Полигон
Шрифт:
Сезонов поднялся из-за стола навстречу подошедшему.
– Здравия желаю, товарищ подполковник.
– Добрый вечер. Можно просто Валерий.
– Тогда тоже можете просто – Андрей.
Обменявшись рукопожатием, офицеры сели. Сезонов был в замшевом пальто и светлых брюках: свою военную униформу он оставил в Москве, гуляя по Ярославлю в гражданском и имея при себе для подтверждения принадлежности к вооруженным силам служебное удостоверение. Багров пришел на встречу в демисезонном оливковом костюме. Снятую на входе в кафе кепку-фуражку он положил на край стола рядом с собой. За считанные дни, что Сезонов провел в городе, погода стремительно преображалась:
– Я вас надолго не задержу, мне самому надо спешить, – сказал подполковник, глядя Багрову в глаза и читая его эмоции. Капитан не был расслаблен, но не напряжен, скорее собран, заинтересован – и готовый уйти от провокационных вопросов, перенаправив беседу в иное русло. С таким играть в игры следует осторожно, чтобы не обмануться самому.
К ним подошел молодой официант с гнусавым голосом. Оба офицера заказали по бокалу пива и гренки.
– Итак. Чем мог бы помочь вам, подполковнику московского управления, я, обычный областной капитан? – Багров развел ладони на столе и распрямил спину, удобнее сев на стуле.
– У нас с вами был один общий знакомый. Мы оба его знали, но друг о друге через него нам не известно. Полковник Арсений Ковалев. Который – вы знаете? – на прошлой неделе скончался.
– Да. – Багров на несколько мгновений опустил взгляд в стол и покивал. При этом в его глазах пронеслась какая-то тень, будто внутри кольнуло нечто вроде волнения, которое он хотел скрыть. – Это был удар и для моего отца, они крепко дружили все почти сорок лет. Я сам неоднократно встречался с Арсением Павловичем. Мы хорошо ладили. А где вы с ним познакомились?
– Кажется, что целую вечность назад: ощущение, что я знаю его очень давно. В начале нулевых пересеклись на учениях, как-то сразу задружились… Я был на его похоронах.
– Отец не смог приехать и сокрушался, – произнес Багров, взглянув на улицу в окно. – Он сейчас в командировке на Дальнем Востоке.
– Понимаю. Так вот. – Сезонов, начиная следовать прописанному в своей голове речевому сценарию, приготовился ловить в каждом движении, взгляде и подергивании лицевых мышц капитана то, что может его выдать. – Я слышал, что Арсений в начале года, кажется, хотел увидеться с мужчиной – офицером, который, как он узнал, приехал на службу в Ярославль.
– Да, это был я, если всё верно и мы оба не ошибаемся. Жаль, что так и не увиделись. Он меня не нашел. И я его. Мне потом, позже передали, что он искал меня, хотел внезапно появиться, удивить, так сказать.
Последние фразы Багров произнес как-то сбивчиво, будто потерял уверенность. Изменение можно было не заметить и посчитать за вполне естественное, но Сезонов взял это на заметку.
– Да. Печально.
– Ну, что теперь делать… Как его семья?
– У вдовы настроения до сих пор нет. Дети, сами грустные, стараются эмоционально поддерживать ее.
– Им нужно что-то? Какая-то помощь? Может, я бы мог…
– Я им передам о вас.
Подошел гнусавый юноша-официант и поставил перед мужчинами, сняв с подноса, бокалы светлого пенящегося алкоголя и стеклянную миску с ароматными чесночными гренками из темного хлеба. Полминуты офицеры помолчали, распробовав пиво и закуску.
– Когда искал вас, узнал немного информации из личного дела. Вы из Петербурга, верно?
– Так точно. После службы по призыву и спецобучения остался в тренировочном
центре общевойсковой подготовки, а с января этого года переведен сюда.«Ну, гражданин Ярков, – думал Сезонов, слушая рассказ капитана о себе, – и где здесь следственный? Мне врал? Но зачем, если намерен был рассказать всю правду от и до? Или действительно не разобрался тогда? Или сейчас в лицо врет Багров? Хотя про службу в Питере – правда, но вот где на самом-то деле...»
– Но скажите, – глотнув пива, спросил Багров, – вы хотели увидеться, чтобы сказать мне про смерть Ковалева? Или узнать, что я это знаю?
– Я хотел увидеться, чтобы узнать, насколько хорошо охраняются часть и полигон на трассе в сторону Туношны.
Сезонов обыденно проникновенным взглядом прямо смотрел на Багрова. Тот выдержал, но недолго – отвел глаза в сторону, заглушая в себе подступившие эмоции волнения и подозрения, спешно заменяя их на холодность и будто принятие в свой адрес такого вполне естественного вопроса.
«Так вот зачем ты здесь, подполковник Сезонов. Так вот зачем тебе я. Тебе что-то известно. Точно – известно. Насколько далеко ты зашел в своей логике, своих рассуждениях? Где имеешь своего крота, который сливает тебе информацию о следствии по делу о смерти офицера Ковалева, о полигоне и военчасти? Почему не говоришь прямо, что знаешь? И много ли успел узнать? Что удалось выведать?»
Этим самым подполковник подтвердил, что ему известно, в каком конкретно месте он, капитан Багров, проводит свои служебные часы. Этим самым Сезонов дал понять, что он связывает трагедию Арсения Ковалева с полигоном у Туношны. Ведь не зря сначала заговорил о полковнике.
Но знает ли этот московский в действительности, чем он тут, Багров, занимается? Знает ли, что на самом деле происходит на полигоне и почему столь важно, как о том, что происходит под его землей, никто ничего не знал?
«Игра против меня, да? Ну ничего, ничего. Я не проиграю ни одного раунда. Как бы увести тебя подальше… Тебе не надо знать много. Точнее – тебе не надо знать всего. Ты принесешь много проблем, Сезонов, если еще будешь пытаться приблизиться к тому, что хочешь разгадать. Ты уже – сама проблема. Ты сам их себе создаешь. Зря. Ты ступил на опасную дорогу. И если ты понял или догадываешься, с чем имеешь дело, будешь бояться оповестить свое командование. Потому что сам не поверишь в происходящее. Потому что самой большой верхушке вовсе неизвестно о творящихся в части делах. Тогда будет тем проще тебя, одного, раздавить.»
– Имеете в виду, насколько хорошо защищен от попыток проникновений извне? – после довольно продолжительного молчания спросил, вздохнув, Багров тоном, ничего не заподазривающим.
– Как то, – согласно кивнул Сезонов.
– Конечно. Всё под моим контролем в том числе. Новое недавнее оборудование слежения, датчики, камеры, освещение.
Багров говорил осторожно, словно выверял в мыслях каждую новую фразу и следующее слово, но мускулы на его лице не дрогнули. Он не возился на стуле, не потирал ладони, не бегал хаотичным взглядом по кафе – то устремлял взор куда-то в окно на людей и транспорт, то ненадолго возвращался к лицу подполковника. На самом же деле за пивными глотками капитан прятал бешеный поток рвущих голову мыслей: жизненно необходимо, чтобы московский офицер перестал подозревать военчасть в чем-то неправомерном. Как вообще заставить Сезонова не думать и не интересоваться этой темой? Как запретить?