Полигон

– Береги себя.

– Да. Конечно.

Молчание.

– Я, мы, когда еще сможем тебя увидеть?

Молчание.

– Я не могу ничего обещать. Но ты знай, всегда знай, что и ты, и Аня мне дороги. Я всегда о вас помню, знаю, что вы есть. Я готов вам помогать.

– Спасибо, Валер. Ну, тогда пока.

– Всего хорошего. Пока.

Мобильный, убранный в карман пальто, еще зажат в ладони. Позвонить, не позвонить? Они же друг другу не чужие люди в конце концов. Никогда ими не были. Да, последние годы разделены расстояниями, но мысли всегда направлены в сторону дорогого человека. Он ведь не враг, не предатель ей – своей жене. Почему же тогда почти полтора десятка лет считает себя виноватым?

Подполковник собрался, вздохнул и, нажав на вызов контакта, осторожно приложил мобильник к уху, даже на время затаив дыхание, будто держит в руках бомбу, которая вот-вот сдетонирует.

Прошло уже больше полминуты. Сезонов опустил мобильник и хотел нажать сброс, как увидел, что многоточие на экране сменилось отсчетом первых секунд – вызов приняли. Подполковник вдохнул в себя больше воздуха и быстро вернул телефон к уху, остановившись у края тротуара перед светофором. Дорогу пересекали пешеходы: горел зеленый сигнал, но Сезонов застыл у столба, неотрывно глядя на галерею гостиного двора.

– Алло, Вера? – быстро произнес подполковник. Он одновременно надеялся и нет услышать хотя бы одно слово на том конце, услышать Голос, к которому тянется и которого сторонится ради его, Голоса, безопасности.

– Здравствуй, Валер.

– Как ты?

– Да ничего особенного. Только, как обычно, скучаю по тебе.

– Я тоже. Люблю тебя.

– И я. Ты приедешь?

– Не могу обещать. Но… хотел бы.

– Валер, так же не может продолжаться вечно, ты же понимаешь.

– Да. Не может. Не будет. Скоро, уверяю тебя. Но пока… мне так спокойнее. Звучит страшно глупо, но не пойми меня неправильно. Будто я специально сторонюсь.

– Эти фразы я слышу уже больше десяти лет. И уже поняла и знаю, что это правда. Хоть слишком тяжелая. Для нас обоих.

– Я сегодня или завтра переведу тебе деньги на карту.

– Хорошо.

– Чем занимаешься сейчас?

– Телевизор фоном. Я на кухне. Телефон в комнате остался. Света в гости напросилась, через час жду ее, готовлю вот.

– А как здоровье?

– Как обычно.

– Если что-то надо…

– Я знаю, Валер. Спасибо. Но всё хорошо, правда.

– Давай на лето оформлю тебе путевку? Алтай, Башкирия. Кавказ.

– Я подумаю. Спасибо. Лучше сам приезжай.

Сезонов закусил губу. Да что же это он, в самом деле. Тянется, тянется к ней, а вытянуть себя из мира, которым сам себя окружил, не может – или не хочет. Чего он боится, кого? За себя ли, за нее? Зачем закрывается сам? Пустые отговорки, вдруг с годами приобретшие важность? Но они ведь, он и она, еще семья, они еще вместе – или только по паспорту, а в жизни – всё сложнее? И эта сложность – только из его одной головы? Он слишком долго прожил в мире террористических атак и военных предательств, шлейфом тянущихся за ним с девяностых годов, что уже не может нормально мыслить о мире среди гражданских и силовиков: нужно быть настороже, нужно зачищать все преступные элементы и обеспечивать безопасность. Безопасностьдругих – а себя, себя обезопасить? Он боролся в том числе ради нее. Но всё зло на свете никогда не искоренишь. Но он хотя бы старался и старается не дать этому злу проникнуть вглубь России, до Урала, где сейчас она: по программе защиты свидетелей, в случае с его семьей дважды продлевавшейся, кажется, до бесконечных и нескончаемых лет, ей предоставили жильё в Екатеринбурге. (С Женей вышло проще: из-за того, что ему после усыновления оставили прежнюю фамилию и отчество биологического отца, программа распространяется на него лишь в части.)

Им тяжело. Но он сам выбрал этот путь, осознанно, считая, что он верный, выигрышный, логичный, лучший – но, как оказалось, не для их хрупкого супружеского мира. Такой вот он, подполковник Сезонов, типичный военный до мозга костей. Ничем не отличающийся от других. Один из них, как бы ни хотел мыслить и жить иначе.

– Прости. Мне пора. У меня встреча.

– Ладно. Удачи. Пока.

– Пока.

Она первая отключила вызов. Она делала это всегда, потому что знала: он сам этого первый не сделает и будет слушать ее молчание на том конце.

Загорелся уже который по счету зеленый сигнал. Подполковник медленно перешел дорогу, отнимая мобильник от уха.

Небо с утра было затянуто серыми полупрозрачными облаками, обещавшими разразиться дождем. Но совершенно внезапно для самого Ярославля после полудня порывистый ветер пронесся над тысячелетним градом и смел серость с вышины, открывая горожанам лучистый весенний день и сгоняя таявший грязный размягченный снег в сточные решетки по краям дорог и тротуаров проснувшимся теплом.

Щурясь на апрельском солнце, Сезонов стоял напротив драматического театра и провожал глазами мчащиеся по Волковскому кольцу автомобили и общественный транспорт. Ярков, назначивший встречу, опаздывал уже минут на десять.

Подполковник, высматривая в каждом прохожем журналиста (он запомнил его внешность с опубликованных на сайтах фотографий), как ему было велено, зашел в ресторан быстрого питания и купил кофе. Милая девушка-стажер с широкой улыбкой и цветными брекетами пожелала ему доброго дня и протянула фирменный красный картонный стаканчик, который Сезонов принял с легкой улыбкой и кивком в сторону юной кассирши. Покинув кафе, он зашел на аллею у Знаменской башни, надеясь, что за три минуты колумнист не объявился и, не увидев подполковника, не покинул назначенное им же место встречи. В конце концов он должен был сохранить телефонный номер и набрать в случае непредвиденной ситуации.

Сезонов прогулялся вдоль аллеи, попивая горячий американо, в сторону площади Волкова. На минуту остановился возле большого камня, оказавшимся Монументом породненным городам: здесь были малоизвестные мировые немецкий Кассель, французский Пуатье, португальский Коимбра, финский затейливый Ювяскюля и многие другие, а ниже – расстояние до них от Ярославля. Подполковник ослабил шейный платок, развязав узел, расстегнул ворот пальто: апрельское солнце, греющее почти по-летнему, забиралось под одежду и жарило спину и грудь. Перебежав по пешеходному переходу от аллеи к площади Волкова, Сезонов остановился у широкой цветочной клумбы с фигурой лиры в центре и стал рассматривать театральный фасад.

Тут в кармане пальто коротко завибрировал телефон, оповестив о пришедшем смс. На загоревшемся заблокированном экране подполковник прочел сообщение, отправленное с абонентского номера Яркова: «Будьте ровно на том месте, о котором мы договаривались». Сезонов пожал плечами, убрал телефон и огляделся: если он получил текст такого содержания, значит, журналист сам уже здесь и следит за ним. Но среди прохожих не видно знакомого журналистского лица. Значит, колумнист наблюдает за ним в окно из какого-то здания или сидит в одной из многочисленных машин на стоянках вдоль дорог. Сезонов, улучив момент, перебежал дорогу не по «зебре».

Театр готовился к реконструкции. Несколько обветшалый и потертый, потемневший задний фасад, выходящий на Первомайский бульвар, сильно отличался от уже приведенного в порядок главного входа – лица театрального здания, его исторической части со скульптурными и рельефными элементами. Подполковник, попивая кофе, остановился у подъездной дороги к заднему входу, где припарковалась пара машин, а трое людей, возможно, сотрудников театра, вполголоса о чем-то переговаривались. Сезонов даже не успел от нечего делать рассмотреть беседующих мужчин, как из-за театра вырулила серая «лада» и резко остановилась. Стекло у места водителя было опущено, в сторону подполковника, будто специально и невесть от кого прячась под натянутым на самые глаза козырьком бейсболки, смотрел мужчина с какими-то неестественными бородой и усами, точно наклеенными. Взгляд водителя было не угадать – глаза скрывали солнцезащитные очки. Интересно, за кем приехал такой персонаж?