Полигон
Шрифт:
– В общем-то всё вышло из народной молвы. А доросло вон до каких вершин, подумать только… Мощный газетный материал. – Колумнист покачал головой. – Теперь вы понимаете, как мне страшно с этим жить. Страшно знать. Страшно держать в тайне от всех. Страшно поделиться с кем-то, даже самым близким. Рассказал вам, потому что страшно держать это в тайне одному. Вы ведь военный. Честный военный, по вам видно. Вы найдете способ раскрыть тайну полигона.
Последнюю фразу Ярков произнес утвердительно, даже почти уверенно. Сезонов взглянул на Волгу и кивнул:
– Слово офицера.
Оба опять недолго помолчали. Ярков с коротким вздохом откинул крышку бардачка и, найдя упаковку жевательной резинки, кинул в рот драже с арбузным вкусом.
–
Ярков отрицательно помотал головой:
– Вот теперь в моем рассказе возвращаемся в начало и продолжаем с того места, где в газету позвонили из военно-следственного управления. Снимки существа были вполне четкие. Впечатления от увиденного – ужасающие и потрясающие. Объемная статья – готова. Редсовет даже не вносил в нее правки. Все коллеги оказались под огромным впечатлением и верили, что номер с этим материалом выстрелит очень мощно. В тот час мы даже не думали, что всё это может быть как-то опасно или около того. Нам хотелось невероятного внимания и популярности. Я до сих пор не знаю и не имею понятия, как так случилось, что военные с полигона прознали, что у меня готов материал с таким вот разоблачительным даже содержанием. Я вел себя осторожно и незаметно, думаю. Никто из коллег по газете меня не сдал бы! И тем не менее практически на самом последнем этапе выпуска нового номера с моей статьей всё сорвалось. Был январь. И эта уже неопубликованная статья чуть не стоила мне работы. Да ладно работы – жизни.
Сезонов приготовился слушать внимательнее.
– Сперва был звонок нашему главреду следующего содержания: мол, известно, что сотрудник незаконным путем добыл секретную информацию и это является преступлением, вы должны его уволить и не выпускать подготовленный им материал для нового номера, а мы обязаны его допросить. Мы тогда подумали, ну, пранкеры какие-то, пошутили так тупо. Но на следующий день из военно-следственного комитета в редакцию лично приехал один офицер с сопровождением и пожелал встретиться с журналистом – автором статей в колонке невероятных событий района. Никто на меня не указывал – не выдавал, я сам себя обнаружил перед неожиданными гостями. Вышел я с ними, в общем, поговорить. Вот результат той беседы.
Сказав это, Ярков развернулся лицом к Сезонову, и обеими ладонями отвел пряди надо лбом назад, открывая у линии роста волос длинный белесый шрам. Подполковник ужаснулся: те военные избили Яркова.
– Да, вот поэтому с тех пор я не люблю военных, – на секунду скривив губы в ухмылке, произнес журналист, приглаживая волосы. – Они сделали это на улице, во дворе. Никто из случайных прохожих не видел, а окна редакции выходят на другую сторону. Они еще какое-то время угрожали мне всем писаным и неписаным и уехали, больше не возвращаясь. Говорили, чтобы я думать забыл о том, что видел, за чем наблюдал, и больше ничего про это не писал, иначе они приедут ко мне во второй раз и на этот раз точно убьют. Они добрались и за сохраненными на компе снимками чудищ, и до дорогой камеры. Удалили фото отовсюду, с концами, восстановить их было невозможно.
Да, опасения Яркова за свои жизнь и здоровье не напрасны и далеко не беспочвенны.
– В больнице я провел почти месяц. В народной газете перестал писать как колумнист, не заполняю колонку невероятных событий. Но работаю там до сих пор – меня печатают под псевдонимом и редко. Я в середине прошлого года переехал из села в Ярославль, на южную окраину, на выезде живу, вместе с семьей. Материалы в народную газету присылаю по электронке. Раз в месяц приезжаю туда, в редакцию. А сейчас на новой постоянной работе в редколлегии новостной областной газеты. Очень осторожничаю. После произошедшего со мной. У меня жена и дочка маленькая трех лет. Я не могу рисковать ими.
Сезонов проникся непростой историей Яркова как человека с неожиданным и трагичным поворотом в его судьбе и историей как невероятно сложным элементом на пути к истинной разгадке смерти Ковалева.
Дело обросло новыми фактами и подробностями. Теперь странна не одна только кончина Арсения. Теперь странным, мрачным и потому загадочным явился и закрытый полигон с частью. Что-то будет, если первое и второе соединить, какой силы ядерный взрыв мыслей и догадок?..
–
Я теперь понимаю вас, Олег. Вашу боль. Ваши опасения. Ваш характер, – сказал подполковник, взглянув на Яркова. – Я правда ничего не знал о полигоне. Я работаю не в поле – кабинетный офицер. Свое боевое уже когда-то отпахал. И моя группа, в моем подчинении, мой отдел не имеет отношения к этому гарнизонному полигону. У нас в вооруженных силах, министерстве разные компетенции, тоже порой невозможно знать всё обо всем и контролировать шаги коллег и сослуживцев других управлений. Поэтому для меня совершеннейшее открытие то, что я услышал от вас.– Очень надеюсь, что был вам полезен. И что-то из мною сказанного поможет вам в решении того, что хотите разгадать. – Ярков попытался улыбнуться, но вышло не очень: давили далеко невеселые переживания, вновь всплывшие в памяти.
– Спасибо вам. Вы интересный человек. И смелый.
Подполковник протянул журналисту раскрытую ладонь. Тот ответил крепким рукопожатием небольшой ладони.
– Не за что.
– Кстати, как выглядел тот офицер, который приходил в редакцию?
– Крупный. Крепкий. Голова большая. Лицо – типичный служака. Щетина небольшая, светлая. Волосы короткие. Взгляд очень серьезный. Никаких, думаю, отличительных признаков, особенностей внешности. Может, я не заметил, не отразил, может, и нет их. Обычный мужик в общем-то. Такие в русских боевиках главные герои.
Нет, по виду это был не Аверченко. Кто-то другой. Да и описание какое-то сильно уж размытое. Из той же следственной группы? Или только представился следователем, а на самом деле был из другой конторы, которой тоже невыгодна публикация опасного материала?
Чем шире область знания, тем, как говорится, шире и область незнания. Сейчас узнана тайна полигона – но открылся новый вопрос: кто такой этот офицер, избивший Яркова? Какое непосредственное отношение он имеет к полигону? Необходимо на него выйти. Новое звено в цепочке запутанного. Пазл за пазлом. Кусочек за кусочком. Сезонов надеялся восстановить полную картину происшествия. Какая бы невероятная и ужасающая она ни была.
Днями ранее
В шестом часу утра Костромское шоссе отчего-то низко загружено. Приземлялись в аэропорту самолеты, и пассажиры должны ехать по домам в города; из Ярославля в Кострому и в обратном направлении должны выдвигаться ранние водители, живущие в одном городе и работающие в другом, да и межрегиональную логистику в конце концов никто не отменял – грузовозы-дальнобойщики денно и нощно обязаны поставлять товары заказчикам, преодолевая сотни километров между пунктами, как в математических школьных задачках, когда из ‘А’ в ‘Б’ выехал автомобиль. А сегодня, или это только Ковалеву показалось, мир будто решил отдохнуть и никуда не торопиться, выбрав один из мартовских дней Днем, Когда Можно Не Спешить: трасса будто одинока, ни одного автомобиля, кроме, кажется, его, полковника.
Снег еще плохо стаивал у начала лесной полосы, тянущейся вдоль шоссе на многие километры по обе стороны. Дорога расчищалась снегоуборочной техникой: прямо перед Ковалевым ехал один такой погрузчик с ковшом и толкал снег на обочину. Не то чтобы он мешал полковнику, но тому не терпелось прибыть на место раньше человека, которого он хотел бы удивить своим появлением, и потому думал, как бы быстрее доехать и незаметно припарковаться. Офицерская синяя «тойота» обогнула погрузчик и, преодолев еще три сотни метров, свернула в сторону недалеко у подъездной дороги вглубь разреженной лесополосы.
На новогодних праздниках Ковалеву позвонил для поздравлений старый и добрый приятель из Петербурга, с которым они прошли обучение на военной кафедре и впоследствии, когда служба и офицерская жизнь разбросала их по разным точкам центральной России, не потеряли связь друг с другом.
– Ковалев, здорово!
– Привет-привет, Сереж! С праздником тебя, что ли, с Новым годом, с новым всем!
– И тебе, и тебе всех благ, всему твоему семейству! Как жизнь молодая?