувствовала себя защищенной. Если мы выйдем наружу, все различия между нами только усилятся. Здесь мы были просто двумя людьми,
Прежде чем он смог меня опередить, я заплатила за наши порции.
— Тебе не нужно было этого делать, — сказал он, когда мы пошли за Сильвией к пустому столу.
— Ты заплатил в прошлый раз.
— Я могу себе это позволить.
На его тупой ответ, я раздраженно ответила:
— Я могу себе позволить купить тебе обед, Эйдан.
Он снова посмотрел на меня изучающе, что я внутренне скривилась, сев напротив него.
— Богата и независима?
Я сердито отреагировала на его сарказм.
— Да. Я принцесса из далекого королевства, замаскированная в «никто», чтобы жить своей жизнью свободно, и без ограничений в жизни как у монарха.
Сильвия уставилась на меня широко раскрытыми глазами.
Эйдан усмехнулся.
— Ты когда-нибудь перестаешь рассказывать истории?
— Тем не менее, это было здорово, — задумчиво сказала Сильвия. — Мне жаль, что я не принцесса.
— Ты принцесса, — сказал Эйдан, словно было глупо думать иначе. Сильвия засияла улыбкой от уха до уха, а затем начала уминать макароны.
Он делал ее такой счастливой.
Перевернул весь ее мир.
Его взгляд метнулся от Сильвии ко мне, и тут же напрягся. Все, что он увидел у меня на лице, казалось, вцепилось в его шею, отчего Эйдан замер, не в силах отвести взгляд.
В воздухе между нами повисло напряжение, и приласкало мою шею, щекоча позвоночник. Я вздохнула, чувствуя, как напряглись соски.
Так неуместно!
Я покраснела, пристыжено глядя в свою тарелку.
Понимая, что не только Эйдан молчит, но и Сильвия, я взглянула на нее и обнаружила, что она переводит взгляд с меня на дядю, удивленно подняв брови.
Эйдан прочистил горло.
— Итак, Нора, ты можешь нам рассказать что-нибудь реальное о себе?
Я была рада подумать о чем-то, кроме своего притяжения к нему, и задумалась над его вопросом.
— Хм... Мне нравятся макароны с сыром.
Сильвия нахмурилась.
— Мы уже это знаем.
— Я из США.
— И это!
— Хорошо, хорошо, — я постучала по подбородку, притворяясь, что думаю. — О! Мне двадцать два.
Она покачала головой.
— И это, глупышка.
— Я, кое-что знаю о тебе, — внезапно сказал Эйдан.
— И что это?
— Ты не знаешь, когда перестать притворяться.
Его слова были словно удар в живот.
— Это неправда, — прошептала я.
Озадаченный моей реакцией, Эйдан перегнулся над столом.
— Я не серьезно, Пикси. Я просто шучу.
Смущенная, я резко кивнула и опять уставилась на еду. Тишина, что окружила нас, заставила почувствовать вину.
— Я люблю Шекспира.
— Шекспира? — удивился Эйдан.
Я посмотрела на него.
— Шекспира.
— Что Шекспира?— спросила Сильвия.
— Не что, а кто. Он писал пьесы, — ответил Эйдан, не отрывая
взгляда от меня. — Ты немного маленькая для него, дорогая. Ты узнаешь Шекспира, когда станешь подростком.— Почему я должна ждать?
— Потому что пишет о вещах, слишком взрослых для тебя.
Она, казалось, приняла это и вернулась к своей тарелке с макаронами.
— Итак… — Эйдан обратил внимание на меня, — комедии или трагедии?
— И то и другое.
— Что любимое?
Я не понимала, почему он так искренне интересуется, но что-то заставило ответить:
— Комедия: «Двенадцатая ночь». Трагедия: «Гамлет», «Король Лир» и «Отелло». Я не могу выбрать.
— Значит, трагедии ты любишь больше, — сказал он.
Думаю, что это так. Я пожала плечами.
— Ты когда-нибудь играла в спектакле?
Этот вопрос задел за живое, заставив меня вздрогнуть. Я покачала головой, глядя на свои нетронутые макароны.
— Нора?
— Итак, с кем еще ты работаешь? — спросила я, пытаясь выглядеть беззаботно.
Эйдан не скрывал своего раздражения, а может и разочарования.
— Нора…
— Он не любит говорить об этом, — подхватила Сильвия.
Я нахмурилась.
— Ты рассказал мне о Боуи.
— Но на самом деле он не работал с ним.
Эх, ребенок. Я улыбнулась ей.
— Это правда, — мой взгляд вернулся к Эйдану, изучающему меня снова, будто под микроскопом. Моя улыбка исчезла.
Над нами повисло неловкое молчание.
Было ясно, Эйдана раздражало мое стремление избегать с ответами на его вопросы. Я рассказала ему немного о себе, а затем сразу же закрылась. Я не была глупа — видела, как это его раздражает. Но боялась и подумать, что еще мне придется поведать, если разговор продолжиться. Мне было тяжело доверять даже Джиму, тяжело открыться ему; думаю, отсутствие моего доверия к мужчинам исходило из ситуации с отцом. Я боялась снова разбить сердце. И каким-то образом, инстинктивно понимала, что уже понемногу открываюсь Эйдану, и если он отвернется от меня, это ранит больше, чем любой другой раз.
К счастью, рядом с нами Сильвия взяла инициативу развлекать нас во время обеда. На этот раз я не убежала, хотя хотела. Мы доели, и вышли из больницы. Эйдан предложил подвезти меня домой, но я сказала, что мне нравится ходить пешком, не желая, чтобы он увидел, где живу.
Мы попрощались, и когда наблюдала, как они уезжают в своем черном «Рендж Ровер», чувствовала что-то большее, чем сожаление. Я была груба с Эйданом. Если бы он не стал набрасываться на меня с личными вопросами, я бы не стала грубить. Но этот проклятый парень, казалось, хотел раскусить меня.
Несколько дней спустя я работала в «Яблочном масле», и рассматривала кардиган цвета слоновой кости с маленьким золотым велосипедом, прошитым над левой грудью, думая, не позволит ли Лия мне заплатить за него в рассрочку, когда двери открылись. Я повернулась и увидела Родди. На нем была серая футболка, покрытая строительной пылью и грязью, джинсы, в аналогичном состоянии, и рабочие ботинки. Очевидно, зашел с работы.
Я положила кардиган и поспешила к нему, мой пульс участился. Родди мог появиться здесь только с плохими новостями.