Покуда я тебя не обрету

– Вы имеете в виду, в ваших постановках…

– Особенно папу восхитили твои успехи в женских ролях – хотя отнюдь не только, – продолжала мисс Вурц. – Я думала, что Уильяму особенно понравится, как нам с тобой удалось прийти к мысли о том, что он, твой отец, и есть твой особенный, единственный зритель. Надеюсь, ты не забыл…

– Как я могу это забыть!

– А Уильяму вовсе это не понравилось, – мрачно поведала Джеку Каролина. – Он был против и изложил мне свое недовольство в самых сильных выражениях!

– Он не хотел быть моим единственным зрителем?

– Нет, ему не понравилась сама идея играть для единственного зрителя. Уильям отверг ее из эстетических соображений.

– Почему? – спросил Джек, отметив, что Вурц называет папу по имени.

Она тяжело вздохнула, и ее восхитительная хрупкая красота стала как-то особенно заметна.

– Мне-то кажется, – сказала она, – его идеи больше применимы к орг'aну.

– Почему именно к орг'aну?

– Твой папа настаивал, чтобы я учила тебя играть от сердца, раскрывать зрителям самую душу, Джек. А зрители эти или слушатели – ну, ты должен воображать себе, говорил Уильям, что это все несчастные, неудачливые, одинокие, заблудшие души, которым место на самых задних скамьях в церкви, если не дальше.

– Если не дальше?

– Он имел в виду, что играть надо для тех, кто стоит у входа и на паперти, и для пьяниц, валяющихся в канавах и переулках рядом с церковью. Так говорил Уильям.

Ага, он имел в виду, что играть надо и для проституток, если те находятся достаточно близко от Аудекерк, подумал Джек; видимо, папа хотел, чтобы он старался тронуть сердца куда большего числа людей. Какой там единственный зритель! Если ты актер, настоящий актер – ты должен тронуть сердца всех.

– Понимаю, – сказал он.

– Кстати, то, что у нас с ним было, и перепиской-то назвать нельзя, Джек. Мы написали друг другу два-три письма. Пожалуйста, не воображай, будто я до сих пор получаю от него весточки.

– Но он же преподавал в школе, пусть недолго, и вы тоже уже там работали, правда? – спросил Джек. – Вы же знали его, Каролина?

Этот разговор состоялся накануне поминок. Джек и мисс Вурц сидели в кофейне на углу Лонсдейл-роуд и Спадайны. Каролина надела синие джинсы и мужскую фланелевую рубашку, под которой, кажется, не было лифчика – такой Джек ее никогда не видел. Для женщины за пятьдесят она выглядела сногсшибательно, просто лучилась. Высокие скулы, тонко очерченный подбородок, персиковая кожа – перед ней невозможно устоять! Она снова вздохнула и провела рукой по вьющимся волосам (уже седым, но все еще блестящим); в свете солнца казалось, они цвета аспидного сланца.

– Да, Джек, если тебе так нужно знать – да, я знала его, – сказала она и, опустив взгляд, продолжила тихим голосом: – Он подарил мне мою самую любимую, лучшую одежду. Он хорошо понимал, какой женщине что идет. Возможно, его подарки сейчас будут казаться старомодными, но я до сих пор их люблю, Джек.

Не случайно Эмма заметила ее одежду! Взглянув на Джека, Каролина поняла, что он не в силах произнести ни слова; она взяла его за руку.

– Он не просто был моим любовником – он был моим единственным любовником, – сказала она. – Ну, долго мы не протянули, – продолжила она почти радостно, – еще бы, его хотели столько женщин – и взрослых, и совсем юных, – добавила она, смеясь.

Джек удивился, как легко, как весело она это говорит – мысль о такой привлекательности Уильяма не пугает, а радует ее, наверно, потому что все это было так давно.

– Твой папа был куда больше увлечен музыкой, чем нами, прекрасным полом, Джек, – сказала она и, взяв его руку в свои ладони, перешла на шепот: – Ах если бы ты хоть раз слышал, как он играет! В общем, что долго говорить – не удивительно, что такого человека музыка увлекала сильнее, чем мы!

Не удивительно, что Джек во сне одевал мисс Вурц в нижнее белье из почтового каталога! Кто устоит перед искушением дарить такой женщине одежду? Если не устоял его папа, то что говорить о нем самом!

Джек заставил себя сделать глоток кофе.

– Моя мама знала?

– Алиса знала, что Уильяму нравится, как я говорю, больше ничего, – сказала мисс Вурц. – Судя по всему, Уильям при ней положительно отозвался о моем голосе, моем произношении и дикции. Он все восхищался, что у меня нет акцента.

– Ах вот оно что! Значит, это мама сама придумала учиться у вас правильному произношению? – спросил Джек. – Я-то думал, это миссис Уикстид пыталась отучить ее от шотландского выговора.

– Боже мой, ну конечно нет! – расхохоталась Каролина. – Миссис Уикстид была канадка до мозга костей, она обожала шотландский акцент!

– Но ведь вы и девочек тех знали, Каролина.

– Кто про них не знал, Джек! Кто не знал про этих дурочек! – воскликнула мисс Вурц. – Ты ведь сам все прекрасно понимаешь про девочек из интерната, Джек, если бы они могли забеременеть без помощи мужчин, они бы обязательно постарались это сделать.

– Но он ведь и вас бросил, не так ли? – спросил Джек. – А вы, кажется, и не думаете ненавидеть его за это.

– Я никогда и не надеялась, что он останется со мной. И конечно, у меня и в мыслях не было его ненавидеть, за что? Уильям – из того рода удовольствий, которыми хочет насладиться каждая женщина, хотя бы раз в жизни! При всем уважении к твоей матери, Джек, нужно быть полной идиоткой, чтобы думать, будто ты можешь удержать такого мужчину, как Уильям. Особенно в том возрасте – боже, как он был молод!

Джек смотрел на Каролину Вурц, и на его лице отразились все его страдания, его боль от потерь и утрат. Наверное, он так же смотрел на мать, когда та презрительно сказала ему:

– Джек, кто знает, что за отец из него получился бы! С такими мужчинами никогда не знаешь.

Мисс Вурц сейчас сказала то же самое – «такой мужчина», но как! С восхищением, с нежностью, с любовью, над которой не властны годы.

– Если бы вы были моей матерью, у меня был бы отец, – сказал Джек Каролине. – Я, по крайней мере, виделся бы с ним время от времени.

– Я уже много лет ничего о нем не знаю, Джек, – вздохнула мисс Вурц. – Но это не значит, что ты не сможешь его найти, если попробуешь.

– Каролина, может, он уже умер. Вот мамы больше нет.

Вурц перегнулась через стол и схватила Джека за левое ухо; ему показалось, что перед ним миссис Макквот, что он до сих пор в третьем классе и сейчас его отведут в часовню!

– Маловер! – воскликнула она. – Когда Уильям умрет, у меня разорвется сердце! В день его смерти мои груди иссохнут! В тот день я обращусь в линолеум или что-нибудь в этом роде!

Какой еще линолеум, что за чушь, подумал Джек. Наверное, Каролина слишком долго работает в школе Св. Хильды. Она все держала его за ухо, Джек чувствовал, как пульсируют сосуды. И вдруг отпустила его и громко расхохоталась, словно девчонка.

– Кажется, я заговорила как безмозглая девица из интерната! – воскликнула она. – А ты маловер, слабак! – снова накинулась она на Джека, но теперь в ее голосе звучала нежность. – Что ты сидишь? Отправляйся немедленно его искать!

– Контекст, конфетка моя, какой контекст? – всегда спрашивала Джека Эмма. – В мире все происходит в контексте.