Политическая наука №3 / 2013. Между империей и современным государством: Трансформация политического порядка на постимперских пространствах

Литература

After empire – multiethnic empires and nation-building. The Soviet Union and the Russian, Ottoman and Habsburg empires / Barkey H., Hagen M.V. (eds.). – Boulder; Colorado: Westview Press, 1997. – 200 р.

Berger S., Miller A. Nation-building and regional integration, 1800–1914: the role of empires // European review of history. – L.: Routledge, 2008. – Vol. 15, N 3. – P. 317–330.

Berger S., Miller A. Nationalizing empires / Berger S., Miller A. (eds.). – Budapest; N.Y.: CEU Press, 2014. – В печати.

Birtek F., Dragonas T. Citizenship and the nation state in Greece and Turkey / Birtek F., Dragonas T. (eds). – L.: Routledge, 2005. – 208 p.

Cannadine D. Ornamentalism. How the British saw their empire. – Oxford: Oxford univ. press, 2001. – 263 p.

Colley L. Britons: forging the nation, 1707–1837. – L.: Pimlico, 1994. – 429 р.

Dickinson E.R. The German empire: an empire? // History workshop journal. – Oxford, 2008. – Vol. 66. – P. 129–162.

Eisenstadt Sh. N. Multiple modernities. – N.Y.: American academy of arts and sciences, 2000. – 267 р.

Gammerl B. Staatsb"urger, Untertanen, und andere. Der Umgang mit ethnischer Heterogenit"at im britischen Weltreich und im Habsburgerreich, 1867–1918. – G"ottingen: Vandenhoeck & Ruprecht, 2010. – 400 р.

Gellner E. Nations and nationalism. – Ithaca: Cornell univ. press, 1983. – 150 р.

Kaiser R.J. The geography of nationalism in Russia and the USSR. – Princeton, N.J.: Princeton univ. press, 1994. – 471 p.

Kamen H. Empire: how Spain became a world power, 1492–1763. – N.Y.: Perennial, 2004. – 608 p.

Kamusella T. The politics of language and nationalism in modern Central Europe. – Basingstoke: Palgrave Macmillan, 2008. – 1114 р.

Lieven D. Empire: the Russian empire and its rivals. – New Haven, Conn.: Yale univ. press, 2001. – 486 p.

Liulevicius V.G. War land on the Eastern front: culture, national identity and German occupation in World War I. – Cambridge: Cambridge univ. press, 2000. – 309 p.

McCarthy J. Death and exile: the ethnic cleansing of Ottoman muslims, 1821–1922. – Princeton, N.J.: Darwin press, 1995. – 368 р.

Osterhammel J. Europamodelle und imperiale kontexte // Journal of modern European history. – M"unich, 2004. – N 2. – P. 157–181.

Osterhammel J. Die Verwandlung der Welt. Eine Geschichte des 19. Jahrhunderts. – M"unich: Beck, 2009. – 1568 S.

Pitts J. A turn to empire: the rise of imperial liberalism in Britain and France. – Princeton: Princeton univ. press, 2005. – 382 р.

Sachsenmaier D., Riedel J., Eisenstadt Sh.N. Reflections on multiple modernities: European, Chinese and other interpretations. – Leiden: Brill, 2002. – 314 р.

Shipway M. Decolonization and its impact: a comparative approach to the end of the colonial empires. – Malden; Oxford: Blackwell, 2008. – 269 р.

Springhall J. Decolonization since 1945: the collapse of European overseas empires. – Houndmills; N.Y.: Palgrave, 2001. – 268 р.

Stepan A., Linz J.J., Yadav Y. Crafting state-nations: India and other multinational democracies. – Baltimore: Johns Hopkins univ. press, 2010. – 308 p.

Suny R.G. The empire strikes out: imperial Russia, «national» identity, and theories of empire // A state of nations: empire and nation-making in the age of Lenin and Stalin / Suny R.G., Terry M. (eds.) – Oxford: Oxford univ. press, 2001. – P. 23–66.

The rise of state-nations // Journal of democracy. – Wash., D.C., 2010. – Vol. 21, N 3. – P. 50–68.

Wallerstein I. The modern world-system IV: centrist liberalism triumphant, 1789– 1914. – Berkeley: Univ. of California press, 2011. – 396 р.

Weber E. Peasants into Frenchmen: the modernization of rural France, 1870–1914. – Stanford, Calif.: Stanford univ. press, 1992. – 615 p.

Миллер А. Империя Романовых и национализм. – М.: НЛО, 2006. – 340 с.

Идеи и практика: Имперскость как понятие и политическая форма

Наблюдатель империи (империя как понятие социологии и политическая проблема) 5

1. Империя в повседневной политической коммуникации

<···>

1.2. «Империя» и «пространство»: Парадоксальные темы

Если коммуникация происходит в тех слоях общества, которые распространяют информацию при помощи технических средств, а также специализированы на выработке и поддержании культурных образцов, смысловых компонент социального поведения, то частная тема коммуникации небольшого круга или слоя может переходить в более широкий круг отношений и действий. Конечно же, сама по себе тема коммуникации еще не определяет направленность действия. Она структурирует коммуникацию (4), делая возможным целый спектр действий, т.е. задавая именно контекст разнонаправленного поведения.

5

Печатается в сокращении по: Филиппов А.Ф. Наблюдатель империи (империя как понятие социологии и политическая проблема) // Вопросы социологии. – М., 1992. – Т. 1, № 1. – С. 89–120. Перепечатка данной статьи осуществляется с любезного согласия автора.

Присмотримся к одной из этих тем. Примерно в течение последних трех лет одним из ключевых было у нас понятие империи. Тема империи структурировала политическую коммуникацию, поскольку это понятие использовалось или его использование оспаривалось применительно к нашей стране. Достаточно простые суждения чуть ли не во всех возможных комбинациях образовали тут следующие цепочки рассуждений:

наша страна хороша; империя плоха; наша страна – не империя, наша страна плоха; империя хороша; наша страна – не империя, наша страна хороша; империя хороша; наша страна – империя, наша страна плоха; империя плоха; наша страна – империя.

Это, конечно, не силлогизмы, а риторические фигуры. Функция подобной риторики в политической жизни – отдельная тема. Коснемся ее лишь вскользь.

На первом этапе его вхождения в наш лексикон понятие империи использовалось, как правило, теми, кого принято называть «правыми». Говорилось об империи в превосходной степени, высказывалась тревога ввиду ее разрушения. Позже латынь заменили на русский, империю заменили державой. Держава, в основном, так и осталась у «правых». Империю отдали «левым». Если не исключать изначально возможность дискуссии, то обе стороны проиграли. Говорить плохо о державе и хорошо об империи у нас было не принято. Значит, и говорить не о чем. Оба понятия приобрели функцию не столько объяснительных средств, сколько блокировочных устройств. Оба они блокируют развертывание коммуникации, служа скорее опознавательным знаком «своего» и «чужого», ибо утверждение «он против державы», равно как и «он за империю» обрывает дискуссию. Единственный выход – доказывать, что ты в первом случае не против, а во втором – не за. Или же отказаться от любой дискуссии, что вполне нормально в политике, замещающей спор суррогатной риторикой, но не нормально в социальной науке, сколь бы политически ангажированной она ни была.