Пока мы можем говорить

Мальчик молчал и только слизывал нижней губой кровь с верхней, разбитой. Анне показалось, что от ребенка пахнет нафталином и еще, очень слабо, какой-то гниющей органикой вроде забродившего борща.

– Губу разбил и нос, – констатировала Анна. – Ничего страшного, зашивать не надо, можно в поликлинику и не идти. Если дома есть иод и вата, пойдемте, я помогу обработать.

– А ты хто такая? – насторожилась вдруг мама Никиты. – Врач! Домой тебе, ишь. Знаю я вас, врачей, как облупленных. Приходят, потом пианино пропадает.

– Мама, какое пианино? – с отчаянием спросил Никита.

– Какое-какое? Полированное! Я сама обработаю. – И, покачнувшись, женщина с достоинством удалилась в том направлении, откуда пришла, дернув подростка за руку. Обернулась через плечо, крикнула: – Китька, привезут – принесешь! Забудешь – прибью!

Никита понурился, и Анна поняла, что мамка скомандовала доставить ей водку и сын, как всегда, привычно выполнит приказ.

* * *

Евгений Петрович Торжевский собрал совещание руководителей служб и подразделений, в том числе заведующих отделениями.

– Агеева отсутствует, – напомнила секретарша и осеклась, наткнувшись на остановившийся взгляд шефа.

– Во вторник начинается проверка Минздрава, – мрачно сообщил Евгений Петрович подчиненным. – Плановая, но в пылу борьбы с коррупцией ожидать можно чего угодно. Запаситесь выдержкой и приведите в порядок документы. Увижу у кого-нибудь в отделении бардак в историях болезней или в листах назначений – ноги оторву.

У секретарши Нади брови поднялись над очками – такое она слышала от Евгения Петровича впервые.

– А у кого есть яйца – оторву яйца, – угрюмо добавил он. – Всё, все свободны.

Вызвал такси и уехал обедать в маленький сербский ресторанчик на Подоле, куда они с Анной заходили несколько раз поесть чивапчичей и выпить ракии. Ракии Жене захотелось до слез. Так что пусть машина ночует в больничном дворе, по фигу.

Он заказал шопский салат, горячую булочку, сербский суп. И двести пятьдесят ракии в графине.

– Какие люди! – донеслось из дальнего угла зала, из-под парадного портрета князя Александра.

«Вот черт, – расстроился Женя и отложил вилку. – Ну что у меня за цыганское счастье?..»

Валик Давыдюк, однокурсник, двигался на него как ледокол, пузом вперед, распахнув широкие объятия.

– А я в курсе, что ты главврач, – сообщил Валик после первой рюмки ракии с интригующей интонацией. – Молодцом. А знаешь, почему я в курсе?

Женя пожал плечами.

– А потому что я уже две недели как замминистра, о как!

– Круто, – сказал Женя. – Молодец. Как тебя угораздило?

– Как только нового, – Валик показал глазами вверх, имея в виду министра, – назначили, так через недельку и меня. У нас с его сыном общий фармбизнес. Ну, логично, согласись. И к тому же молодой кадр. – Он лучился и светился.

– Ну, за сбычу мечт, – вяло предложил Женя.

Выпили по второй.

– Слушай, – сказал Валик, – а давай я тебе протекцию составлю? В министерстве. Сначала завдепартаментом, а там и повыше куда. Что тебе там с твоими дуриками светит, кроме головной боли и проверок непрерывных? А у нас тендеры, закупки, огромное пространство для маневра. Попал в обойму – всё, свой. Только в костюме все время ходить реально задалбывает… Ты чего приуныл?

– Да нет, – поморщился Женя, вспомнив всю свою многолетнюю ненависть к административной вертикали, – маневрируйте без меня. Мне на жизнь хватает.

– Не гони, – хохотнул Валик. – На жизнь всегда не хватает. По определению.

– Ты знаешь, – неожиданно для себя признался Женя, – от меня любимая женщина уехала. Вот это меня действительно волнует. Остальное – нет.

– Та ты шо?! – Валик заинтересованно подался вперед. – И куда уехала?

– Черт знает куда.

– Да ну и хрен с ней. – Валик вонзил вилку в кусок мяса. – На фиг с пляжа. Найди себе другую. Это же мы, скромные провинциалы, всё не знали, чем еще блеснуть, чтобы девок закадрить, а тебе стоило вот так прищуриться – и они уже в конвульсиях.

Женя смотрел в свой остывающий суп и думал, как же ему хочется уткнуться в Анину шею. Ничего больше, просто уткнуться носом в ее шею – сбоку, между ухом и плечом.

И чтобы она сказала ему: «Что, солнышко?»

А он бы ответил ей: «Ничего».

* * *

Гостиница была забавной. Несколько комнат на втором этаже над гастрономом. Собственно, на той же самой центральной улице, с которой Анне так хотелось свернуть. Гордое название «Hotel» в ярком диссонансе с теткой-комендантом и коридором общажного типа, вероятно, должно было парадоксальным образом задобрить постояльца, в крайнем случае – развеселить. Основную причину, по которой люди приезжали бы в город Счастье, Анна не могла себе представить более или менее ясно. Видимо, не особенно-то и приезжали – на всем этаже она оказалась единственной постоялицей.

Тетка-комендант сказала гостеприимно:

– Можете хоть на велосипеде ездить. Или голой в душевую ходить.

К этому своему широкому жесту она присовокупила краткую информацию о том, что в городе можно посмотреть памятник воинам-освободителям Донбасса и удачно порыбачить на реке Мертвый Донец.

– Весело тут у вас, – пробормотала Анна, расписываясь в амбарной книге.

– Нормально! – Тетка задорно блеснула передним золотым зубом. – Не хуже, чем у людей!

Анна поняла, что женщина охотно идет на контакт, и осторожно присела рядом с ней на шаткую табуретку. Хозяйка расценила это действие своеобразно.

– Могу за пивом сбегать, – дружелюбно предложила она. – Вниз, в сарайку.

– В какую сарайку? – не поняла Анна.

– Да во дворе. Торгуют пивом в сарайке. В продуктовом тоже имеется, но в сарайке дешевле на пятьдесят копеек. Сбегать?

– Будьте добры, – решилась Анна и дала ей двадцать гривен.