Полигон

– Ваша правда, старина, вооружение у него хреновенькое, - откликнулся биотехнолог и выдавил на ладонь еще одну порцию жидкого мыла.
– Ну а как насчет разведывательно-диверсионной модели? Да еще если добавить сателлитную телеметрию, а?

– Гм-м... А вот это намного интереснее...

– То-то же.

Покончив с мытьем рук, Харагва вытер их бумажным полотенцем, скомкал его и швырнул под раковину умывальника на пол.

– Ну так что, старина, - сказал он, размашистым шагом возвратившись к своему письменному столу, - к кому из старых пердунов Генштаба стоит сунуться с такой вот идейкой? Присоветуйте.

– Кажется, речь заходит о следующей консультации?
– слегка улыбнулся Кин, присаживаясь на мягкое полукресло возле стола.

– Эге, да вы малый не промах, - одобрительно проворчал биотехнолог.
– Не волнуйтесь, гонорарчик за мной не заржавеет. Скажем, тысчонка.

– Хорошо, только мне надо подготовиться. Ну, скажем, завтра в это же время я смогу подробно обрисовать положение вещей.

– В письменном виде?

– Разумеется.

– Идет.
– Харагва взгромоздился задом на столешницу.
– С вами приятно иметь дело.

– Спасибо за комплимент, это взаимно. А теперь у меня к вам несколько вопросов, - заявил Кин.
– Услуга за услугу, идет?

– Ну, если у вас завелись лишние деньги, можете заключить со мной договор на консультации, - ухмыльнулся биотехнолог.
– Ладно, шучу. Выкладывайте ваши вопросы.

– Скажите, что такое сшибка?
– спросил Кин, надев маску заинтересованного неведения.

– Как бы вам проще объяснить...
– с ноткой задумчивости промолвил Харагва.
– Ну, скажем, в детстве мамочка вам твердила, что бить по морде нехорошо. А тут вдруг в кабаке на вас наехал какой-то хлюст. Надо бы ему врезать хорошенько, да вот рука не поднимается.

– Иными словами, психологический конфликт между "хочется" и "нельзя"?

– В точности так. А почему это вы спросили?

– Меня заинтересовало, может ли при определенных условиях произойти сшибка в интеллекте фабра. И если да, то к чему она может привести.

– Послушайте, Элий, зачем такое некрасивое любопытство?
– погрозил ему пальцем Харагва.
– Вы теперь как-никак сотрудничаете с концерном, стоит ли кусать руку, которая вас кормит?

– Вы слишком плохо думаете обо мне, Рино. Я любопытен, однако не болтлив.

Биотехнолог продолжал сверлить его сумрачным взглядом.

– Могу добавить: я спрашиваю об этом сейчас не как инспектор Генштаба. Даю слово офицера, - пояснил Кин.

– Ладно, скажу. Сшибка может случиться с любым интеллектом, поскольку это интеллект. Когда решения вырабатываются самостоятельно, нет гарантии, что они не войдут в резкое противоречие со внесенным извне блоком запретов. Особой разницы между фабром и человеком тут нет. В обоих изначально заложены жесткие программные табу. Оба способны проявлять разумную инициативу, и у обоих она может споткнуться об иррациональное табуирование.

– Что вы имеете в виду под иррациональным табуированием, я не совсем понял?

– Да хлюста нельзя вырубить, что ж тут непонятного...

– Или нельзя убить, - негромко произнес Кин.

– Именно, - согласился Харагва, рассеянно созерцая потолок.

– Спросите любого философа, он объяснит вам, что мораль иррациональна. Она в корне противоречит выкладкам рассудка. Путем строго логических построений можно прийти лишь к абсолютному аморализму. Врубаетесь?

– Конечно. Продолжайте, пожалуйста.

– Если же говорить о фабрах, то в них программно заложен аналог морали. При встрече с живым объектом они прежде всего решают, кто перед ними, свой или чужой. Подробности опускаю, не в них суть. Своего убивать нельзя, чужого необходимо. Есть еще категория нейтральных объектов, но тут комментариев не требуется. Так вот, гипотетически возможна парадоксальная ситуация, когда фабру почему-либо необходимо уничтожить объект, идентифицированный в качестве своего. Пожалуйста, бац, сшибка в чистом виде.

– И к чему она может привести?

– Совершенно непредсказуемо, - пожал плечами биотехнолог.
– Может убить, может остолбенеть из-за резонанса в цепях обратной связи, может повернуться и пойти искать себе занятие попроще. Больше нет вопросов?

Он уставился на Кина слегка очумело, словно вынырнул из глубокого омута, явственно прикидывая, не наговорил ли в профессиональном запале чего-нибудь лишнего.

– Скажите, Рино, а что именно содержится в блоке кристаллической памяти фабра?

– Полные данные боевой обстановки за последние сутки, - выпалил Харагва и вдруг спохватился: - Э-э, да куда вы клоните, черт подери?

– Извольте, объясню. Мне известно, что голова фабра, убившего пятерых солдат, уцелела. Ее передали в вашу лабораторию. Не скрою, меня весьма интересует содержимое этой головы, - сказал Кин и, видя, как побагровел его собеседник, сардонически предостерег: - Спокойнее, Харагва. Я вам не хлюст в кабаке.

Разъяренный шеф лаборатории навис над безмятежно сидящим, положив ногу на ногу, Кином.

– Та-ак... Вот оно что...
– процедил он.
– Вынюхиваем, да? Заруби-ка себе на носу... Ядреный волосатый кулак закачался перед самым лицом Кина, и тот подумал, что биотехнолог, похоже, оказался охвачен пресловутой психологической сшибкой. В этот патетический момент раздался стук в дверь.
– Какого черта?! взревел Харагва, оборачиваясь.
– Я занят!

Однако в приоткрытую дверь уже просунулась плешивая голова какого-то ученого мужа.

– Извините, Рино, - вяло пробормотал плешивый.
– К вашему сведению, уже второй час.

– Ну и что?!

– Вам опять звонит следователь Тарпиц.

– Что значит "опять"?

– Кажется, это уже десятый звонок за сегодняшнее утро, - сообщила голова.
– Вы сказали, до часу вас не беспокоить, кто бы ни звонил. Но, повторяю, уже второй час.

Как-то незаметно плешивая голова углубилась в пространство кабинета, волоча за собой сутулое нескладное туловище в мятом халате.

– Познакомьтесь, - буркнул опамятовавшийся Харагва.
– Мой заместитель, доктор Мерстон. Инспектор Кин.