Полигон

– Я поведаю вам невероятные вещи, от которых у вас кровь застынет в жилах и даже у мурашек поползут мурашки, – негромко и таинственно произнес Ярков, будто начинал повесть-ужастик.

– Итак? Я весь во внимании, – так же негромко сказал подполковник.

– Только отнеситесь ко всему серьезно! – Ярков, повысив голос, подкрепил его просительными нотками. Журналист внезапно перестал быть тем, кто говорил с Сезоновым по телефону часами ранее: нервный и подозрительный тип превратился сейчас в опасливого и опасающегося, испуганного тем, что ему могут не поверить. – Я очень долго никому не говорил таких вещей, ни с кем не делился тем, что вы услышите сейчас.

– И всё-таки вы решились наконец рассказать то, что держали в себе? – спросил Сезонов.

– Да! Потому что сил нет молчать наедине с самим собой!.. Вернемся в машину.

Еще раз оглядевшись, Ярков кивнул на «ладу». Оба прошли к автомобилю. Колумнист вновь сел на место водителя, подполковник – на пассажирское кресло рядом.

– Вы точно настоящий военный? – вдруг спросил журналист, сощурившись, и развернулся всем корпусом к Сезонову, обхватывая пальцами руль так крепко, будто узнай сейчас, что подполковник – ненастоящий, вырвет водительскую баранку и будет ею лупить лжевоенного.

– Точно. Настоящий. – Сезонов допускал, что такой вопрос может иметь место, поэтому взял с собой удостоверение, которое сейчас и продемонстрировал Яркову, вынув корочку из внутреннего кармана и раскрывая ее перед журналистом. Тот несколько секунд знакомился с вклеенной фотографией, званиями и подписями на удостоверении и, удовлетворившись подлинностью офицера, кивнул. Сезонов убрал корочку обратно.

– В общем. – Ярков собрался с духом и осторожно начал, опустив правую руку с руля на колено: – Некоторое время назад у меня была готова леденящая душу и будоражащая кровь история, которую я хотел опубликовать в туношенской народной газете – о которой вы точно знаете, раз вышли на меня, – но которую не взяла редакция из-за звонка из военного следствия.

– Тааак. Интересная завязка. – Сезонов, заинтересованный, сощурился. Он не хотел перебивать Яркова своими дополнительными и уточняющими вопросами и дробить речь журналиста на мелкие части, хотя и желал в более точных деталях и подробностях узнавать всё сразу же.

– Дальше – больше, – пообещал журналист, продолжая: – Сейчас чуть отмотаю назад, потому что надо именно здесь сказать, что я заприметил. С конца прошлого ноября в Ярославле и окрестностях творилось нечто… мягко говоря… странное, о котором знали и знают только военные нашего гарнизона и, думаю, высшее следственное командование Москвы. Вы ведь сами из столицы! Вам ничего не известно?

– Не известно – что? Почему вы считаете – знаете, что у военного управления есть какие-то секреты? – Сезонов, второй раз за последние минуты не ожидавший неожиданного поворота, который неожиданно повернулся помимо и против его воли, заволновался.

Вот, кажется, и налицо тот самый случай, когда провинциальный журналист, далекий от грифов секретности, знает всё, а московский офицер, близкий к государственной тайне, – ничего! И такое, оказывается, возможно.

– Знаю, потому что они, эти военные, сами всеми силами пытаются скрыть правду от людей и оградить их, нас, от ужаса, – тут Ярков будто бы перевел дух, чтобы сказать самое важно и, может, страшное: – Ужаса в виде… звероподобной инопланетной нечисти. Отвратительной твари.

В салоне авто воцарилось молчание. Мужчины смотрели друг на друга. Ярков взглядом умолял не считать его сумасшедшим и сбрендившим. Сезонов пытался поверить в то, что услышанное им сейчас – правда.

Инопланетный зверь. Здесь. У нас. На Земле. В России. Ага. ЧТО?

– Нуууу допууустииим, – протянул подполковник, медленно нагнув голову в знак принятия. Он очень не хотел, чтобы в его голосе Ярков услышал совершенное неверие, и думал представить тон как бы полный скептицизма.

Что он еще может на это сказать? Как отреагировать? Он встретился с журналистом, чтобы послушать факты о местном полигоне, но сейчас лишь поражался тому, что возле Ярославля пасутся, словно овечки на поле, неземные монстры. Это точно как-то связано – полигон и нечисть? А как и куда тогда вплести смерть Арсения?

Сезонов растерялся. Нужно было плюнуть на свой зарок не вставлять вопросы и уже на этом месте завалить ими Яркова, но мысли будто испугались одного только упоминания о неизвестном чудовище и разбежались кто куда, оставив подполковника наедине со своей внезапно опустевшей головой.

– Продолжайте, – просто сказал он спокойным тоном, взглянув на журналиста, показывая готовность выслушать его рассказ от и до, каким бы невероятным тот ни оказался.

Почувствовав некую поддержку со стороны подполковника, Ярков кивнул и, в волнении потирая руль, заговорил снова, переводя взгляд с Сезонова на Волгу и обратно:

– За последние месяцы эта зверина трижды являлась на берегах Волги. Ее удалось схватить и ее держат – знаете, где? – в одном из бункеров туношенского полигона, где воинская часть. Там, я верю, изучают это существо и пытаются выяснить, откуда оно появилось на планете в принципе. А за последнее время на территорию страны крупный метеорит, который мог бы занести на Землю чужую жизнь, не падал. Имею в виду метеорит, который бы оставил после себя любые видимые следы.

Опять молчание. Журналист, неотрывно глядя на Волгу, закурил, достав из глубокого кармана куртки сигарету с зажигалкой и приоткрыв рядом с собой стекло. Ох, как бы тоже прикурить, подумал Сезонов, но в следующий миг отогнал эту мысль: необходимо сохранять ясность ума, иначе мозг затуманится в расслабляющей никотиновой дымке и здраво рассуждать не получится. Хотя о какой здравости тут речь! Одно дело, когда ты читаешь книги, смотришь документалки про инопланетное вторжение и паранормальщину и можешь не верить всему этому, потому что лично не сталкивался и друзья твои тоже – мало ли что надумают авторы для поднятия рейтингов своих продуктов и собственной медийной узнаваемости! Совершенно другое, когда слышишь всю эту дичь от человека, которому в принципе доверять можешь, потому что он не выглядит больным на голову. И странно, и страшно, но ты готов верить всему им сказанному, потому что, кажется, только так, через принятие и веру в это инопланетное, можно объяснить реальное – смерть товарища.

Что если Ковалев умер, потому что увидел это существо, страшно испугался, так что даже его здоровое сердце не выдержало и разорвалось? Что если самое последнее, увиденное Арсением в жизни, было чудовище? Тогда не зря следователь Аверченко нервничал и прогонял его, Сезонова, подальше от лесополосы у полигона – прогонял, чтобы не были замечены, если они там были, следы присутствия инопланетного зверя.

– Страшно, правда? – вполголоса спросил Ярков, нарушая тишину. Он в очередной раз вытянул сигарету за приоткрытое стекло и стряхнул пепел. – Страшно подумать об этом. И страшно увидеться с этим инопланетным.

– Да уж... Не то слово… – произнес севшим голосом Сезонов.

Он еще не знал, была ли это правда – то, что он надумал в своей голове о причинах смерти Арсения: у него не было никаких доказательств. Но он допускал, что так всё и могло быть.

– Откуда вам всё это известно? Про инопланетного зверя? – Сезонов посмотрел в лицо Яркова.

– Про журналистские расследования слышали? Журналисты не так просты, как кажутся, как о них думают. – Колумнист щелчком отбросил окурок. – Вы читали мои статьи в народной газете и понимали, в какой необычной сфере я работал. Вы, надеюсь, прочитали те колонки, где я писал про кажущееся мне тогда сверхпаранормальное. Так вот. Когда это ненормальное начало усиливаться, когда сельчане и жители ярославских окраин стали видеть какого-то странного и страшного зверя, шастающего рядом, и я об этом узнал, то, как пес Шарик из мультика, объявил о начале фотоохоты. Через третьих лиц взял во временное пользование крутой и дорогой фотоаппарат с мощным приближением, с невероятной четкостью, качественной ночной съемкой. И ездил по тем местам, где люди видели существо. Все рассказы в итоге стали сводиться к тому, что зверюгучаще замечали вблизи полигона. Я наконец отправился и туда. И действительно стал свидетелем нечто невероятного.

Журналист смотрел в лицо подполковника. В глазах промелькнул страх от переживаний тех страшных коротких мгновений.

– Я видел это существо, хоть и издалека.Видел своими же глазами. Даже успел сфотографировать на камеру.

Ярков вновь замолчал, давая Сезонову время принять и обработать информацию. Обоим было нелегко: журналисту – открываться перед неизвестным военным и вспоминать тревожные события жизни, подполковнику – с трудом верить в услышанное.