Политическая наука №4 / 2014. Массовый фактор в современной политике
Шрифт:
В целом можно констатировать, что в «старых» демократиях основной проблемой современного представительства является его демократическое обновление и дополнение политического представительства интересов граждан неполитическим, институционального – неинституциональным, опосредованных форм участия граждан в управлении обществом прямыми.
Что касается «новых» демократий, в том числе и российской, то их первостепенная задача – создание институциональной структуры политического представительства, присущей современным обществам и способствующей вовлечению граждан в политический процесс в качестве активных субъектов политического действия, а также формирование таких политических практик, которые способствовали институционализации представительства во всех его формах.
Учитывая
С точки зрения указанных в первой части статьи критериев представительства, во-первых, не обеспечивается политическое равенство в выборном процессе – как в период предвыборной кампании, так и в ходе самих выборов, когда кандидаты от разных партий имеют неравные шансы в конкурентной борьбе.
Во-вторых, сами выборы не соответствуют критерию «свободных и честных». Известные отечественные исследователи правовых аспектов теории демократии А.С. Автономов и А.В. Иванченко отмечают, что «пока ни один российский правовой акт не дает определения понятия “свободные выборы” и не защищает их от давления ветвей власти, которые объективно заинтересованы в их исходе. Вмешательство государственных органов в процесс проведения выборов подрывает их легитимность» [Российское народовластие, 2003, c. 117].
В-третьих, избранные органы власти не являются подотчетными своим избирателям, и, следовательно, граждане практически не влияют на их действия.
Серьезной проблемой для формирования российских политических институтов, в том числе и института представительства, является то, что «демократические ценности и институты остаются “фасадными”, а реальные политические практики регулируются неформальными правилами, которыми руководствуются как рядовые граждане, так и партийные и властные структуры» [Павлова, 2006, c. 530]. На разрыв между формальными и неформальным нормами как препятствие для институционализации практик политического представительства обращают внимание и другие российские исследователи [Панеях, 2003, c. 37–38; Линецкий, 2008, c. 350]. Формально существующие институты демократии и представительства воспроизводят неформальные политические правила и оказываются встроенными в моноцентричную систему власти, отчего меняется само их содержание [Павлова, 2006, c. 531].
Известный американский исследователь демократии Рассел Далтон полагает, что для «новых» демократий первостепенное значение имеет развитие институциональных форм представительной демократии, тогда как демократия участия для них неприемлема вследствие отсутствия корпуса компетентных, активных граждан [Далтон, 1999, c. 336–337].
Можно согласиться с Далтоном в том, что для демократической трансформации сложившегося в России политического режима необходимы компетентные и активные граждане. Их формирование, как представляется, в значительной мере связано с появлением массовой политики, т.е. вовлечением в политику большинства граждан (прежде всего, через механизмы демократического представительства), освоением ими демократических норм и ценностей, а также со способностью демократически ориентированных граждан к политическому действию.
Данные проведенного ОСПИ летом 2014 г. социологического обследования позволяют проанализировать проблемы, связанные с массовым участием граждан, их отношением к различным формам массовой политики, прежде всего к представительству, а также с теми нормами и ценностями, которыми руководствуются российские граждане в своем политическом поведении.
Отметим, прежде всего, что изменение российского политического и институционального контекстов в последние годы и в самые последние месяцы привело к заметным сдвигам в политических ориентациях наших граждан. Так, показательны ответы на вопрос: «Что более важно для России: развитие демократии или сильный лидер?». Если в опросе ОСПИ 2012 г., проведенном по аналогичной выборке, 44% респондентов поддерживали «развитие демократии», а 31% – «сильного лидера» [Гражданское и
политическое в российских общественных практиках, 2013, c. 102], то в 2014 г. распределение ответов практически «перевернулось» – соответственно 36 и 48%. Сокращение числа ориентированных на развитие демократии и, напротив, рост поддержки «сильного лидера» связано, видимо, с определенным разочарованием людей в том, как работает демократия в России, и востребованностью в массовом сознании в переломные для страны периоды архетипов «сильной руки» и т.п.Тенденцию к существенному снижению запроса на демократию дополняют изменения в отношении респондентов к политической конкуренции. В ответах на вопрос о пользе для современной России «конкуренции между различными политическими силами» или «единства различных политических сил» в обследовании 2012 г. соотношение между сторонниками конкуренции и приверженцами единства было, соответственно, 36 и 42%, а в опросе 2014 г. – уже 25 и 55%. То есть спустя два года примерное равенство позиций сменилось преобладающим перевесом приверженцев «единства») над сторонниками конкуренции. Характерно при этом, что доля «затруднившихся ответить» сохранилась на уровне 20%. Очевидно, что такое изменение в ориентациях стало следствием действий власти по мобилизации народной поддержки для легитимации курса на укрепление позиций государства, обоснованием которого стала защита от внешних угроз.
В данном контексте формирование института демократического представительства представляется весьма проблематичным. Тем не менее данные обследования говорят о том, что российские граждане демонстрируют востребованность представительства. Так, большинство (75%) респондентов ответили, что для них важно иметь возможность голосовать. 62% заявили, что всегда участвуют в выборах президента, и 43% – Государственной думы. В качестве побудительного мотива участия в голосовании около половины опрошенных назвали «желание реализовать свое право выбирать», а 32% – желание «влиять на политику страны». Таким образом, участие в выборах является привычной для граждан массовой практикой.
Однако для формирования института представительства принципиально важно, каково содержание самой процедуры выборов: делегирование властных полномочий подотчетным обществу демократическим представителям в рамках конкурентной политической системы или же голосование за представляющие власть политические партии. Во втором случае выборы фактически превращаются в плебисцит и предназначены лишь для легитимации власти 15 .
В данной связи показательны оценки респондентами политических партий, через которые, собственно, и реализуется представительство в демократической политической системе.
15
Исследовавший мотивации электорального поведения в ходе репрезентативных социологических исследований ФОМа Г.Л. Кертман определяет существующую в России модель электорального выбора «плебисцитарно-альтернативной», рассматривая ее как результат «адаптации традиционалистской политической культуры к институциональным инновациям» [Кертман, 2011, c. 106].
Так, лишь 31% ответивших считают, что в России есть политические партии, представляющие их интересы, тогда как 43% полагают, что таких партий нет. Между тем, по данным нашего обследования, в выборах в Государственную думу «всегда» или «иногда» участвуют около 80% респондентов. Следовательно, большая часть участвующих в выборах голосуют в условиях отсутствия каналов представительства их интересов и, таким образом, лишь легитимируют существующую систему власти. Значительное число (более 26%) затруднившихся в ответе на вопрос о партиях позволяет предположить, что они также не видят в партиях выразителей своих интересов.
Респонденты, всегда участвующие в выборах, вдвое чаще, чем респонденты, «голосующие иногда» или никогда не голосующие, полагают, что в России есть политические партии, которые действуют в интересах таких людей, как они. То есть активные избиратели в большей степени ощущают, что их интересы представлены существующими партиями (см. табл. 1).
Таблица 1
В целом же отношение к партиям, как и к другим политическим институтам, характеризуется низким уровнем доверия, который фиксируется всеми проводившимися нами обследованиями последних 15 лет (см. табл. 2).