Поклонники змеи

– Мы действительно овладеем его ключами, так как они необходимы для нас, но не будем душить его, так как это бесполезно и только заставит потерять нас драгоценное время. Да и чем бедняга провинился? Ведь он исполняет только свою обязанность.

– Но если он крикнет?

– А, тогда другое дело: вы будете тогда находиться в состоянии законной самообороны.

– Хорошо, пусть будет по-твоему! – нехотя отвечал негр.

– Что за глупая страсть у вас убивать людей!

– Я неправ, говорю тебе.

– Я должен вас предупредить, что при мне два пистолета и два кинжала.

– Зачем ты говоришь мне это, – спросил он, бросая на юношу подозрительный взгляд, – неужели ты боишься, что я убью тебя?

– Нисколько, товарищ, – насмешливо отвечал юноша, – я сообщаю вам об этом в ваших же интересах.

– Как так?

– Да так! Когда мы очутимся в городе, нам, может быть, придется пустить в дело оружие, чтобы спастись от преследователей.

– Ты еще раз прав!

– Я всегда прав.

– И ты дашь мне пистолет и кинжал?

– Нет, только кинжал!

– А почему не дашь пистолета?

Марселен бросил на него лукавый взгляд, так что Флореаль опустил глаза.

– Потому, – заметил Марселен, – что в темноте пуля легко может ошибиться, а я вовсе не желаю быть убитым вами.

– Что за мысль, Марселен, – проговорил негр с самым простодушным видом.

– Я знаю, что я неправ, но что прикажете делать; это сильнее меня: я ужасно боюсь недоразумений между нами. Потом вы знаете, пословица говорит: «Благоразумие – мать безопасности».

– Будь по-твоему!

– Однако довольно болтать: сейчас возвратится тюремщик. Давайте ваши руки!

Флореаль-Аполлон молча протянул руки. Марселен снял с них кандалы, а потом освободил его от поясной цепи. Флореаль оказался на свободе.

– Не шевелитесь! – проговорил Марселен.

– Будь спокоен! – отвечал негр и действительно не сделал ни одного резкого движения.

Прошло несколько минут молчания. Наконец вдали послышались шаги тюремщика. Флореаль-Аполлон против воли затрепетал.

– Внимание, – шепотом проговорил Марселен, наклонившись к его уху, – малейшее движение может погубить нас обоих; будьте же благоразумны, если вы дорожите своею жизнью!

Негр молча кивнул головою в ответ. Тогда Марселен осторожно приблизился к двери.

– Эй, товарищ, вы здесь еще? – крикнул тюремщик.

– Черт возьми, да где же мне быть по-вашему? – отвечал юноша.

– Ну что же, хорошо побеседовали? – продолжал тот, смеясь.

– Не очень-то, я даже жалею, что пришел сюда!

– Как же так? Разве вы не разговаривали со своим другом?

– Пытался, но от него трудно слово вырвать: по-видимому, он совершенно не расположен отвечать!

– Подите же, а я считал его более учтивым!

– Да выпустите ли вы, наконец, меня отсюда?

– Сейчас, дружище, сейчас! – пробормотал тюремщик.

С необычайным волнением Флореаль прислушивался, как ключ повернулся в замке и завизжали петли; он должен был собрать всю силу своей воли, чтобы остаться неподвижным. Наконец дверь отворилась.

– Ну, вот и я! – проговорил, входя, тюремщик и не докончил: Марселен схватил его за горло и повалил на пол. В одно мгновение бедняге заткнули рот, связав по рукам и ногам, так что он не мог ни шевельнуться, ни даже крикнуть.

– Живей, – проговорил Марселен, – бери платье и шляпу!

Флореаль не заставил повторять приглашение и в минуту переоделся.

– Теперь в дорогу! – продолжал Марселен, отцепляя фонарь.

Они вышли. Флореаль сделал было движение броситься вперед.

– Вы с ума сошли, папа Вуду, – проговорил юноша сурово, удерживая его, – нужно сначала закрыть дверь, а потом вы медленно пойдете впереди меня с фонарем; не забудьте, что вы теперь тюремщик!

– Верно, – проговорил Флореаль, останавливаясь.

Марселен закрыл дверь и передал связку ключей и фонарь Флореалю.

– Пойдем, – предупредил он, – но смотри, держись хладнокровнее.

Они направились по коридорам тюрьмы; по пути им встречались некоторые лица, но, по-видимому, не обращали на них никакого внимания; часовые шутливо приветствовали Марселена. Словом, все шло как нельзя лучше.

Наконец они достигли выхода, по обеим сторонам которого стояли двое вооруженных часовых. Здесь Марселен остановился и, обращаясь к Флореалю, бросавшему вокруг себя свирепые взгляды, шутливо проговорил:

– Эй, дядя Како Жирон, оставьте здесь свои ключи и фонарь: вы кончили свое дело, ваши птички уже уселись на насест! А мы лучше пойдем-ка к тетке Кандиле да опрокинем там стаканчик-другой! Вы, право, нравитесь мне, старина!

– Идем! – пробормотал Флореаль, угадавший намерение юноши.

С этими словами он положил у порога двери связку ключей и фонарь и медленно пошел за Марселеном.

– Браво, дядя Како! – засмеялся один из часовых.

Но Флореаль не заблагорассудил ответить ему. Медленно и спокойно шел он за своим товарищем и наконец оказался на улице. Здесь они продолжали некоторое время идти тем же размеренным шагом, пока не вышли за город в поле; а там бросились со всех ног по направлению к горам. Таким образом Флореаль был спасен.

Несколько минут спустя связанный тюремщик поднялся, сбросил путы и вышел из камеры, ощупывая шею и бока и бормоча с недовольным видом.

– Я знал, что так нужно, но этот болван Марселен, кажется, переусердствовал; мог бы, каналья, поменьше жать меня!

Но разве Марселен подкупил тюремщика? Мы этого не знаем, но все заставляет предполагать, что между ними было тайное соглашение.

Однако почему же Марселен, имевший столько поводов ненавидеть Флореаля и действительно ненавидевший его, освободил его из тюрьмы?

Это вскоре станет ясно для читателя, а теперь заметим лишь, что Марселен поступал так не случайно.

XXIV. Человеческое жертвоприношение

После бегства из тюрьмы Порт-о-Пренса прошло уже два дня, за время которых Марселен и Флореаль ни на минуту не расставались.

Несмотря на очевидную услугу, которую оказал ему молодой негр, и преданность, которую он выказал, рискуя своей жизнью, чтобы спасти его, Флореаль питал к нему инстинктивное чувство недоверия и отвращения. Ничто в глазах его не оправдывало таких чувств, но тем но менее он решил неусыпно следить за малейшими движениями юноши, хотя открыто всегда высказывал ему полное доверие и каждый раз советовался с ним, как бы обезопасить успех заговора, который, как нам известно, должен был вспыхнуть в ночь с 25 на 26 декабря разом на всем острове. Со своей стороны, и Марселен, потому ли, что он замечал недоверие Флореаля-Аполлона, или по какой другой причине, чувствовал себя неспокойно, был печален и угрюм. Однако он употреблял все усилия, чтобы скрыть от зорких глаз Флореаля свое действительное настроение, и казался веселым; он сочувственно относился ко всем кровавым затеям своего товарища и готовился принять деятельное участие в ежегодном празднике Вуду, который на этот раз должен был послужить сигналом для восстания.