Политическая история Римской империи

Террор как таковой был одной, хотя и самой, пожалуй, яркой, стороной истории раннего принципата. Он был обусловлен усилением монархической составляющей августовской системы, довольно ярко прослеживаемым на протяжении 14–68 гг. К этому вели и естественная эволюция принципата, и сознательное стремление принцепсов укрепить свою власть. Патологическая и неуравновешенная личность Калигулы придала этому процессу уродливые формы, но после его убийства он вернулся в более или менее нормальное русло. Даже деятельность Нерона при всей ее экстравагантности в государственно-правовом отношении не выбивалась из него.

Постепенно уменьшалось значение республиканских институтов. Прежде всего сущность нового режима испытали комиции. Тиберий лишил их права избирать магистратов, позже оно было частично (но только частично) восстановлено, но на деле лишено всякого значения, ибо выборы стали фарсом. Затем комиции постепенно потеряли и функции законодательного органа. Они не исчезли полностью, но за время правления преемников Августа о них слышно очень мало. Поскольку постановления сената (сенатусконсульты) и решения принцепса сразу же принимали силу закона, нужда в народном собрании фактически исчезала. А если по каким-либо причинам власть обращалась к авторитету комиций, то голосование в них сводилось к простой формальности. Когда же римский плебс вмешивался в государственные дела, то это был лишь взрыв страстей толпы, не важно, стихийный или кем-то организованный. Так было при установлении власти Калигулы. Но тогда же не менее страстный порыв толпы бросить тело Тиберия в Тибр кончился ничем. Это ясно показывает, что «глас народа» принимался во внимание только тогда, когда он отвечал интересам правящего слоя или по крайней мере какой-то его части.

Народ был отстранен также от всякого вмешательства в судебную систему. Издавна римский гражданин имел право провокации: каждый в случае приговора суда, казавшегося ему несправедливым, мог обратиться к народу, и в таком случае комиции (центуриатные или трибутные в зависимости от наказания) могли либо утвердить приговор, либо отменить его. Это право являлось в значительной степени гарантией неприкосновенности личности римского гражданина. Теперь provocatio ad populum заменялось provocatio ad Caesarem, уже не народ, а принцепс становился ее гарантом. Функции высшего суда государства официально перешли к сенату, но одновременно действовал и частный суд принцепса. В Римской империи выстраивалась новая судебная система, отличная от республиканской.

Уменьшилась и роль магистратов и промагистратов. Официально продолжали существовать все ординарные магистратуры. Исчезла только цензура, функции которой перешли к императору. Клавдий, как уже говорилось, на какое-то время возродил ее, но одним из цензоров сделал самого себя, а своим коллегой назначил своего друга Вителлия. Впрочем, и для Клавдия это было, скорее, выражением его интереса к истории, хотя он и использовал цензуру для укрепления собственного положения. Ежегодно сенат избирал консулов, но это избрание сводилось к фикции, кандидатов называл принцепс ибо и никакие другие кандидатуры даже не только не рассматривались, но и не возникали. Да и самих консулов становилось больше. Уже Август иногда наряду с обычными консулами на часть года назначал дополнительных, так называемых консулов-суффектов. Позже это стало правилом. На каждый год «избирались» три пары консулов. Двое из них, вступавших в должность 1 января, считались ординарными и давали свои имена году, а остальные были суффектами. Порой сами принцепсы становились ординарными консулами, и со времени Клавдия стало правилом, что принцепс становился одним из ординарных консулов года, следующего после его вступления на трон. Каждая пара занимала свой пост 4 месяца. Должность консула была очень почетной, и введение системы суффектов имело целью дать как можно большему числу сенаторов занять ее. И в этом плане существовала своя иерархия. Быть ординарным консулом было почетнее, чем консулом-суффектом, а назначение коллегой принцепса являлось знаком высочайшего почета и доверия. Но на деле увеличение количества ежегодных консулов умаляло значение каждого из них. Еще важнее было другое. Со времени Суллы консулы были лишены военной власти и оставались лишь высшей гражданской инстанцией. Но теперь в гражданской сфере велик был вес принцепса и его аппарата, так что реальная роль консулов сводилась к созыву сената и председательствованию в нем (когда там не было принцепса), к почетному представительству и, что очень было важно, к выполнению некоторых религиозных функций, в том числе организации различных церемоний и игр. Известно, что при Клавдии один консул пытался даже отказаться от этой почести, так как не имел достаточных средств для организации игр. Характерно, что одним из первых постановлений сената после прихода к власти Нерона было решение, что квесторы не обязаны устраивать за свой счет гладиаторские бои. Конечно, оно относилось только к младшим магистратам, но это показывает, что финансовая тяжесть своих должностей становилась для магистратов все более обременяющей. Большей была роль преторов, число которых тоже увеличилось при Августе до 16, а позже и до 18, и они по-прежнему являлись главными судебными магистратами. Но существование и императорских судов уменьшало реальное значение претуры.

В какой-то степени компенсацией преторам служило то, что их постепенно стали привлекать к исполнению некоторых других функций, кроме судебной, например для надзора за казной.

Сенат (опять же по указке императора) посылал наместников в сенатские провинции. Все они носили титул проконсула, но реально бывшими консулами были только наместники Африки и Азии, остальные — бывшие преторы. Срок полномочий проконсула был один год, и, кроме Африки, где стоял один легион, в сенатских провинциях регулярных войск не было. Проконсул по-прежнему являлся главным представителем государства в провинции, но его империй был меньшим, чем императора, и на этом основании тот мог в любом случае вмешаться в дела провинции. Кроме того, во многих провинциях имелись императорские владения, которыми управлял прокуратор, проконсулу не подчинявшийся, и в его распоряжении находились какие-то воинские силы.

Это не означает, что сенатский аппарат потерял всякое значение. Он еще продолжал играть определенную роль в управлении государством. В еще большей степени это относилось к сенату как органу власти. Пожалуй, его роль даже более возросла. По мере упадка комиций их полномочия переходили к сенату. Со времени Тиберия именно сенат стал избирать магистратов. Конечно, этот акт выборами можно назвать весьма условно, поскольку все голосовали за того кандидата, которого назвал император, но сама процедура поднимала престиж сената как в собственных глазах, так и в глазах народа. К сенату постепенно переходили и законодательные функции комиций. Наряду с императорскими решениями сенатускоисульты, принимаемые сенатом, заменили законы, принимаемые комициями. За сенатом остались и функции верховного суда. Хотя реально сенат, как уже было сказано, находился под полным контролем принцепса, он все еще обладал огромным престижем и теоретически по-прежнему верховной властью и такую же власть вручал каждому новому принцепсу.

Очень важен был состав сената. Хотя в нем относительно широко была представлена знать италийских муниципиев, еще огромным весом обладали представители старинных аристократических фамилий, знатностью ничуть не уступавшие правящему дому. И это делало сенат, по крайней мере в собственных глазах, равносильным принцепсу. Сенаторы, несмотря на императорский террор, в целом сохранили первенствующее положение в римском обществе. И даже когда императоры «разбавляли» сенат выходцами из италийских муниципиев и провинций, сенат благополучно ассимилировал этих людей, как это было с «новыми людьми» в период республики. Самым ярким примером может служить Сенека.

При всем своем раболепии сенат находил силы противодействовать некоторым попыткам принцепсов. Так, он заблокировал намерение Клавдия пополнить сенат представителями «Косматой Галлии», и тот был вынужден пойти на компромисс, согласившись на доступ в сенат только знати эдуев. И даже при Нероне сенат не дал императору отменить пошлины. Какое-то время республиканская оппозиция существовала при Августе, но он скоро показал, что восстановление республики совсем не означает возрождение старых порядков, всевластия сенаторской олигархии и ряда республиканских традиций. После очень немногих триумфов сенаторских полководцев такая почесть стала принадлежать только императору или в крайнем случае членам его семьи. Но в середине I в. в сенате формировалась новая оппозиция, идейной основой которой была стоическая философия, выступавшая за сохранение старых привилегий сената и «нравов предков», уважение к закону и недопущение произвола со стороны принцепса. Ее видные деятели (самый известный из них Тразея Пет) подвергались репрессиям, но оппозиция, хотя и ослабленная, сохранялась. Так, после вынужденного самоубийства Пета ее лидером стал его зять Гельвидий Приск. В известной степени в отношениях между принцепсом и сенатом сохранялось партнерство, установленное Августом, хотя значение сената в нем уменьшалось.

Несмотря на то что сенатский аппарат, как и сам сенат, продолжал играть определенную роль в управлении государством и отдельных его частей, все большее значение приобретал императорский аппарат. Последний в большой мере сначала формировался как личный аппарат принцепса, а потому огромную долю в нем составляли личные отпущенники императора. Некоторые из них достигали больших высот, но постепенно все большую роль в аппарате стали играть всадники. Хотя роль отпущенников все еще была довольно велика, а с другой стороны, отдельные высшие посты (например, префект Города) занимали сенаторы, всадники все больше превращались в служилое сословие в аппарате принцепса. Из них набирались прокураторы, и число их возросло. Если при Августе их было 23, и к тому же некоторые из них были его отпущенниками, то при Нероне их стало 46, и все они были всадниками. Большинство прокураторов выходило из бывших центурионов, и после отставки они могли приобрести (может быть, не без помощи покровителей и даже императора) всаднический ценз. При Клавдии была создана императорская канцелярия с несколькими подразделениями, становившаяся центром управления. Во главе их при нем стояли вольноотпущенники принцепса, но постепенно в ней увеличивалась роль всадников. Вольноотпущенники Клавдия оказывались чуть ли не всесильными фаворитами^[68], а сменившие их всадники были всего лишь обычными бюрократами.

Принцепс являлся верховным главнокомандующим. И каковы бы ни были его формальные полномочия и как бы ни складывались его отношения с сенатом, наличие в его распоряжении всех вооруженных сил государства реально обеспечивало его власть. Преторианская гвардия и другие привилегированные когорты находились в Риме, легионы и вспомогательные части располагались преимущественно на границах Империи. Воины присягали императору, и в обычное время нарушений присяги не было. Армия являлась реальной гарантией сохранения существовавшего строя и власти императора.

С установлением личной власти принцепса возник и неформальный, находившийся вне правового поля, но чрезвычайно действенный властный институт — императорский двор. Тиберий пытался официализировать этот институт, придавая ему некоторую структуру, но двор так и остался вне официальной структуры государственной власти. По существу, и императорский государственный аппарат возникал именно как часть двора, лишь позже приобретая самостоятельное значение. Двор состоял прежде всего из принцепса и членов его весьма разветвленной семьи, из рабов, обслуживавших ее, из друзей (amici), значение которых все более возрастало, и, наконец, из вольноотпущенников, в соответствии с римским обычаем являвшихся клиентами императора как своего патрона и занимавших место младших членов его familia. Далеко не все эти люди имели прямой, а тем более постоянный доступ к принцепсу. Но те, кто им обладал, приобретал и большое политическое значение.