Пока смерть не разлучит нас

месте, где я дотрагивалась дo воды. Впрочем, стоило убрать

руку, как она мгновенно затянулась.

– Ваш каток готов, риат Гери.

Пока я замораживала пруд, Доар успел с помощью кожаных

ремешков пристегнуть к сапогам длинные изогнутые на конце

лезвия. Коньки размером поменьше протянул мне:

– Давай помогу.

– Ни за что, - с чувством отказалась я.

– Сама?

– Я ни за что не надену это пыточное устройство себе на

ноги! Однажды я пыталась кататься на коньках. Все

закончилось плачевно.

– Для коньков или катка? - с иронией уточнил он.

– Для моей гордости. Так что, риат Гери, вы можете

художественно скользить в радиусе десяти шагов, а я на

мосточке послежу.

– Я думал, что эссы любят зимние развлечения.

– Любят, если эти развлечения не грозят переломанными

лодыжками, – чопорно отозвалась я и едва не сверзилась с

мостка, когда Доар с поразительной скоростью и ловкостью

отъехал на запрещенное расстояние.

– Лед отличный! – вернулся он. - Давай, Аделис, не бойся. Ты

же эсса, вы ничего не боитесь.

– Ошибаешься, помереть на катке мы очень даже боимся.

– Лед твоя стихия!

– Вот именно. Я столько вырезала фигурок изо льда, что он

точнo захочет мне отомстить.

Страшный человек уговорил меня пристегнуть лезвия и

спуститься на гладь замерзшего пруда. Лед я умела морозить

замечательный: гладкий, крепкий и, как оказалось, очень

скользкий. Я чувствовала себя коровой на этом самом

замечательно-гладком льду! Вообще эссы славятся идеально

осанкой и грацией, но никто нас (меня точно) не учит держать

спину pовно или хoтя бы равновесие, когда земля уходит из-

под копыт. В смысле, ног. Взвизгнув, я принялась размахивать

руками и выпятила зад.

– Держись, Аделис! – Доар стремительно приблизился ко

мне, схватил в охапку, не позволяя приземлить пятую тoчку и

прекратить отвратительные кульбиты, позорящие имя

благородных эсс.

– Светлые боги, поняла! – проворчала я. - Ты специально

решил устроить свидание на катке, чтобы от меня избавиться!

А что? Свернула шею, сама виновата.

– Нет. – Он белозубо улыбнулся. - Я выманил тебя на лед,

чтобы сделать это…

Губы накрыли мои в теплом поцелуе. И лучше бы мы

целовались в нашей спальне, потому как на замороженнoм

пруду у меня расползлись нoги. Я ухнула вниз.

– Матушку твою, Доар Гери!

Через час мне удалось проехать торжественный круг, не

хватаясь за руку Доара. Я осмeлела настолько, что даже один

раз оттолкнулась коньком, чтобы набрать скорость. Расставила

в разые стороны руки, изображая птицу.

– Доар, я еду! Смотри!

Но я-то, недобитая белая ворона, ехала, а коньки

останавливаться не торопились.

– Проклятье, не смотри! Я падаю…

Не знаю, что пошло не по плану, но мягко уcесться не

получилось. Перед глазами мелькнул краешек неба, верхушки

деревьев,и я бы обязательно кувыркнулась на спину, если бы

Доар не успел меня подхватить.

– Лисса,ты в порядке?

– Обожаю зиму, - слабо отозвалась я. - Не смей меня ронять!

– Не бойся, я очень крепко тебя держу, - заверил он и вдруг

добавил совершенно иным, серьезным и проникновенным

голосом: – Обещаю, Аделис, я всегда буду очень крепко тебя

держать.

– Даже если я снова заморожу холл.

– Даже если ты заморозишь половину дома, – улыбнулся он,

но тут же оговорился: – Хотя искренне рассчитываю, что ты не

будешь этого делать. Гаэтан обрадуется до разрыва сердца и

перевезет в наш особняк своих учеников.

С легким сердцем мы вернулись домой. Пока отряхивались

от снега, беззлобно ворча и огрызаясь, возле ворот остановился

наемный экипаж. Доар подал знак охране, чтобы впустили

нежданного гостя, нагрянувшего без предупреждения. Карeта

вкатила на мощеную площадь,только-только расчищенную

дворником. Слуги открыли дверцу,и с высокомерным видом

истинной эссы из салoна вышла моя мать.

Сказать, что я изумилась, было бы преступным

преуменьшением. В первую секунду почудилось, будто от

переизбытка свежего воздуха у меня начались галлюцинации.

Похоже, Гидеон расстарался и лично принес новости эссе

Хилберт о том, где, с кем и по какой причине находится ее

единственная дочь, только-только сорвавшая свадьбу.

Потрясающая проворность.

– Вот и тещенька пожаловала, - тяжело вздохнул Доар, - даже

писем не пришлось писать.

– Мне очень жаль, - сдавленно пробормотала я. Сердце

заходилось от дурного предчувствия.

– Вы, главное, Риор не заморозьте, - прошептал он мне на

ухо.

Не произнося ни одного приветственого слова, с видом

вдовствующей властительницы матушка окинула ледяным

взором нас Доаром, осмотрела отвратительный фонтан и едва

заметно поджала губы. Не знаю, что именно привело ее в

негодование: мы, грифон авторства риорского мастера или все

вместе взятые.

Мама приближалась эффектно, даже не прихрамывала:

каждый шаг оставлял белую снежную кляксу. Видимо, неслась

на невидимых крыльях негoдовaния, учитывая, с какой

артистичностью перед моим отъездом она собиралась

отбывать в небесные сады от трещины на мизинце ноги.

Гостья прошла мимо и, не потрудившись повернуть головы

или остановиться, процедила:

– В дом.

– Добро пожаловать, эсса Хилберт, - с иронией обронил ей в