Поле Куликово

– Повелитель, - десятник не отводил взгляда от суженных глаз Мамая.
– Сегодня этот меч послужил делу чести твоей дочери. Разве мог я допустить, её страж, чтобы кто-то плохо подумал о ней?

Мамай оглядел воина, помолчав, обратил вопрос в юрту:

– Наиля, этот нукер оскорбил тебя?

– Отец! Разве можно назвать оскорблением преданность слуги, которому почудилась опасность, когда я вскрикнула во сне? Он дерзнул переступить мой порог ради моего покоя.

Мамай, казалось, смутился, но Мамай помнил свой вечерний разговор с дочерью, и он не знал, чему верить.

– Однако ты перестарался, Темир-бек... И всё же воин, поднявший руку на своего начальника, заслужил смерть. Почему ты не выполнил приказ темника, Хасан?

– Он мне ничего не приказывал. Он приказал другим взять меня. Я же подчиняюсь тебе и моим начальникам.

– Волчонок!
– крикнул Мамай.
– Как ты смеешь думать, будто повелитель Орды вручает знак Полной Луны, кому попало?

– Я подчиняюсь людям, которых ставлю выше себя, повелитель. Но не их титулам, не золоту, которое они таскают на одежде и под полой чаще всего не по достоинствам.

– Да ты - не волчонок, ты - волк. Я тебя раскусил ещё на празднике. Твоё счастье - ты стал одним из первых богатуров, и я погожу сносить тебе голову. Может, она ещё одумается. Отведите его в яму, пусть сидит там без пищи, пока не скажу.

– Отец!
– раздалось из юрты.
– Пощади этого воина, он - виноват лишь в том, что слишком предан своему повелителю.

– Ведите же его!

Хасан, поворачиваясь, обжёг темника ненавидящим взглядом и сказал:

– Благодарю тебя, великая царевна! Я умру с твоим именем.

Мамай, высказав Темир-беку упрёки за ночной шум, до утра обсуждал с ним планы отстранения от войска наиболее опасных ханов, выявления тайных врагов, которые снова напомнили о себе. В ту ночь Мамай впервые предупредил Темир-бека о сторожевой змее, на что темник пошутил:

– Верь, повелитель, я - не менее надёжен, чем - твоя Ула.

– Поэтому ты не должен забывать о ней никогда, входя в мой шатёр даже со знаком Полной Луны.

Утром Мамаю принесли сразу две добрые вести. От Русского моря пришла наёмная пехота генуэзцев. Отряд передового тумена, высланный вверх по Дону, заманил в засаду конную разведку москвитян, разгромил её и взял в полон князя.

– Наконец-то!
– воскликнул Мамай.
– А то я уж стал думать - не ордынцы вы, а жалкие буртасы. Сколько врагов побито?

– Не знаю... много, - поправился вестник.

– Привезите мне их мечи, сам сочту.

Наян заторопился к своему темнику, ибо знал, что тому придётся собирать трофейные мечи по всему тумену, потому что отряд привёз лишь меч пленного русского.

Допрос князя был редким событием, и Мамай велел собрать около своего шатра приближённых. Васька Тупик, осунувшийся за ночь, лишённый воинской справы, в разорванной льняной сорочке, в узких шароварах и высоких сапогах казался ещё выше и стройнее, чем всегда. Его голова была непокрыта, на щеке - красный рубец, а плечи держал прямо, и глаза смотрели поверх голов сидящих.

– Говорят, ты - князь?
– спросил Мамай, когда Тупика поставили перед ним.
– Как тебя зовут?

– Что тебе в моём имени?
– по-татарски ответил Тупик, потирая затёкшие руки, которые ему развязали.
– Моё имя знает мой государь, с меня того - довольно.

– Разве ты не ведаешь, князь, что твой государь Дмитрий служит мне? И стоишь ты перед главным своим государем, даже головы не клоня. Чего же ты заслуживаешь, князь?
– рука Мамая, выскользнув из длинного рукава, кралась по подлокотнику трона.

– Мне то - неведомо, служит ли тебе Дмитрий Иванович, - усмехнулся Тупик.
– Коли служит, с ним - говори.

Рука Мамая сжалась в кулак. Хан Алтын воскликнул:

– Повелитель! Ты видишь - московиты все одинаковы. Довольно слов, пора говорить мечами!

Тупик повёл глазами на пёстро одетого хана.

– Ты, мурза, видно, русских мечей не слыхивал - то-то орёшь, как петух на насесте. Государя свово, опять же, перебиваешь, неуч, - он те слова пока не давал. Перед бабами, што ль, раскудахтался? Ещё шпорами позвени - они это любят, - и подмигнул молодым женщинам, сидящим на ковре вокруг дочери Мамая.

Алтын задохнулся, застыл с раскрытым ртом. Тишину нарушил смех в задних рядах свиты, усилился, перешёл в хохот, даже Мамай усмехнулся - так быстро этот русский князь раскусил Алтына. Ненавистники ордынского озорника отводили душу, по свите летали шутки - сейчас можно было не опасаться гнева любимца Мамая, ибо весь он падёт на московита.

Наиля не отрывала глаз от лица пленника. Князь остаётся князем даже в неволе. В жилах этого золотоволосого юноши текла кровь древних воителей, водивших дружины в половецкие степи, за Дунай и на Царьград, когда мир ещё не слышал о Чингисхане, чьей кровью в своих жилах гордились многие из окружения Мамая. Ограбляя Русь, уничтожая непокорных князей, властители Орды дорожили теми князьями, которые шли к ним на службу. Таким оказывали почести, их одаривали ярлыками, отдавали им в жёны ханских дочерей, стремясь покрепче привязать к Орде. Ханы знали: покорность князя - это покорность княжества. Больше всего боялись в Орде единства русских князей и поэтому стравливали их, нередко даже вручая ярлыки на одно княжение двум государям. Казнили ханы или миловали русских князей - во всех случаях они считались с ними.

Наиля прежде мало видела русов, но о Руси, живя в отцовском дворце, слышала часто. Девочек на Востоке рано готовят к мысли, что их главное назначение - поскорее стать женой, и отец прежде лаская Наилю, не раз говорил ей, что выдаст её за русского князя. Потому что хочет, чтобы она была единственной женой своего мужа, и ещё потому, что надо укреплять власть Орды в вассальных землях. И у Наили вместе с татарскими, персидскими, хорезмийскими и арабскими няньками всегда были русские няньки. В жилах девушки текла кровь степнячки, способная толкнуть её на неожиданный шаг, но будто и другая кровь текла в них, нашёптывая ей удивительные видения. Ей часто снились зелёные шумы и зелёные воды, непохожие на шумы степных трав и воды степных рек; терема громоздились до неба; неясные лица склонялись над ней, и мелодичная речь уносила её далеко-далеко. Отец давно уже не заикался о светловолосом князе, который станет её мужем, и русские няньки давно не жили в её юрте, а теперь все вокруг только и толковали о большом походе на Русь, однако видения отрочества не оставляли девушку.

Когда принимали русского посла, заняв в свите отца пустующее место его первой жены, Наиля приглядывалась к Тетюшкову. Он понравился ей смелостью, уверенностью в себе, но в нём чувствовался человек расчётливый и жестокий - такие люди отпугивали Наилю, в Орде их было много. Теперь же перед ней стоял отчаянный, стройный, золотоволосый князь, который мог оказаться одним из тех, за кого в прежние годы её собирался выдать отец. Почему у него такие синие глаза - словно вода в Хвалынском море? Ведь на Руси нет морей... И до чего же он - похож на того нукера Хасана, который в своём обожании царевны Наили дошёл до безумия и так поплатился! Если бы знал кто-нибудь, как её тронул этот поступок воина! Глупая рабыня, зачем она утаила, что нукер Хасан отдал жемчужину в целое состояние только за то, чтобы ночью поцеловать башмачок спящей Наили!.. Пожалуй, она позволила бы ему это и без жемчуга, тогда не случилось бы несчастья, которого Наиля не хотела. Если отец любит её, она спасёт Хасана. Но Хасан - простой воин, а этот князь - человек, близкий ей по своему положению. По роду он даже выше, - ведь её отец, хоть и правитель Орды, не носит титула хана... И, может, князь ехал в Орду гостем, а его пленение - ошибка? Ведь войны ещё нет...

Тупик почувствовал взгляд девушки, посмотрел на неё, и длинные ресницы царевны дрогнули, две тёмные миндалины упали куда-то за ковёр. "Чего она?.." Тупику даже жарко стало.

– Сядь, Алтын, и вложи меч в ножны - здесь не турнир, - Мамай свёл брови, прекращая смех гостей.
– Чего посматриваешь, князь? Может, невесту выбираешь? Так мы не прочь и оженить тебя, если заслужишь.

Тупик улыбнулся.

– Кабы ты с миром пришёл к нам, царь, можно б и о свадебке потолковать. Да ведь не на сватанье ты собрался.